— Но все-таки, — упрямо повторил Олег, засовывая пистолет в кобуру, — почему они нас не убили? И девочку тоже. Вы же уверены были, что она мертва.
— Хм. — Морозов с интересом глянул на нового сотрудника, так, будто впервые его увидел. — По первому вопросу — потому что мы не дали слабину, а они трусы. Нет, это не значит, что их не надо бояться, в темноте, да со спины, да десять против одного — они те еще хищники. Да и вообще стоит помнить о том, что страх в ряде случаев человеку не враг, а друг, надо просто его по уму использовать. А гули… Если им показать зубы и дать понять, что никто горло под клыки не подставит, да еще имя Джумы упомянуть, то шансы выжить велики. Что до второго вопроса… Меня тоже этот факт смутил. По всему они ей шею должны были сразу свернуть, чтобы не дергалась и не орала. Да и больно большая компания собралась для того, чтобы одну девчонку умыкнуть.
— Точно, — подтвердил Славян. — Два-три, ну пять — это нормально. А тут прямо орава. Они как бы ее делили вообще?
— Да еще старший при них был, — продолжил Саша, бросив окурок в мусорку, — что тоже показатель нестандартности ситуации. А, да, ты же не в курсе. Гули в большинстве своем тупое и вечно голодное стадо, живущее инстинктами. Но и среди них встречаются вполне себе осмысленные личности, которые и говорить умеют, и два плюс два сложат.
— Ты про того, который в галстуке? — уточнил Олег.
— Ну да. Он наверняка из свиты Джумы, и это тоже странно. Не пошел бы никто из ближников королевы против ее прямого приказа без особой нужды. Они ее до судорог боятся, потому что Джума моментально любого на ленты распустит за такое. Добавим сюда договор, по которому мы не видели их, они — нас, и вырисовывается весьма неприглядная картина.
— То есть, может, они ребенка не для себя украли? — предположил Олег. — А для кого-то другого?
— Или для чего-то, — продолжил его мысль Морозов, тоже вставая с лавочки. — Как вариант. Вот только если мы верно мыслим, то это очень и очень плохо.
— Почему?
— Потому что гули, как я уже сказал, ребята сильно недалекие, но зато крайне упорные. Они не меняют свои планы в том случае, если что-то пошло не так, и просто пробуют достичь той же цели снова и снова.
— То есть какому-то ребенку в городе сейчас угрожает опасность? — Олег понял, что имеет в виду Морозов, и услышанное ему очень не понравилось. Его вообще с самого детства раздражали ситуации, в которых он ни на что не мог повлиять, как бы этого ни хотелось.
— Именно, — вздохнул оперативник, подтверждая его опасения. — А город этот — Москва, и найти тот двор, где эти паскуды выберутся из темноты на свет, просто невозможно.
— Хуже нет, когда ты все знаешь, а изменить ничего не можешь, — сплюнул на асфальт Баженов. — Прямо все нутро выворачивает от бешенства.
— В любом случае — что мы сейчас могли сделать, то сделали, — подытожил Морозов. — Францеву доложим, свои предположения изложим, а он пусть дальше думает. Слав, заводи, поехали.
— А что тут думать? — удивился Ровнин, следуя за ним к «рафику». — Ты все Аркадию Николаевичу рассказываешь, он к этой Джуме идет и говорит ей…
— Не идет и не говорит, — развернулся к нему Морозов. — Ты же слышал, я им дал слово — что было внизу, осталось там. Мы не видели их, они — нас.
— Так ситуация же? — опешил Олег. — Нет, понятно, слово нарушать нельзя, это нехорошо и непорядочно, но речь идет о жизни человека. Ребенка! Может, даже не одного. И потом — этот гуль не тот… М-м-м-м… Даже не знаю, как его назвать. Не человеком же?
— Нелюдь, — подсказал ему Баженов, залезая на водительское сидение. — Гули — нелюдь. Бывает еще нежить, это немного другое.
— Ну вот. Он же нелюдь!
Славян расхохотался, даже постучал ладонью по рулю, так ему было весело.
— Что не так-то? — Олег почувствовал, что терпение начало ему отказывать. Слишком много всего спрессовалось в эти два неполных дня: бегство из родного города, жуткий сон в дороге, треволнения, связанные с новой работой, просто накопившаяся усталость, — это все давило жутко и вызывало дикое желание во весь голос заорать: «Как вы меня все достали!» — Я опять глупость сказал?
— Да нет, — отсмеявшись, ответил Баженов. — Просто ты снова ведешь себя в точности как я, но несколько лет назад. Прямо чиль в чиль! Правда, держишься куда лучше. Помню, я в какой-то момент чуть в драку не полез, потому что показалось, что надо мной издеваются. Орал, что не бывает так, чтобы все всегда держали свое слово! Ну невозможно же!
— А у нас вот так. — Морозов подождал, пока Олег заберется в микроавтобус, и закрыл дверь. — Сказал — сделай. Или наоборот — не делай. Если что-то обещал — расшибись, но выполни. Задолжал — непременно расплатись. И действует это правило, что важно, в обе стороны. Потому Францев о случившемся узнает, ему рассказать можно, поскольку он с нами одной крови, а вот Джума — нет. По крайней мере, не от нас точно. Это принципиальный момент.
— Ну-у-у-у-у, — задумался Олег. — У Аркадия Николаевича ведь наверняка связи большие, можно сделать так, что информация к Джуме попадет через третьи руки. Наверняка он такое может провернуть.
— Неплохой ход, — во взгляде Саши снова мелькнуло любопытство, — но тоже не наш случай. Это то, что называется «грязная игра», Францев никогда на подобное не пойдет. Как, кстати, и я.
— Неправильно это как-то все, — помолчав, заметил Олег, а после уставился в окно, разглядывая людей, которых на улице здорово прибавилось. Пока суд да дело, закончился рабочий день и народ устремился по домам.
— Не неправильно, — мягко поправил его Морозов. — Непривычно. Это разные вещи. Нужно время, Олег, вот и все. Новым людям наши правила, наш уклад всегда кажутся нелогичными, громоздкими или просто откровенно странными. Это — нормально. Поработаешь, пообтешешься, все поймешь. Где сам не поймешь — мы подскажем, поможем. Да, Славка?
— По-любому, — подтвердил Баженов. — А вообще, ты, Олежка, правильный пацан. Я же чуял, что тебя до пяток проняло, когда эти твари на нас ломанули. Но ты не побежал, даже не ойкнул, только предохранителем щелкнул. Мужик. Уважаю!
У Олега по-прежнему внутри бурлили и требовали выхода эмоции, но похвала нового коллеги была ему приятна.
— И потом — никто не говорит, что ты прямо везде и всегда теперь должен быть пай-мальчиком, — продолжил Славян. — Речь идет только о нашей клиентуре, а красивым девчонкам как дул в уши, так и дальше можешь это делать. Или там высокому начальству, если в чины выбьешься, наобещать чего угодно, а потом на это все забить.
— А среди вашей клиентуры все вот такие жуткие? — выдержав паузу, поинтересовался Ровнин. — Или еще хуже есть?
— Есть хуже, есть лучше, — охотно ответил Саша. — По-разному. И не стоит думать, что всякий раз дело будет доходить до драки, среди обитателей Ночи хватает и вполне дружелюбных существ. Там все как у нас. Мы разные — и они тоже.
— Как этот… Аджин Абрагим?
— Например, — подтвердил Морозов. — Но даже с такими ухо надо держать востро и всякий раз перед тем, как что-то говоришь, думать. Каждое твое слово может быть воспринято буквально, и за него придется после нести ответ. Знаешь ведь, как бывает? С пьяных глаз наобещаешь собутыльнику невесть чего, вроде «Да если что, я за тебя впрягусь, любому кадык вырвем». У нас наутро никто ничего не вспомнит, а вспомнит, так посмеется. А тот же Абрагим, случись у него какая-то нехорошая замутка, причем неважно, через день или через десять лет, придет к тебе и скажет: «Обещал вписаться в тему? Давай, пришло время». Ты, конечно, можешь отказаться, но тогда и он по отношению к тебе будет свободен от любых обязательств. Да и не обязательств тоже. Он может запретить тебе бывать в своем заведении, где решаются очень многие вопросы, он вправе говорить всем и каждому, что сотрудники отдела больше не хозяева своему слову. А новости в Ночи разносятся ох как быстро!
— Плюс в ней обитает масса личностей, которые постараются сделать так, чтобы об этом узнали все, кто только можно, — поддержал его Баженов. — Те же ведьмы. На редкость сволочное племя! Нас терпеть не могут, потому искренне радуются любой оплошности.
— Ведьмы? — оторвался наконец от окна Олег. — Да, помню, Лена про что-то такое упоминала. И что, они прямо на помеле и из печной трубы?
— Гоголь жил давно, сейчас все изменилось, — улыбнулся Саша. — Вместо помела иномарки, вместо печной трубы офисы в центре Москвы.
— Но суть не изменилась, — гаркнул из-за руля Славян. — И поверь, Олежка, лучше десять раз с гулями подраться, чем один с ведьмами дело иметь.
— Не может простить той девчонке свою новую прическу, — понизив голос, пояснил Морозов. — Хотя сам во всем виноват. Но в целом — да, и тут следует соблюдать осторожность. Может, даже и большую, чем обычно. Видишь ли, нежить и нелюдь прямолинейна в своих делах и словах, она не юлит и не пытается выставить черное белым. Как есть — так и есть. А эти — люди, как ты и я, со всеми недостатками, свойственными нашему виду. Добавь сюда невероятный эгоцентризм, желание всегда и во всем быть первыми, злопамятность и мстительность — и получишь среднестатистическую ведьму.
— И красоту, — добавил Баженов. — Чего не отнять — того не отнять. Среди них такие встречаются иногда, что дар речи можно потерять. Непонятно только — она такой родилась или чего-то с собой сделала?
Неизвестно, почуял ли Морозов, что новичок вот-вот сорвется и потому отвлек его от невеселых мыслей занятным разговором, или просто так получилось, но гнев, охвативший было Олега, его отпустил, и в желтое здание на Сухаревке он вошел уже во вполне нормальном настроении.
— О, мальчишки! — В дежурке обнаружилась Лена, качающаяся на стуле и сосредоточенно ширкавшая пилочкой по ногтям. — Как съездили? Все нормально? Пожрать ничего не прикупили по дороге?
Надо заметить, что за время отсутствия Олега в отделе в дежурке добавилось некоторое количество предметов. На до того пустом столе теперь лежали какие-то папки, транспортир, степлер, стоял стаканчик с ручками и кружка, на которой красовался пятилепестковый цветок с контурным изображением голубя внутри него, и сопровожденная надписью «Москва 1985». Ну а венчала все это великолепие зеленая лампа, внешний вид которой наводил на мысли, что ее, наверное, сам Лодыгин изготовил.