— Понятно. — Ровнин в очередной раз поразился тому, как быстро постоянный шутливый настрой его нового знакомого сменяется неожиданной серьезностью.
— Я потому и на сверхсрочную не остался, — добавил Баженов. — Понял, что скоро горбоносые друг с другом зацепятся, только под их спор наша кровь станет литься. Мне оно зачем? За Родину — это нормально, такая уж служба. Но за этих? И Кузьма так же решил.
— Вместе служили?
— Вместе, вместе, — подтвердил Славян, убирая фуражку обратно в шкаф, где Олег приметил и форму, на которой тусклым металлом блеснули то ли какие-то значки, то ли награды. — И уходили в одной партии. Ладно, раздевайся, и пошли картошку чистить. Вот, треники возьми, не в труханах же тебе рассекать? Не волнуйся, стиранные.
До того момента, когда картошка на сале дожарится, Олег не дождался. Две рюмки водки, которые он принял на грудь даже охотно, забыв о своей неприязни к алкоголю, и усталость сделали свое дело, он заснул прямо на табуретке, сам того не заметив. И не проснулся даже тогда, когда похмыкивающий Баженов дотащил его до дивана, на который и сгрузил, подсунув затем под голову подушку. И когда он, смолотив под водку половину жарехи, разбирал для себя жутко скрипящую раскладушку, Ровнин не вынырнул из забытья. Впрочем, в этом был и плюс, на этот раз Олегу не снились кошмары — ни рожи гулей в темноте подземелий, ни убитый днем ранее Малик Алирзаев.
Мало того, наутро хозяин дома еле-еле его разбудил. Славяну не помогли ни вопль «Застава в ружье», ни щекотание пяток, гость ни вы какую не желал просыпаться.
— Да что, мне, как мама, теперь говорить: «Олежка, в школу опоздаешь»? — возмутился Баженов под конец, приволок из кухни чайник и вылил половину находящейся в нем воды на голову юноши.
— Ай! — наконец-то открыл глаза тот. — Ты чего?
— Того, — Славян отпил воды из носика. — Радуйся, что вскипятить не успел, что тут холодненькая. Я бы мог, с меня станется.
— Блин. — Олег тряхнул головой, от нее в разные стороны полетели брызги. — Так растолкать же можно?
— Ага, как же. Ты, Олежка, не ту службу выбрал, тебе следовало бы с таким сном в пожарные идти. Полгорода сгорит, а ты разве что на другой бок перевернешься. Давай дуй в ванную, нам через полчаса выходить.
Несмотря на то что пробуждение оказалось не самым приятным, в целом Олег чувствовал себя прекрасно. Он принял душ, побрился, как следует позавтракал и, самое главное, в его жизни появилась хоть какая-то, но стабильность, которой вчера в это время даже и не пахло.
Плюс новые коллеги, которые ему очень нравились. Казалось бы — меньше суток он их знает, а вот, как-то прикипел душой. Почему, отчего — Ровнин даже сам себе ответить не смог бы. Ясно, что не из-за того, что приняли хорошо, без насмешек и розыгрышей, или потому, что Баженов его к себе переночевать пустил. Тут было нечто другое, такое, что Олег и сформулировать бы не смог. Он просто знал — сейчас он свой среди своих. Вот так.
Ну и конечно, новая одежда Олега очень радовала. Сильно он себе в ней нравился, даже в зеркало перед выходом вроде как невзначай еще раз глянулся.
В отделе все было так же, как и вчера, только Францева на крылечке не оказалось. Но зато внутри, в дежурке, обнаружился незнакомый Ровнину мужчина лет тридцати, невысокий, круглолицый, со светлыми, почти белыми волосами.
— Здорово, Савва, — поприветствовал его Славян, и Олег сообразил, что видит того самого Свешникова, которого вчера несколько раз поминали его коллеги в разговорах. — Чего, разобрался с проклятием?
— Молчи, грусть, — отмахнулся тот. — Хуже нет, когда некоторые молодые ведьмы думают, что уже все знают и умеют, а потому лезут туда, куда не нужно. В результате и им хреново, и нам работы подваливает. Всех плюсов только то, что Фомина, зараза старая, у меня в долгу теперь. Договорились все спустить на тормозах, причем с ее подачи.
— С паршивой овцы, — покивал Баженов, а после пояснил Олегу: — Людмила Николаевна Фомина — глава ковена, под ней… Ладно, потом объясню. Да! Савва, это Олежка. Новенький. Олежка, это…
— Савва, — вместо него продолжил оперативник, пожимая Ровнину руку, — Свешников. Я про тебя уже знаю, мне Тит Титыч доложил.
— Доброе утро! — подал голос последний, выплывая из-за шкафа. — Как есть рассказал.
Хлопнула дверь и в отдел вошел Францев, окинул всех взглядом и произнес:
— Всем привет. Через пять минут — у меня.
Оперативники разноголосо его поприветствовали, но начальник отдела, не слушая их, отправился к себе, наверх.
— Сдается мне, денек будет еще тот, — поглядев ему вслед, нараспев произнес Савва. — Главное, понять — мы напортачили или кто-то другой?
— По Командору поди пойми, — вздохнул Баженов. — Ну чего, перекурим, и на разбор? Олежка, ты с нами?
Глава 11
— Угощайся. — Свешников протянул Олегу раскрытую пачку сигарет, и тот, подумав, вытянул из нее одну. Во-первых, было неудобно отказываться, во-вторых, глупо стоять, когда все курят, а ты нет.
— О, Ревина чешет, — сообщил коллегам Славян, щелкнув «зипповской» зажигалкой. — Все прямо как у Юры Хоя — «сверкают ноги в солнечных лучах». Так бы глядел и глядел. А еще лучше — пощупал.
Правды ради Елена, сменившая брючный костюм на короткую, сильно выше колен юбку и светлую блузку, выглядела на самом деле здорово, Олег даже на нее загляделся.
— Слюну подбери, — посоветовал Баженову Савва, усаживаясь на верхнюю ступеньку небольшой лесенки. — Сто раз говорил — ничего тебе тут не обломится. Прими как факт — встречаются в жизни женщины, которые, как ни бейся, твоими не станут. Можно даже не пытаться.
— А я тебе в сто первый раз повторю — терпение и труд все перетрут. Здорово, Ревина. Соскучилась по мне?
— Уж-ж-жасно! — не скрывая ехидства, ответила Елена. — Доброе утро, мальчики. О, Олежка, да ты приоделся? Красивый какой стал! С тобой теперь, если что, в приличное место сходить не зазорно. Или на вечер встреч выпускников, чтобы одноклассницы обзавидовались.
— Да ладно тебе! — чуть смутился Ровнин, который с радостью осознал, что может курить без особого отвращения. Не то что в прошлый раз, ночью, у автобуса.
— Серьезно говорю. — Лена взяла его под руку, при этом парень ощутил тонкий цветочный запах духов, исходящий от нее. — В следующий раз пойду, тебя с собой возьму. Ой, да ты еще и краснеть не разучился? Какая прелесть!
— Не сбивай мальчонку с верного пути, — приказал ей Славян. — А ты, Олежка, ее не слушай. Она тебя плохому научит!
— Ну, вообще все ровно наоборот, — философски заметил Свешников, ловко выпуская сизоватые кольца дыма.
— В смысле? — уточнил Баженов.
— Плохому, скорее, ты его научишь. Водку пить, сквернословить, шляться, где не нужно, и сначала делать, а потом думать. А Ленуська другое дело. Она даст новенькому тот опыт, который называется приятным.
— И ты козел, и ты козел, — наманикюренный пальчик девушки по очереди показал сначала на одного оперативника, потом на другого, — а ты, Олежка, прелесть. Одно плохо — пара-тройка месяцев, и ты от этих оглоедов ничем отличаться не станешь. Жаль!
— Как говорил Блез Паскаль, «мы должны питать жалость друг к другу, но к одним жалость должна рождаться из нежности, к другим — из презрения», — произнес Савва. — У тебя к Олежке какое чувство из перечисленных сильнее?
— Пока никакое, — было заметно, что Ревина начала злиться, — но вот ты — бесишь. Такое утро было хорошее, блин! Эрудит хренов!
И девушка зашла в здание, громко хлопнув при этом дверью.
— За что ты ее так? — поморщился Баженов. — Какая между вами кошка пробежала?
— Никакая. Просто не люблю, когда она начинает перья распускать, дабы себе самой доказать, что лучшая и все ей должны восхищаться. Ладно где-то в кабаке или, там, в театре. Желаешь приключений на свою пятую точку — пожалуйста. Тут-то зачем? К чему парня с панталыку сбивать? А если Олежка в нее втрескается? Как тогда?
— Не собираюсь я, — заявил Ровнин, понявший, куда гнет белобрысый оперативник. — Зачем? У меня девушка есть.
— Девушка в… — Савва пощелкал пальцами. — Откуда ты? Мне Титыч не сказал.
— Из Саратова.
— Вот. Девушка в Саратове осталась, потому считай, что ее у тебя уже нет. И тебя у нее тоже. Любовь на расстоянии случается только в кино и книгах, в жизни подобное большая редкость. А тут вон наша королева с Сухаревки ногами длинными раскидывает перед тобой. И как устоять? Ты же не из железа сделан.
— Савва, все, заканчивай проповедь. — Баженову явно был неприятен этот разговор, он спустился с лестницы и затушил сигарету о край урны. — Ленка нормальная, это просто ты женоненавистник.
— Я реалист, — возразил Свешников, поднимаясь со ступеньки. — Еще Виктор Гюго говорил что?
— Что? — устало спросил у него Славян.
— «Меняйте ваши мнения, сохраняйте ваши принципы: меняйте листья, сохраняйте корни». А мой принцип таков — на работе — работа, остальное от лукавого. Пошли к Францеву, пять минут уже истекли.
Он зашел в здание, за ним последовал Баженов, на ходу сообщивший Ровнину:
— Савка у нас реально эрудит, Ревина все правильно сказала. Постоянно каких-то гениев прошлого цитирует, так что ты не удивляйся.
— Рад бы, только пока так себе получается, — признался ему Олег. — Но я со временем привыкну!
— Ну, не настолько Савва и чудной, чтобы вот так реагировать.
— Я вообще про все.
— А, ну это нормально. Здоров, теть Паша!
— Морозов уже у Аркадия, а вы где-то бродите, — недовольно пробурчала уборщица, натиравшая тряпкой перила лестницы. — Бардак!
— Здрасьте, Павла Никитична, — поприветствовал ее и Олег.
— Доброе утро, — ответила старушка. — Ну вот, на человека стал похож. А то вчера точно бедный родственник из провинции выглядел.
— Стараемся, — гаркнул Славян уже со второго этажа. — Умыли, приодели.
— Особо вперед пока не лезь, — придержав Ровнина за локоть, негромко велела ему старушка. Именно что велела, это были не совет и не просьба. — Сначала узнай, после пойми, потом научись, а уж дальше — геройствуй. Хотя лучше и после того с пистолетом на танк не переть. Умереть — легко, жить куда сложнее. Но для дела — нужнее. Усвоил?