Она сунула косточку в горшок с геранью, утопив ее в землю пальцем, встала, подошла к высокому шкафу, стоящему у стены, забавно сморщив лицо, пошарила за ним рукой и вытащила свернутую в рулон карту.
— О! — показала она ее юноше. — Сама когда-то ей пользовалась, пока в городе не освоилась. Сейчас найдем мы твою улицу, Олежка. И вообще — не печалься, это не служба.
— А что тогда?
— Службишка, — пояснила Ревина. — Съездил-вернулся, всего делов. А служба будет впереди!
Нельзя сказать, что ее слова очень сильно приободрили юношу, но выбора у него не было, потому изучил маршрут, поблагодарил Лену за помощь и отправился в путь. Единственное, перед этим в дежурке разжился толстеньким блокнотом и ручкой, благо и то и другое обнаружилось в ящиках стола. Память, конечно, тренировать надо, но пока Олег ей не слишком доверял, потому не хотел растерять те крупицы знаний, которые вчера и сегодня ему перепали.
Собственно, всю дорогу он и занимался тем, что переносил их в блокнот, который разделил на три части. В первую заносил имена и двумя-тремя словами обозначал суть их обладателя. Во вторую — не до конца понятные, но важные, как ему казалось, понятия вроде Покона и сути кладов. Ну а третья, с условным названием «Адреса», увы, осталась пустой. Запомнить-то места он запомнил, но как называется улица, на которой стоит клуб Арвида, какой номер у дома — поди знай. Ну и еще два десятка страниц в конце оставил для заметок, без которых наверняка ему никак не обойтись. Например, прямо сейчас, в сумасшедшем доме.
Что же до любопытных, но непонятных случаев, совпадений и происшествий — под них Ровнин решил завести отдельную тетрадь, которую таскать с собой не собирался. Пусть она в отделе лежит, так оно правильнее выйдет.
Что до дома скорби — тут снова ему повезло. Особо долго бродить по незнакомым улицам не пришлось, поскольку он не сильно далеко от метро и находился. Где-то руководствуясь воспоминаниями о намеченном маршруте, где-то прибегая к помощи немолодых местных жителей, охотно подсказывающих дорогу вежливому молодому человеку, он буквально минут за десять добрался до серого типового больничного здания, окруженного высоким, в два роста, металлическим забором.
Удостоверение и упоминание того, что он идет к Либману, лихо делали свое дело, ни на КПП, ни позже на территории никто ему не говорил: «Мальчик, а ты тут зачем?» или «Чужие тут не ходят», напротив, персонал охотно указывал дорогу, а под конец немолодая, но еще интересная как женщина медсестра даже довела его до двери главврача.
— Лев Аронович? — Постучав в дверь и услышав приглушенное «да-да», Олег вошел в просторный и светлый кабинет, стены которого были увешаны какими-то дипломами в рамках. — Лейтенант Ровнин. Я по поручению Францева Аркадия Николаевича.
— Как вы скоренько, молодой человек, — удивился мужчина, сидящий за большим столом, на котором аккуратно, в несколько ровных стопочек были разложены бумаги и папки. — Я думал, завтра Аркадий кого-то пришлет. Или послезавтра.
Главный врач сего невеселого заведения был уже немолод, плотен телом, курчав и сед волосом, а также забавно выговаривал букву «р», периодически превращая ее в «г». Олег в анекдотах про евреев такой говорок, конечно, слышал, но сам в жизни с подобным до того не сталкивался.
— Начальство отдало приказ, я выполняю. — Ровнин показал медику удостоверение. — Что у вас случилось?
— Экий бравый служака! — Либман сложил руки на животе и с интересом оглядел юношу. — Прямо стойкий оловянный солдатик! Хорошо! Компоту не желаете?
— Чего? — Олегу показалось, что он ослышался.
— Компоту, — миролюбиво повторил Лев Аронович и рассмеялся. — Ну вот, уже человеческие интонации появились. И удивляться мы умеем. Очень хорошо.
Надо было что-то сказать, но что именно — неясно, поскольку Олег не очень понимал, как на услышанное реагировать. Вроде бы шутка, надо улыбнуться, но место здесь такое, где ни в чем уверенным быть нельзя. Потому сначала он рот открыл, после закрыл и жалобно заморгал.
— У вас, молодой человек, служебного рвения еще много, а опыта общения пока маловато, — пояснил главврач. — Это нормально, у меня самого ординаторы такие же. Не все, но в большинстве. Главное что?
— Что? — обреченно уточнил Ровнин.
— Перевести ваше сознание с казенных рельсов на обычные, человеческие. Тогда вы перестанете мыслить страницами учебников, определениями и в вашем случае законами, а после попытаетесь меня просто услышать. Как человек человека. Так что насчет компота? А еще, если желаете, могу предложить суп и второе. У нас как раз обед недавно кончился, все еще теплое. Сегодня вроде рассольник и котлетки. Не помню, правда, с каким гарниром.
Совсем уже обалдевший Олег уселся на стул напротив толстячка.
— Так как? — улыбнулся тот. — Вы молоды, работа у вас из тех, которая много сил забирает, потому, наверное, все время хотите есть.
«Может, права соседка тетя Мила?» — подумалось Ровнину. Ну, в том, что в Москве все зажрались? Просто его вот сегодня весь день кормят, причем совершенно незнакомые люди. То есть еды тут прямо сильно много.
— Просто себя помню во время оно, — продолжал тем временем свои речи главврач. — И днем, и ночью голод не отпускал. Сплю — снится, что есть хочу. Проснусь — точно. Хочу.
— Нет-нет, я пообедал уже, — отказался Олег. — Спасибо. Вы лучше расскажите, что у вас случилось. И желательно поподробнее. С деталями.
— Ну, как желаете, — покладисто согласился Либман. — Итак, что мы имеем?
Он взял одну из папок, показал ее оперативнику, а после произнес:
— Старыгина Галина Алексеевна. Предварительный диагноз маниакальный психоз, доставлена к нам в фазе психотического расстройства, со всеми соответствующими данному заболеванию признаками, то есть сильным возбуждением, неадекватным поведением, повышенной агрессивностью, а также потерей связности мысли. Не скажу, что это большая редкость, подобное встречается в этих стенах часто, причем в последние годы все чаще.
— И? — поняв, что это еще не конец рассказа, поторопил замолкшего врача Ровнин.
— А дальше началось немного странное. — Лев Аронович хихикнул. — Забавно подобное звучит в этих стенах, согласитесь?
— Так-то да, — признал юноша.
— Для начала — избирательность агрессии. В этой фазе если она проявляется, то носит массовый характер. То есть больной воспринимает как личную угрозу любого человека, а особенно того, который пытается лишить его свободы. Галина Алексеевна же стремилась нанести увечья исключительно своему супругу, санитаров же, которые ее вязали, при этом пальцем не тронула. Оскорбляла, угрожала, плевалась — да. Но никакого физического сопротивления, даже не поцарапала никого. Зато мужа она чудом не прикончила, тот остался в живых исключительно по причине хорошей личной подготовки. Бывший военный, десантник, их такому учат. Отделался парой порезов на руках.
— Что еще? — Олегу очень нравилось то, что этот врач излагает все понятным языком, не сыпля медицинскими терминами.
— А дальше еще интереснее. Через какое-то время оказалось, что это не маниакальный психоз, все признаки его исчезли, точно их не было, зато налицо стандартное диссоциативное расстройство идентичности. Чтобы не морочить вам голову, скажу так: тоже хворь не из приятных, в народе ее называют «раздвоение личности». Разумеется, это очень упрощенная формулировка.
Олегу очень захотелось поторопить Льва Ароновича фразой вроде «Люди иногда с ума сходят, ничего не поделаешь», но делать этого не стал.
— Понимаю-понимаю, — ласково улыбнулся главврач. — Потерпите чуть-чуть, мы почти добрались до сути вопроса. Просто без преамбулы никак, в ней вся соль. Собственно!
Он взял еще одну папку и положил на первую.
— Антошкина Ольга Яковлевна. Доставлена в фазе психотического расстройства, позже поставлен диагноз диссоциативное расстройство идентичности.
— О как, — заинтересовался Ровнин.
— Эткина Маргарита Исааковна. Доставлена в фазе психотического расстройства, последующий диагноз диссоциативное расстройство идентичности. И вот эти двое — тоже. У каждой в анамнезе попытка убийства мужа, но при этом ни одна из них не проявляла никакой агрессии по отношению к другим людям. И, что характерно, ни у одной из них нет никаких улучшений, каждая от выздоровления далека так же, как в тот день, когда была доставлена. Ну, кроме Эткиной, по ряду объективно-временных причин.
— А их прямо одну за другой привезли? — уточнил Олег. — Может, массовый психоз?
Если честно, он не очень точно представлял, о чем именно говорит, но данное выражение чудно монтировалось в ситуацию.
— Хороший вопрос, — похвалил его Либман, — но нет. Первой к нам попала Старыгина, остальные позже. Интервал в месяц-полтора, у кого больше, у кого меньше. Случись оно одно за другим, я бы точно обратил внимание на подобный казус. А тут перерывы, плюс я, признаюсь, не прямо всех пациентов осматриваю, вот так и вышло. Непосредственно Эткину привезли позавчера, и вот тут я вспомнил, что она не первая такая, что случалось такое ранее. Поднял документацию, потом подумал да и позвонил вашему руководителю. Есть в этом всем что-то неправильное, не медицинское… Скорее, тут случай по вашему профилю, если вы понимаете, о чем я.
— Понимаю, — не стал кокетничать Ровнин. — А дела можно посмотреть?
— Карты, — поправил его медик и подвинул стопки поближе к посетителю. — Извольте.
Изучение документов у Олега заняло времени куда больше, чем он предполагал. Если в каких-то картах худо-бедно написанное разобрать можно было, то парочку, такое ощущение, что стенографист заполнял. Или просто шаловливый ребенок морскую волну на строчках изобразил, а после его творчество за официальную бумагу выдали. С учетом места, может, и не ребенок, а какой-то местный постоялец.
— Вот это непонятно, — в сотый, наверное, раз прибег к помощи Либмана сотрудник отдела, чувствовавший себя из-за этого немного неловко.