— Что да — то да. — Васек подошел к окну и глянул в него. — Стоят родимые. Ждут.
— Минералки хочешь? — спросил у него Сан Саныч.
— Налей, — согласился оперативник. — Они ждут — и мы ждать станем. Только каждый своего.
Емельяныч появился минут через десять, он вошел в кабинет явно довольный собой и потирая волосатые руки.
— Сложилось? — утвердительно поинтересовался у него Сан Саныч.
— Любит тебя Боженька, Ровнин, потому давай не куксись. — Подполковник подошел к Олегу и потрепал его по волосам. — Марк на месте оказался, а при его должности такое нечасто случается. Если честно, думал, что придется ему домой, мля, звонить, чего не хотелось бы. И совещания у него никакого не оказалось, и соединили сразу, и выслушал он меня. Вот все же правду говорят — коли с самого начала присутствует в человеке оперская косточка, то какие бы погоны ему на плечи ни легли, никуда она не денется. Есть оно, есть братство ментовское. Никакие перестройки с демократиями его не сожрут.
Судя по всему, их начальник в своем кабинете на радостях ахнул пару стопок, поскольку глаза его заблестели, лоб снова покрылся испариной, а запах водки и лаврового листа расцветился новыми нотками.
— Чего сказал-то? — поинтересовался Васек. — Если в деталях?
— Ты не наглей, мля, — велел ему подполковник. — Нашел, понимаешь, баечника!
— Так одно дело делаем! — и не подумал тушеваться опер.
— По ситуации сказал, что решение мы приняли правильное. Парень наш, понятно, накосорезил, но по молодости всякое случается. Тем более что стрелял вторым. И вообще — если так каждого нашего на ножи отдавать, скоро работать некому будет.
— Резонно, — отметил Сан Саныч. — Вот что значит столичный руководитель. В корень зрит! В самую мякотку.
— Кадровый недобор у них наличествует, мест полно, — продолжил Емельяныч. — Понятно, что в центре Москвы тебе делать нечего, потому обещал он пристроить тебя, Ровнин, в какое-то Перово. Сказал, что в те края не то что джигиты-мстители не доберутся, туда даже не всякая проверка ехать соглашается. Я про такое не слыхал никогда, но, думаю, что-то вроде нашей Рокотовки, которая в Заводском районе. Ну, где кладбище несанкционированное недавно обнаружили, на котором половина пропавших без вести лиц за последние лет пять лежит. Туда, может, и доберешься, а вот оттуда — уже не факт. Для тебя, Олежка, такой расклад — самое оно.
— И то верно, — вновь поддержал его Нестеров. — Ты же хотел работы побольше да поинтереснее? Вот она тебе в руки сама и пришла.
— А кем? — подал голос Ровнин.
— Не знаю пока, — признался Маркин. — Не спросил. Может, опером в тамошнее ОВД, может, участковым на землю. Да какая разница? Главное — там у тебя шансов уцелеть больше, чем здесь.
— И очень прошу — больше не косячь, — попросил его Васек. — А то правда в следующий раз на Чукотку придется валить. Посиди спокойно какое-то время, а за него тут, глядишь, все и устаканится. Может, окраинные сраться перестанут и кавказов перебьют к нехорошей маме или осетины расстараются. Они со своей паленой водкой крепко в город вошли, а Алирзаев, насколько мне известно, тоже по ней работать собирается.
— Не было печали, — проворчал начальник ОВД. — Одна радость — заводы свои они не на нашей земле ставят, а то вообще хоть вешайся. И ведь не сделаешь ничего, их кто-то очень серьезный из мэрии крышует.
— А может, через полгодика Алирзаева некто, оставшийся для следствия неизвестным, просто завалит ночною порою. — Васек очень светло, почти лирично, улыбнулся. — Два в спину, контрольный в голову, штука обычная, штатная. Сколько подобных дел за последние года три в архив с «отказниками» ушло? Не сосчитаешь.
— У меня в сейфе прямо сейчас таких четыре лежит, причем в одном ни убийцы неизвестны, ни личность убитого, — подтвердил Сан Саныч. — Все никак не соберусь заняться.
— И здесь то же самое запросто случится. А его бойцам, Олежка, ты не всрался. У них дела поважнее появятся, они сразу начнут выяснять, кто теперь самый главный. Про тебя просто не вспомнят.
— Это мне уже объяснили, причем почти такими же словами, — грустно сказал Олег. — Петр Емельяныч, ехать-то когда?
— Сейчас, — немного удивился тот подобному вопросу. — Когда же еще?
— Поезд ему не подходит. — Обсуждение перешло в практическую плоскость, потому в голосе Васька появились деловые нотки. — Они, конечно, не чекисты, но чем черт не шутит? Там же регистрация, то есть палево. Можно, конечно, попробовать договориться с проводником, но не хотелось бы. Да и на вокзале кто-то может топтаться. Надо тебе, друг сердешный, дергать в Энгельс, а уж оттуда до Москвы ехать на автобусе. Оно и проще, и спокойнее, и не так уж долго. Где-то полсуток пути, не больше. Купи кроссворд и пирожков полтора десятка, вот дорогу и скоротаешь.
— Только не с мясом! — икнув, влез в беседу Сан Саныч. — Брал я их пару лет назад на той автостанции, понимаешь… До сих пор от одного запаха воротит!
— Спасибо, — вздохнул юноша, загрустив от того, что даже с родителями не попрощается.
Собственно, он вот так, чтобы надолго, вообще никогда еще из дома не уезжал. Неделя-две — максимум. Еще в детстве ездил в пионерлагерь, но там его мама навещала.
— Пистолет сдай, — постучал по столу пальцем подполковник. — Это раз. Два — рапорт о случившемся нужен.
— Уже готов. — Ровнин пододвинул ему исписанный листок, а сверху придавил его табельным макаровым. — И вот еще мой рапорт о реализации оперативной разработки. Сан Саныч сказал, что он тоже пригодится.
— Верно сказал, как без него. — Емельяныч мельком глянул полученные документы, а после уставился на Олега. — Ты чего удумал, мля? Раздеваешься на кой?
— Кобуру снять надо, — пояснил Ровнин, стягивая с плеч куртку. — Она казенная, мне ее выдавали под роспись.
— Тогда ладно, — смахнул со лба пот подполковник. — А то уж подумал, что ты от расстройства совсем того…
— Чуть не забыл. — Васек достал из внутреннего кармана своей кожаной куртки сложенные вчетверо листы. — Свидетельские показания. Нашел парочку видоков, они от начала до конца представление наблюдали. Сначала, конечно, ерепенились, боятся, как и остальные, что за длинный язык может прилететь по голове, но я нашел кое-какие аргументы.
— Ну и все. — Подполковник разгладил протоколы и положил их к остальным документам. — Если кто нагрянет проверять, бумаг за глаза хватит. Ну и еще чем-нибудь подложимся потом. Что ты мнешься, Ровнин?
— Удостоверение, — пояснил молодой человек. — Его тоже сдавать?
Делать это ему очень не хотелось. Во-первых, он к красной книжечке привык и сам себе с ней очень нравился. Во-вторых, тогда он оставался вообще без хоть каких-то документов.
— Не надо, оставь при себе, — покачал головой начальник ОВД и протянул Ровнину листочек, наполовину исписанный его размашистым почерком. — Ксива все же, какая-никакая, а защита в пути. После в Москве сдашь. Вернее, заменят ее тебе на тамошнюю, как в штатное расписание включат. Да, вот чего не сказал! Марк сам тебя не примет. Но оно и ясно, не хватало ему еще с каждым летёхой лясы точить. Подъедешь по адресу, что на бумажке, с проходной наберешь внутренний номер, вот этот, ответит тебе Антонина Макаровна. Объяснишь, кто ты, откуда, а дальше что скажут, то и делай. Все понятно?
— Понятно. — Минуту назад понурый Олег вдруг чуть приободрился. Просто в его жизни снова появилась хоть какая-то ясность, а это не могло не радовать. Человеку, особенно тому, который только-только ворвался во взрослую жизнь, всегда надо точно знать, куда и зачем он идет, поскольку наличие цели придает уверенность в себе. — Единственное — в Энгельс-то мне как попасть?
— Так я подброшу, — пояснил Васек. — Что тут ехать? В десять вечера уходит автобус на Москву, вот на нем и отправишься. Даже кроссворды не нужны, просто продрыхнешь почти всю дорогу.
— Времени девять, — глянул на часы Нестеров. — Поторапливайтесь, ребятки.
— А? — Олег потыкал оттопыренным большим пальцем правой руки себе за спину, намекая на сторожей за окном.
— Через детский сад уйдем, — улыбнулся его коллега. — Там-то нас никто не ждет.
Неизвестно кому пришла в голову идея ставить рядом здания ОВД и детского сада, но те, кто возводил этот район, поступили именно так. Мало того — эти полярные по своей сути заведения обладали одним подвалом на двоих, чем сотрудники милиции время от времени пользовались, особенно когда нужно было, как сейчас, незамеченными уйти из здания.
Впрочем, случались и обратные визиты. Как правило, обе двери, отделяющие милицию от педагогики, были закрыты, но вечно спешащие куда-то сотрудники то и дело забывали о том, что щеколды не просто так придумали или руководствовались какими-то другими умозаключениями. Вот потому как-то раз парочка особо шустрых огольцов из подготовительной группы отыскала переход, не побоялась пройти по нему, темному и страшному, а после оказалась на территории закона и порядка. И все бы ничего, если бы каждый из этой парочки, состоящей из глазастого пацаненка и девчушки с бантиками, не держал в руках по початку вареной кукурузы, которую им давали на обед, а младший сержант Котенков, что нес вахту на входе, аккурат накануне по видику фильм «Дети кукурузы» не посмотрел, усидев при этом в одну калитку поллитровочку беленькой под тещины огурчики. А тут еще, как назло, на улице откуда-то грозовые тучи натянуло, отчего белый день изрядно померк.
Стоит, значит, Котенков, смотрит через окна дверей на улицу, где ветер вихорьки из пыли по асфальту гоняет, и слышит за спиной писклявое:
— Дядь, а дядь. А у тебя автомат настоящий?
Оборачивается он, а перед ним парочка малышей с кукурузинами в руках, лица у обоих серьезные, и главное — взгляд какой-то недобрый. А тут еще гром с небес шандарахнул! Вот у кого в такой ситуации нервы не сдадут? Особенно если с хорошего похмура…
Впрочем, так и осталось тайной, кто кого больше напугал — дети Котенкова или наоборот. Просто после дикого, рвущегося из самого сержантского нутра вопля неугомонные малыши так припустили по коридору в сторону спасительного перехода в родной и уютный детский сад, что догнать их возможным не представлялось. А уж опросить — тем более.