Предположительный характер свидетельства относится только к самому намерению Рылеева учредить «управу» из морских офицеров, но, очевидно, не имеет отношения к сообщению о Матюшкине: как раз его, согласно утверждению автора показания, в тайное общество уже приняли (Рылеев «уже начал принимать флотских членов»). Именно фамилию Матюшкина запомнил Бестужев-Рюмин, как одного из первых принятых в тайное общество в Петербурге флотских офицеров.
Насколько авторитетно свидетельство «южанина» М. П. Бестужева-Рюмина, касающееся Северного общества, с которым он не был связан? Показание прямо отсылает на слова М. И. Муравьева-Апостола. Последний находился с июня 1823 г. по август 1824 г. в Петербурге в ранге полномочного представителя южан при Северном обществе, и, таким образом, являлся человеком, очень хорошо осведомленным в делах этого общества[1049]. Прием Матюшкина в этом случае мог состояться в промежутке времени между началом 1824 г., когда он возвратился из экспедиции по описи берегов Ледовитого океана и находился сначала в Москве, где встречался со своими лицейскими товарищами (в том числе И. И. Пущиным; об этих последних встречах перед 30-летней разлукой вспоминал Пущин в поздней переписке 1852–1854 гг.[1050]), а затем отправился в Петербург, – и до августа 1824 г., когда Матвей Муравьев-Апостол покинул Петербург.
И. Пущин активно привлекал своих лицейских товарищей к участию во вновь созданном Северном обществе, – можно вспомнить в этой связи В. Д. Вольховского, бывшего члена Союза благоденствия, в октябре 1823 г. принявшего участие в совещании на квартире Пущина, где обсуждались уставные правила Северного общества и ранний вариант проекта конституции Н. М. Муравьева[1051].
Известно, что Матюшкин со своей стороны был хорошо осведомлен о дружбе Пущина и Рылеева; об этом свидетельствует его письмо к Е. А. Энгельгардту от 19 октября 1826 г.: «Нет, Пущин не может быть виноват, не может быть преступником. Я за него отвечаю. Он взят по подозрению и по пустому подозрению – дружба его с Рылеевым, слово, сказанное неосторожно, но без умысла». Далее следует весьма любопытная фраза: «Признаюсь Вам, Егор Антонович, когда я прочел его в списке, я думал, что и я виноват, я его так любил, так люблю»[1052]. Не исключено, что в этом письме Матюшкин, не имея возможности раскрыть все обстоятельства дела перед своим бывшим наставником, переписка с которым носит очень личный и откровенный характер, соотносил собственную осведомленность о тайном обществе, а возможно, и собственное согласие быть его членом, данное в 1824 г., с теми связями, которыми интересовалось следствие[1053].
Несомненно, участие Пущина много содействовало вступлению в тайное общество Матюшкина, – как одного из первых морских офицеров, принятых в «морскую» управу[1054]. Не мог ли его лицейский товарищ и ближайший друг Пущин, совсем недавно (середина 1823 г.) принявший в Северное общество К. Ф. Рылеева[1055], сообщить в Москве Матюшкину о существовании общества, а затем, при отъезде его в Петербург, направить к Рылееву, для окончательного приема? В этом случае можно легко объяснить и знакомство Матюшкина с Рылеевым, и дальнейший путь бывшего лицеиста в декабристское общество.
Итак, следует отметить, что согласно показанию Бестужева-Рюмина, Матюшкин был принят в общество в Петербурге, поэтому роль Пущина могла ограничиться лишь «подготовкой» к принятию.
М. Муравьев-Апостол в 1824 г. лично познакомился с Матюшкиным. Он встречался с ним в Петербурге и слышал его рассказы о сибирской экспедиции. Об этом прямо свидетельствует И. Пущин, который в своих письмах из Ялуторовска (1852 г.) передавал Матюшкину поклоны от Муравьева-Апостола: «Со мной здесь один твой знакомец Муравьев-Апостол… он тебя видел у Корниловича, когда ты возвратился из полярных стран; шлет тебе поклон…»; «Приветствует тебя Матвей Муравьев, он помнит твои рассказы по возвращении из сибирской экспедиции. Один он только тебя знает из здешних моих товарищей ялуторовских»; в дальнейшем последовало уточнение – Муравьев виделся с Матюшкиным «у Корнилова в доме армянской церкви». Матюшкин откликнулся, и вскоре Муравьев-Апостол благодарил Матюшкина, «что… не забыл»[1056].
Показание Бестужева-Рюмина было опубликовано в IX томе документальной серии «Восстание декабристов» в 1950 г., но долгое время оно не привлекало внимания историков: ведь имени Матюшкина не было в т. н. «Алфавите декабристов». Между тем, источники – прежде всего переписка Матюшкина с Е. А. Энгельгардтом и И. И. Пущиным, а также его дружеские связи и контакты с Г. С. Батеньковым, В. И. Штейнгейлем, К. Ф. Рылеевым, не раз заставляли писать об идейной близости Матюшкина к декабристам[1057]. Биографические статьи о Матюшкине наполнены, например, такими оценками: «…дневники, записки, письма Матюшкина, фактически никому не известные в прошлом веке, несомненно, представляли, по своей идейной направленности, элемент декабристской литературы, хотя автор их к числу декабристов не принадлежал»[1058], – речь шла о критическом отношении к бюрократической системе, к бедственному положению крестьян. Однако факт отсутствия Матюшкина в «Алфавите» Боровкова играл свою роль: не располагая «прямыми свидетельствами» о вступлении Матюшкина в тайное общество, Ю. В. Давыдов для обоснования своего мнения о причастности известного мореплавателя к декабристским обществам обратился к предположениям, не подтвержденным источниками. Поставив вопрос о формальной принадлежности Матюшкина к тайному обществу, он отмечал: «Документов, которые без обиняков ответили бы на эти вопросы, которые прямо сказали бы „да, принадлежал“, „да, был“ – таких документов нам обнаружить не удалось». Автор, основываясь на факте дружеских отношений Матюшкина с В. К. Кюхельбекером и Ф. С. Лутковским, сообщал об участии Матюшкина в собраниях членов общества Гвардейского экипажа, а также, с помощью «домысливания» указаний источников, – о его встрече в июне 1825 г. с К. Ф. Рылеевым, А. И. Одоевским, В. К. Кюхельбекером в Кронштадте[1059].
Лишь в 1979 г. А. Б. Шешин обратил внимание на показание Бестужева-Рюмина о принадлежности Матюшкина к тайному обществу, опирающееся на информацию Матвея Муравьева-Апостола. Исследователь обосновал его авторитетность и достоверность в статье «Друг Пушкина Ф. Ф. Матюшкин – декабрист»[1060]. Историк справедливо отверг основанные на «домысливании» исторических обстоятельств доводы Ю. В. Давыдова, показав, что выявление новых персоналий участников декабристских обществ должно опираться на конкретное и достоверное документальное указание. Введя это ценное свидетельство, ранее не останавливавшее на себе внимание ученых, в научный оборот, А. Б. Шешин сделал вывод о несомненном участии Матюшкина в «морской управе» Северного общества[1061]. Вместе с тем ряд вопросов, возникающих при изучении данного свидетельства, исследователь оставил без ответа. Вызвало ли показание, сделанное Бестужевым-Рюминым, интерес у следствия? Опрашивались ли в связи с полученными от Бестужева-Рюмина сведениями другие подследственные? Были ли сделаны показания о Матюшкине другими лицами? Наконец, отбирались ли показания у Матвея Муравьева-Апостола, который, собственно, и являлся первоисточником информации, поступившей от Бестужева-Рюмина? Иначе говоря, до настоящего времени все еще не получен ответ на вопрос: содержит ли фонд следственных показаний по делу декабристов дополнительные свидетельства об участии Матюшкина в тайном обществе?
При изучении материалов следствия выясняется, что хотя имя Матюшкина не было включено в «Алфавит» Боровкова, однако определенное расследование в связи с показаниями Бестужева-Рюмина все же было предпринято. В деле Бестужева-Рюмина отсутствуют какие-либо следы интереса следствия к вновь названному лицу; нет такого рода указаний и в следственном деле М. Муравьева-Апостола. Обращение к фонду следствия позволило выявить документы, связанные с расследованием причастности Матюшкина к тайному обществу. В деле «Справки, собранные о разных лицах, в описи означенных, о принадлежности их к злоумышленным обществам», отложились показания, сделанные в ответ на запросы Следственного комитета о степени причастности ряда подозреваемых к декабристскому союзу[1062]. Большинство их возникли в результате показаний, впервые назвавших в ходе процесса то или иное имя. Здесь и обнаружились запросы о принадлежности Матюшкина к тайному обществу и ответы на них подследственных. Теперь можно считать несомненным тот факт, что показания Бестужева-Рюмина обратили на себя внимание следствия, – что неудивительно: ведь это свидетельство принадлежало одной из самых заметных фигур в тайном обществе.
Показания, содержавшие первое упоминание о Матюшкине, были даны Бестужевым-Рюминым после устного допроса, состоявшегося 5 апреля, а зачитаны на заседании Комитета 9 апреля[1063]. Лишь спустя полтора месяца, 24 мая 1826 г., последовал повторный запрос Следственного комитета, адресованный Бестужеву-Рюмину. Он касался названных им ранее Матюшкина и Бутурлина: «В ответах ваших вы называете членами тайного общества Бутурлина