Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. — страница 118 из 139

[1172].

Для нас важен конкретный аспект вопроса: был ли Крупеников членом тайного общества, и если да, то какого? Как отмечалось выше, согласно запискам Горбачевского офицер Курского полка Крупеников – заговорщик, член тайного общества. По показаниям С. Муравьева-Апостола, «майора Крупникова» ему указал «славянин» АД. Кузьмин, покончивший с собой после подавления восстания. М. Муравьев-Апостол показал, что о Крупеникове как участнике тайного общества Кузьмин знал потому, что он был принят Я. М. Андреевичем, активным членом Общества соединенных славян, который, кстати, так же как и Крупеников, служил в Киеве[1173]. О. И. Киянская делает оговорку: «Конечно, нельзя полностью исключить возможность знакомства этих декабристов с Крупениковым», однако не считает этот путь плодотворным. Для того чтобы установить «действительный источник» сведений Муравьева-Апостола о Крупеникове, историк обращается к биографии последнего. Автор указывает на путаницу с чином и фамилией Крупеникова, которая присутствует в показаниях и воспоминаниях декабристов, и приходит к выводу о том, что С. Муравьев-Апостол и другие заговорщики лично не знали Крупеникова[1174]. Не обнаружив служебных связей самого А. Н. Крупеникова с членами тайных обществ, Киянская находит таковые у его старшего брата Никиты Никитича – с М. М. Спиридовым. Дальнейший анализ приводит историка к выводу о том, что члены Южного и Славянского обществ перепутали Александра Крупеникова с братом Никитой, боевым товарищем Спиридова, уже давно вышедшим в отставку, с которым уже многие годы не имели связи. В итоге исследователь утверждает без оговорок: «Сделать точный вывод о его (А. Н. Крупеникова. – П. И.) связях с тайными обществами невозможно; скорее всего, он даже и не знал об их существовании»[1175].

Такой ход рассуждений возможен, но нельзя исключать других мотивов С. Муравьева-Апостола, которые лежали в основе его тактики на следствии: в частности, трудно сбросить со счетов его стремление отвести от наказания лиц, мало замешанных в деле, а заодно скрыть некоторые звенья конкретного плана мятежа. Недаром сама исследовательница отмечает: «…лидер черниговцев тщательно скрывал все свои киевские контакты»[1176]. Версия историка о том, что заговорщики перепутали братьев и не поддерживали практически никакой связи с офицером Курского полка, достойна внимания, но не может быть единственной. Эта версия представляется нам, в частности, противоречащей логике событий, связанных с «командировкой» в Киев Мозалевского. В особенности же против такого хода рассуждений говорят следственные показания братьев Муравьевых-Апостолов и самого Мозалевского. Ведь речь в них идет об ожиданиях лидеров мятежа готовности со стороны Крупеникова непосредственно участвовать в выступлении, что не может не предполагать прочно установленных и тесных связей между лидерами выступления и Крупениковым, поддерживавшихся и накануне событий. Столь серьезная надежда на участие в мятеже, вызвавшая к жизни письмо Муравьева-Апостола в Киев и командировку Мозалевского, предполагает уверенность в надежности и близкое общение с Крупениковым (как с участником заговора) в канун выступления.

Что же лежало в основе надежд Муравьева-Апостола на Крупеникова? По нашему мнению, известная ему принадлежность этого лица к тайному обществу, подтвержденная имевшими место контактами. Служебное положение Крупеникова вроде бы не говорит о его близости к «славянам»: в полках 4-го пехотного корпуса, к которому принадлежал Крупеников, в основном служили члены Южного общества и лица, близкие к ним – И. Н. Хотяинцев, А. В. Капнист и др. С другой стороны, и Спиридов не был, собственно, «настоящим» членом Славянского общества: изначально он не принадлежал к этому обществу, а был фактически введен в его состав руководителями Южного общества. Поэтому связь Спиридова с братом давнего товарища-сослуживца (А. Н. Крупениковым) выглядит вполне естественно. Общение Спиридова с другими участниками Общества соединенных славян могло способствовать распространению этой информации среди «славян»: например, в нее мог быть посвящен служивший в Киеве Андреевич, в свою очередь передавший ее Кузьмину.

Представляется вполне допустимым предположение, отличающееся от версии О. И. Киянской: Крупеников мог быть принят в тайное общество Спиридовым (фактически – в присоединившееся к «южанам» Славянское общество), вероятно, при участии или в присутствии Андреевича. Муравьев-Апостол (или Бестужев-Рюмин) также установил связь с Крупениковым (через Спиридова или Кузьмина), как это было в другом освещенном исследовательницей случае с полковником П. Я. Ренненкампфом, хорошим знакомцем С. П. Трубецкого и С. И. Муравьева-Апостола, судя по всему, принятым в Южное общество[1177]. Такой нам видится гипотетическая картина контактов Крупеникова с тайным обществом. Как и в случае с Ренненкампфом, конспиративные связи с которым не лежат на поверхности, ибо не были до конца вскрыты следствием, Муравьев-Апостол, возможно, попытался спасти малозамешанное лицо (Крупеникова) от попадания в жернова репрессий. Кроме того, привлечение Крупеникова к расследованию обнаружило бы целый пласт скрываемых, явно нежелательных для лидеров заговора сюжетов, связанных с их расчетами на присоединение целого ряда соседних полков 1-й армии, с планами дальнейших действий мятежников[1178].

Конечно, ответ на рассматриваемый вопрос невозможен без привлечения дополнительных данных; вероятно, пролить свет на этот затененный вопрос помогут документы расследования в 1-й армии. Но все же несомненным представляется одно: обращаться за содействием заговорщики, начавшие восстание, могли к достаточно надежным людям, на которых можно было реально рассчитывать. Лидеры восстания явно надеялись на помощь или поддержку в Киеве и могли опираться лишь на хорошо известных им людей. Как представляется, не стоит полностью пренебрегать указаниями записок Горбачевского в отношении членства Крупеникова в тайном обществе; они базируются на рассказах непосредственных участников событий, в том числе А. Е. Мозалевского и близкого товарища Кузьмина В. Н. Соловьева. Возможно, в этих мемуарах отражена информация, полученная от Я. М. Андреевича и М. М. Спиридова, а также других «славян», которые непосредственно знали Крупеникова. Однако если даже степень близости Крупеникова к тайному обществу была не такой серьезной, как утверждается в записках Горбачевского, если не существовало предполагаемой прямой связи «Сергей Муравьев-Апостол – Спиридов – Крупеников», фамилия последнего, без сомнения, должна быть в числе предполагаемых участников декабристских конспиративных организаций.

Мемуары И. И. Горбачевского содержат указание еще на одного возможного члена Южного общества. Из текста воспоминаний следует, что среди участвующих в заговоре офицеров Ахтырского гусарского полка был поручик Никифораки. В дни начала выступления черниговцев Я. М. Андреевич после неудачного посещения командира Ахтырского гусарского полка А. З. Муравьева пришел к ротмистру Малявину, где застал «многих офицеров, из коих некоторые были члены Южного общества, принятые Бестужевым-Рюминым». Этим офицерам Андреевич рассказал о результатах своих переговоров с Муравьевым и Повало-Швейковским. По словам Горбачевского, офицеры были возмущены отступничеством полковых командиров, но вместе с тем сами не согласились выступить. «Солдаты наши не приготовлены и большая часть офицеров ничего не знают (о тайном обществе. – П. И., – ответили Андреевичу те офицеры, которые, в противоположность «большинству», в заговор, очевидно, входили[1179]. После этого мемуарист приводит диалоги Андреевича с неназванными офицерами, а затем с Н. Н. Семичевым и поручиком Никифораки: «Ротмистр Семичев и другие члены Южного общества были согласны с сим мнением Андреевича (догнать С. Муравьева-Апостола и, согласовав с ним, начать восстание, приехав в какой-либо полк. – П. И.) и советовали ему немедленно ехать в Васильков. Семичев просил сказать С. Муравьеву, если он начнет восстание и если Ахтырский полк будет послан для усмирения мятежа, то все офицеры за долг поставляют соединиться с ним и станут действовать за общее дело. Поручик Никифораки сам побежал искать лошадей и вскорости возвратился с нанятым им евреем, который взялся доставить Андреевича в Васильков за неимоверно высокую плату…»[1180].

Автор записок вполне мог опираться на свидетельство самого Андреевича, своего товарища по 13-летнему заключению в Чите и Петровском заводе. Что касается Никифораки, то он оказал и практическое содействие Андреевичу. Его действия описаны непосредственно после сообщения о Семичеве – установленном следствием участнике Южного общества, действительно принятым в общество именно Бестужевым-Рюминым, – вслед за упоминанием о том, что участники встречи с Андреевичем являлись членами тайной организации. Надо думать, что в числе этих «других членов» общества (помимо Семичева) был и Никифораки.

В Ахтырском гусарском полку, помимо его командира Артамона Муравьева, следствие выявило еще несколько участников Южного общества. Н. Н. Семичев и Е. Е. Пфейлицер-Франк признались в своем согласии вступить в тайное общество (приняты летом 1824 г. в Белой Церкви); полковник И. А. Арсеньев, несмотря на недвусмысленные показания о его членстве полкового командира А. З. Муравьева и М. Муравьева-Апостола, совершенно отрицал это, в чем ему удалось убедить следствие[1181]. Принимая во внимание наличие целого ряда участников тайного общества в Ахтырском полку, нельзя исключить того, что среди офицеров-ахтырцев были и другие лица, посвященные в тайну общества и не затронутые следствием.