истскому тайному обществу стало известно из записки эмигранта Я. Н. Толстого на имя императора. Наоборот, Катенин пользовался симпатией и поддержкой Николая I.
Представители данной категории, оставшись неизвестными правительству, беспрепятственно продолжили свою службу, несмотря на присутствие многих имен в показаниях привлеченных к следствию лиц.
Основные итоги
В настоящем разделе рассмотрены и проанализированы исторические свидетельства о 26 причастных к «движению декабристов» лицах, которые предположительно являлись участниками тайных обществ, заговора и военных выступлений.
Весь набор конспиративных связей тайных организаций, преследующих политические цели, историк реконструирует главным образом на основе изучения следственных материалов и позднейших воспоминаний, которые часто не предоставляют достаточных возможностей для точного установления факта членства. Поэтому естественным образом обнаруживаются примеры, когда принадлежность к обществу не вполне отчетлива. Имеются пограничные случаи, зафиксированные как в показаниях на следствии, так и в свидетельствах мемуарных и других источников. Указания такого рода о возможных участниках тайного общества анализируются в настоящем разделе.
1. Все затронутые в данном исследовании лица несомненно принадлежали к ближайшему окружению членов тайных обществ, составляя для них ту «питательную среду», в которой происходило формирование политического мировоззрения участников движения и из которой черпались кадры для пополнения рядов политической конспирации; все они были включены в общий круг единомышленников. Более того, критическое изучение имеющихся свидетельств показывает, что значительная часть представителей этой группы знала о существовании и целях декабристских тайных обществ, но данные источников не позволяют доказать их формальную принадлежность к этим обществам с полной очевидностью. Отдельные, исключительные случаи предполагаемого участия в тайных обществах и заговоре декабристов основаны на совокупности косвенных данных (Н. С. Таушев).
2. Рассмотренные свидетельства о предположительной принадлежности к тайным обществам и участии в военных выступлениях 1825–1826 гг. дают основание для разделения всей совокупности возможных членов декабристской конспирации на две основные группы.
1) В первую входят те возможные члены тайных обществ и участники военных выступлений, о причастности которых стало известно в ходе следственного процесса. Имена одних прозвучали в показаниях, но не привлекли внимания следователей; расследование в их отношении не состоялось (А. М. Мансуров, И. Б. Шлегель, Д. П. Скуратов, А. П. Сапожников, И. П. Киселев и др.). Эти указания носят в той или иной степени определенный характер, однако следователи не приложили усилий для выяснения степени причастности этих лиц к тайным обществам. Иногда это расследование не было доведено до логического конца, и подлинная степень участия в декабристском союзе осталась неизвестной (Ф. Ф. Матюшкин). Некоторые из этих указаний подтверждаются свидетельствами позднейших мемуаров декабристов (Сапожников, Шлегель). Особенно это касается случая А. Н. Крупеникова, имя которого прозвучало на «южном» следствии, однако отдельное расследование его участия в деятельности декабристского союза проведено не было; в мемуарных источниках он фигурирует как член тайного общества.
Имена других стали известны в качестве лиц, причастных к декабристским обществам, при подписке 1826 г., были названы в доносах и записках, обращенных на высочайшее имя (И. С. Бабаев, А. А. Катенин). Есть случаи, когда официальное расследование выявило факты реального содействия конспиративной деятельности со стороны предполагаемых членов (факт «прикосновенности» Н. С. Таушева к делу В. Ф. Раевского).
2) Причастность другой группы лиц не была вскрыта в 1825–1826 гг., они остались неизвестными правительству; исследователь может судить о характере их участия в тайном обществе по позднейшим, главным образом мемуарным источникам (М. М. Муромцев, Никифораки, П. Д. Балкашин и др.). Указания этого ряда имеют, как правило, большую определенность, но вместе с тем нередко видятся недостаточно авторитетными для окончательного ответа на вопрос о формальной принадлежности того или иного лица к тайному обществу. Среди них могут встречаться ошибки памяти (вероятно, И. А.(?) Кавелин).
3. Таким образом, подавляющая часть «предполагаемых декабристов» либо не была выявлена следствием, либо не привлекла его внимание. Причины появления этой группы участников движения, по большей части, совпадают с причинами возникновения «неизвестных декабристов». Это невнимание следствия к единичным показаниям, к лицам, занимавшим окраинное положение в тайных обществах, к свидетельствам о возможном участии в тайном обществе. Наглядным результатом такого невнимания стало отсутствие лиц данной группы в «Алфавите» Боровкова.
Особенно ярко подтверждают указанную причину случаи Ф. Ф. Матюшкина и А. П. Сапожникова. Причастность первого к тайному обществу была вскрыта в показаниях подследственных, однако короткое и формальное расследование не было завершено, его фамилия оказалась вне «Алфавита» Боровкова. Во втором случае назвавший Сапожникова в качестве лица, которое хотели принять в тайное общество и, возможно, действительно приняли, В. И. Штейнгейль был, по его собственному свидетельству, остановлен допрашивающим (В. В. Левашевым), в результате чего дальнейшие следственные действия не осуществлялись.
Необходимо указать также на специфику политического следственного процесса, когда следователи были заинтересованы в получении ограниченного набора фактов, могущих служить обвинению «главных» обвиняемых.
Определяющее влияние оказала и тактика защиты подследственных на процессе, когда арестованные скрывали как можно больше информации, которую можно было предъявить в качестве обвиняющей. В результате этого вне зоны расследования оказались факты и обстоятельства, связанные с некоторыми из предполагаемых участников движения. Эти обстоятельства грозили, по-видимому, усилением «вины» подследственных и, в конечном итоге, – ужесточением наказания. Думается, не будет преувеличением указать на эту причину сокрытия участия в заговоре и тайном обществе в случае А. П. Сапожникова (обнаружение его участия в заговоре грозило осложнениями для «спасителя» Николая I Я. И. Ростовцева, сообщившего о существовании заговора) и А. Н. Крупеникова (раскрытие его участия в тайном обществе открывало пласт информации о надеждах заговорщиков на войска, находившиеся в Киеве).
Наконец, следует, как уже говорилось, иметь в виду недостатки технической организации следствия, а также незафиксированную в его документах информацию, которая способствовала изъятию из расследования тех или иных лиц.
4. Обнаруженное в следственных показаниях предполагаемое участие некоторых лиц рассматриваемой группы в тайных обществах, заговоре и выступлениях декабристов в целом не стало поводом для последующих репрессий. Причины лежат в той же плоскости, что и обстоятельства, обусловившие вынесенность их за рамки следственных разысканий и отсутствие данных о них в итоговых документах процесса. Исключение представляет только Н. С. Таушев, пострадавший в связи с делом В. Ф. Раевского.
5. Все рассмотренные указания имеют часто недостаточно ясный, определенный характер, либо требуют подтверждения другими источниками. Вместе с тем они не позволяют сомневаться в факте причастности лиц этой категории к движению тайных обществ и заговору декабристов.
6. Как и в случае «неизвестных» декабристов, предполагаемые участники политического движения, в своей значительной части, очевидно, занимали окраинное положение в тайных обществах и заговоре декабристов. При ином положении вещей они, как можно считать, так или иначе оказались бы втянуты в орбиту следствия значительно более серьезно. В целом, большинство из них принадлежало к числу тех лиц, которые были связаны с одним или несколькими членами тайных обществ. Таким образом, они предположительно входили в периферию тайного общества.
7. Вместе с тем, имея дело с не вскрытым на следственном процессе пластом информации, исследователь должен сопроводить предыдущий вывод необходимыми поправками. Прежде всего, историк не имеет в своем распоряжении достаточных данных, устанавливающих реальную роль предполагаемых участников в декабристской конспирации и военных выступлениях. Отсутствие сведений не позволяет говорить с уверенностью о слабой причастности всех этих лиц к деятельности декабристских союзов. Более того, в ряде случаев, из имеющихся указаний источников и вытекающих из них наблюдений становится заметным, что представители группы «предполагаемых декабристов» могли играть (а иногда – и действительно играли) достаточно значимую роль в событиях, связанных с открытыми выступлениями декабристов, в других важных эпизодах движения (дело В. Ф. Раевского). В некоторых случаях нельзя не отметить, что предположительное участие отдельных представителей этой группы было наделено немалым значением в истории декабристской конспирации. Заметную роль в том же «деле» В. Ф. Раевского сыграли предполагаемые участники Кишиневской управы Союза благоденствия Н. С. Таушев и П. П. Липранди. Оба офицера способствовали уничтожению уличающих Раевского документов: Таушев передал рукописные материалы учебных заведений, руководимых Раевским, его товарищу К. А. Охотникову, скрывшему их от расследования; П. П. Липранди, который проводил обыск на квартире Раевского, не взял находившиеся у Раевского бумаги Союза благоденствия. Как видим, эти возможные участники декабристской конспирации оказывали реальное содействие известным ее членам, в русле требований, предъявляемых к участникам конспиративных организаций; значение этих лиц для истории Кишиневской управы Союза благоденствия трудно переоценить.
Как следует из показаний М. П. Бестужева-Рюмина, одним из первых морских офицеров, которых принял или намеревался принять в Северное общество К. Ф. Рылеев, был Ф. Ф. Матюшкин (1824 г.). Думается, верно предположение о том, что знакомство лидера тайного общества в Петербурге с Матюшкиным не могло состояться без участия И. И. Пущина; все это предполагает оживленные связи еще одного выпускника Лицея с лидерами декабристского общества. Однако участие Матюшкина в тайной организации декабристов не могло быть длительным: уже летом 1825 г., вскоре после предполагаемого принятия, он отправился в кругосветное путешествие и покинул Россию.