Современный исследователь В. М. Бокова отмечает: «…методика вербовки, основанная на провоцировании кандидата на явное обнаружение своего образа мыслей, была примерно одинакова в обоих основных обществах», созданных после 1821 г.[429] Грибоедову не нужно было обнаруживать свой образ мыслей и проходить через длительное «прощупывание»: близким к нему участникам тайного общества, тесно сошедшимся с ним на почве литературных интересов, был хорошо известен общественно-политический строй взглядов автора пьесы «Горе от ума», встреченной с энтузиазмом и активно распространявшейся либеральными кругами: в ее главном герое участники тайного общества узнавали своего единомышленника. Тем более, что, как неопровержимо свидетельствуют следственные показания, разговоры между Грибоедовым и Рылеевым, Бестужевым, Одоевским носили откровенный характер и напрямую касались острых политических тем, собеседники не сдерживались в оценках.
Учитывая имеющиеся данные о личности и взглядах Грибоедова, следует выдвинуть предположение: в данном случае Рылеев имел дело с человеком «рассудительным». Поэтому его убеждали вступить в тайное общество, очевидно, «со стороны доказательств»: «Принять в члены значило показать… механизм общества и позволить избирать самому. О цели и мерах говорили не вдруг, и не все, и не всем одинаково… Принявший должен был обрабатывать тех, которые не готовы», – показал на следствии А. Бестужев[430]. Зная о том, что Грибоедов располагал некоторыми данными «о цели и мерах», можно утверждать, что процесс приема в тайный союз продвинулся достаточно далеко и не ограничился только первой стадией.
Круг реальных связей с участниками тайных обществ на протяжении 1824–1825 гг. (прежде всего, в Петербурге) не оставляет сомнений в самой возможности предложения Рылеева, сделанного Грибоедову. Нечкина предприняла особые усилия для вскрытия такого рода связей, опираясь на имеющиеся источники, современные эпохе, и данные мемуарных, эпистолярных и других документов[431]. Нет принципиальных преград для отнесения Грибоедова к числу участников декабристского общества и при анализе его взглядов: то, что он был ближайшим единомышленником членов тайных обществ, никогда не вызывало сомнений как у сторонников признания факта его вступления в тайное общество, так и у их оппонентов; этот вывод следует из всей совокупности документального материала. Заключение, к которому пришла Нечкина, нужно признать объективным: «принципиальных программных разногласий по линии основных политических идей у Грибоедова с декабристами не было». Исследователи констатируют разногласия в тактических вопросах: сомнения Грибоедова в планах насильственного военного переворота[432]. Однако эти сомнения были в полной мере свойственны значительной части членов тайных обществ, не исключая и лидеров позднедекабристских организаций (даже наиболее радикального Общества соединенных славян), в том числе Пестеля, Оболенского, П. Борисова.
В члены Северного общества набирались участники литературного кружка, группировавшегося вокруг Рылеева и А. Бестужева. Грибоедов, прибыв в Петербург, органично вошел в состав этого литературного круга. Как отмечает В. М. Бокова, «границы между литературным кружком и тайным обществом оказались очень зыбкими, и попадавшие в орбиту кружка литераторы так или иначе вербовались потом в тайное общество…». «Рылеевцы» «вербовали писателей вполне целенаправленно», доказательством чему являются предложения, сделанные П. А. Вяземскому, В. Д. Сухорукову, Я. И. Ростовцеву, В. К. Кюхельбекеру и др. Основной побудительной причиной для приглашения их в тайное общество служили возможности «использования» их литературного труда и известности. Так, о приеме Ростовцева Оболенский показал: «будучи Поэт, был принят мною единственно как человек, коего талант мог быть полезен распространению просвещения, тем более, что талант сей соединен был с истинною любовью к отечеству и с пылким воображением» [433]. Грибоедов был как нельзя более важен и ценен с точки зрения пропаганды и просветительской деятельности в духе тайного общества, еще большее значение ему придавал факт авторства лучшего произведения агитационного характера, с точки зрения «либералистов»; его выдающийся талант не подвергался сомнению, равно как свободолюбие и патриотизм.
Оценивая показания о Грибоедове, полученные следствием, необходимо заметить, что им свойственна определенная внутренняя противоречивость. Авторы большинства свидетельских показаний выгораживали Грибоедова, стремились интерпретировать свои контакты с известным литератором как дружеские отношения единомышленников, пытались создать впечатление, что Грибоедов мог знать о тайном обществе, но сам формальный прием в конспиративную организацию не состоялся. В ряде случаев, для придания большего веса отрицанию факта состоявшегося приема свидетели по делу прибегали к утверждению о начавшейся, но не законченной процедуре приема, о несочувствии Грибоедова основным целям тайного общества, что вступает в явное противоречие с другими следственными показаниями и данными других источников.
На следствии Рылеев воспользовался «несовершенным» (незаконченным) приемом Грибоедова, чтобы отчетливо показать несогласие писателя с намерениями заговорщиков, подчеркивая, что прием остановился из-за неполного согласия кандидата с целью тайного общества. Из показаний Рылеева как будто следовало, что последний только знал или «мог знать» о существовании тайного общества, но фактически не принадлежал к нему. Напрашивается вывод: это было сделано для оправдания Грибоедова (незавершенный прием как бы снимал обвинение в формальной принадлежности к тайному союзу, которое, как хорошо знали подследственные, было определяющим на процессе). Главный аргумент Рылеева – неполное согласие Грибоедова с целями декабристского общества – представляется недостаточно ясным, во всяком случае он оставляет широкое пространство для различных интерпретаций. Но, самое главное, он в значительной мере опровергается собственными показаниями Рылеева и показаниями других лиц. А. Бестужев свидетельствовал о том, что в своих откровенных разговорах «с Грибоедовым, как с человеком свободомыслящим… нередко мечтал о желании преобразования России. Говорил даже, что есть люди, которые стремятся к этому». Бестужев не мог утверждать, говорил ли он Грибоедову «прямо об обществе и его средствах» в подробностях[434]. Перед нами попытка отвергнуть собственное участие в приеме Грибоедова, либо просто избежать свидетельствования по этому вопросу. Здесь отсутствует прямое сообщение о приеме кандидата, но, вместе с тем показания Бестужева не содержат категорического отрицания собственного участия в этой процедуре. Информирование кандидата о «людях», стремящихся к преобразованиям, как справедливо отмечала Нечкина, есть сообщение о декабристском обществе.
Показание Рылеева, отличающееся внутренней противоречивостью, приводит исследователя к выводу о незавершенном приеме Грибоедова в тайное общество. При этом Рылеев вынужден был сообщить следствию о конкретной стороне своих разговоров с Грибоедовым: «…делал ему намеки о существовании общества, имевшего целью переменить образ правления в России и ввести конституционную монархию», «он из намеков моих мог знать о существовании общества»[435]. Формальный прием Рылеев отрицал, несмотря на утверждения ссылавшихся на него свидетелей.
В условиях конспиративной деятельности сообщение о существовании тайного общества, адресованное единомышленнику, с которым ведутся откровенные разговоры и которому открывается цель этого общества, несомненно связано с предложением о вступлении в это общество. Прием мог быть прерван из-за нежелания кандидата вступить в члены общества, как это было в известных случаях (Вяземский, Жуковский, Ф. А. Щербатов и др.). Но в таком контексте, в условиях расследования о членстве Грибоедова, в руки Рылеева и Бестужева попадал неопровержимый аргумент: несмотря на их предложения, Грибоедов отказался вступить, перед ними открывалась возможность заявить о несходстве их взглядов, о принципиальных разногласиях Грибоедова и руководителей тайного общества. Однако подследственные не решились полностью отвергнуть общность взглядов между ними и Грибоедовым, не стали они «придумывать» и решительный отказ Грибоедова от членства в тайном обществе[436].
Что знал Грибоедов о тайном обществе? Он был осведомлен о факте его существования, его цели (преобразование правления и введение конституции), других элементах программы («буржуазные свободы»), средствах достижения цели (военный переворот или давление на власть в помощью военной силы, – об этом свидетельствует традиционно приписываемая Грибоедову фраза о «ста прапорщиках», желающих изменить «весь государственный быт России»), о времени планируемого выступления – при смене императора (об этом говорит его слова, брошенные при известии о смерти Александра I и присяге новому императору Константину: «В настоящую минуту идет в Петербурге страшная поножовщина»[437]). Как справедливо писала М. В. Нечкина, знать о том, что в момент смены императора на престоле последует открытое выступление, мог только человек, вовлеченный в деятельность декабристской организации. Кроме того, Грибоедов располагал данными о структуре тайного общества и его распространении в южных губерниях (в пользу этого говорят встречи в Киеве). Все эти сведения, носившие конкретный характер, бесспорно говорят о том, что члены тайного общества осведомили Грибоедова не только о существовании заговора, но и о средствах к достижению политической цели, безусловно свидетельствуют о знании им планов переворота. В силу этого отрицание Грибоедова на следствии своей осведомленности о тайном обществе трудно признать достоверным, равно как и показания ряда участников тайного общества, спасавших его от обвинения в принадлежности к «злоумышленному обществу».