Поручик 6-й конно-артиллерийской роты Фаддей Егорович Врангель был назван членом Южного общества в показаниях нескольких лиц. На первом допросе, снятом Левашевым и заслушанном на заседании Комитета 17 января, М. Муравьев-Апостол перечислил среди известных ему офицеров-артиллеристов, состоявших в тайном обществе, А. Н. Фролова, М. И. Пыхачева, Д. А. Нащокина, Ф. Е. Врангеля, а также, с оговоркой «кажется», Глебова; помимо них, он назвал также Горбачевского и Андреевича[462]. Источником этих сведений являлись сообщения Бестужева-Рюмина. Показание М. Муравьева-Апостола было сочтено достаточным для решения об аресте Врангеля и других офицеров и привлечении их к следствию. Врангель был доставлен в Петербург 31 января и после предварительного допроса в тот же день заключен в Петропавловскую крепость[463].
27 января сведения об артиллерийских офицерах были запрошены у Бестужева-Рюмина, причем вновь названные лица были отнесены Комитетом к участникам Славянского общества. В своем ответе подследственный отмечал: «Пыхачев и Нащокин принадлежали к нашему обществу. Врангелю только что говорено было об обществе, и он совершенно принят не был. О Глебове я никогда не слыхал»[464].
Запрос С. Муравьеву-Апостолу был сделан 31 января в составе обширных вопросных пунктов. В ответах от 6 февраля он фактически перекладывал ответственность за прием артиллерийских офицеров на Бестужева-Рюмина. Тем не менее, о принадлежности Врангеля, Нащокина и других он показал вполне определенно: «Сношения между нашим и Славянским обществами были препоручены Бестужеву. Сам же я непосредственно с оным не сносился… Пыхачев, Нащокин и Врангель… (а о Глебове в первый раз слышу) приняты были прежде Бестужевым, а в Лещине причислены к Славянам, они все служат в конной артиллерии 3-го корпуса». В эти же дни, в ответах на допросные пункты от 29 января, М. Муравьев-Апостол вновь подтвердил факт членства Врангеля: «Бестужев-Рюмин мне говорил, что он принял в Южное общество Пыхачева, Нащокина, Врангеля в 1823 году в лагере 3-го корпуса»[465].
Таким образом, Бестужев-Рюмин признал, что Врангелю было сообщено о существовании тайного общества, но «совершенно» он принят не был. Иначе говоря, речь шла о первоначальной степени членства («несовершенном» приеме), начальной стадии процедуры. Со своей стороны, С. Муравьев-Апостол прямо говорил о вступлении всех названных офицеров в члены тайного общества, причем раскрывал длительный характер подготовки этих офицеров к вступлению в конспирацию.
На предварительном допросе у Левашева, а также на первом устном допросе в Комитете 23 февраля, Врангель полностью отверг свое участие в тайном обществе[466]. Он отрицал показания о своем вступлении в тайное общество и в ответах на вопросные пункты, направленные к нему после допроса 23 февраля. Спустя месяц, в повторных показаниях, зачитанных на заседании Комитета 23 марта, Врангель сообщал, что летом 1824 г., во время смотра войск у Белой Церкви, он познакомился с С. Муравьевым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым; дважды был у последнего по его приглашениям. В один из приездов Бестужев-Рюмин завел речь о правлении во Франции и Англии, необходимости введения представительного правления и конституции в России. Но Врангель, согласно его показанию, высказал противоположное мнение. Как свидетельствует карандашная помета на показаниях Врангеля, Комитет решил установить достоверно, кто принял Врангеля, а затем при необходимости дать ему очную ставку с обвинителями[467]. В своих показаниях Врангель не отрицал факт знакомства с лидерами Васильковской управы и близкого общения с ними. При этом каждое такое утверждение он старался сопроводить различными оговорками, снижающими значение этих «признаний»: так, сообщая о своем знакомстве с Муравьевым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым, Врангель одновременно замечает, что с ними «не был… близок», более того – избегал общения с последним, так как он производил «неприятное впечатление». Признавая, что не раз посещал обоих, он уверял, что ни о чем, кроме текущих служебных дел, разговоров с ними не имел. Признавая, что Бестужев-Рюмин сообщал о желательности для России конституции и представительного правления, Врангель одновременно свидетельствовал о своих возражениях на эти слова собеседника, настаивая на том, что имел «образ мыслей», противоположный настроениям лидеров тайного общества. Встретив такую интерпретацию «разговоров» с Врангелем в его оправдательных показаниях, Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин в дальнейших показаниях о Врангеле предпочли ограничиться утверждением, что Врангель лишь приготовлялся к вступлению в тайное общество, но полноценным членом не был[468].
Тем временем В. И. Враницкий в ответах на вопросные пункты от 2 февраля дал показания, отрицающие принадлежность артиллерийских офицеров, – правда, тогда он отрицал и собственное членство. Но вскоре, признав его, Враницкий перечислил известных ему членов общества, среди которых назвал Врангеля, добавив, что видел его и Пыхачева на совещании в Лещине вместе с другими членами тайного общества – молодыми артиллерийскими офицерами. Враницкий, по его словам, наблюдал, как Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин «возмущали и запаливали умы разными средствами сим молодым безопытным артиллерийским офицерам»[469]. Присутствие Врангеля на общем собрании в Лещинском лагере, наряду с другими офицерами-артиллеристами, было обнаружено показаниями членов Славянского общества. Конкретно о Врангеле свидетельствовали П. И. Борисов, И. И. Горбачевский, В. А. Бечаснов, А. И. Тютчев, А. С. Пестов, Я. М. Андреевич, А. В. Веденяпин 1-й, И. М. Черноглазов, А. К. Берстель. Борисов передавал слова Бестужева-Рюмина, которые относились ко всем офицерам-артиллеристам, приехавшим на общее собрание членов Славянского и Южного обществ в Лещинском лагере: «Господа, это все члены». Однако, по словам Борисова, при Врангеле и других артиллеристах «ничего не было говорено об тайном обществе»; о членстве Врангеля, Пыхачева, Нащокина и других артиллеристов Борисов ничего более не знал: «Я никогда от них о сем не слыхал, хотя, будучи в… Лещине, часто с ними видался»[470]. Горбачевский также свидетельствовал, что видел Врангеля на совещании у Муравьева-Апостола в Лещине. 13 февраля он подтвердил участие Врангеля в этом собрании, но о его членстве ничего более не знал. При артиллерийских офицерах, по словам Горбачевского, И. С. Повало-Швейковский резко отзывался о командующем 1-й армией Ф. В. Остен-Сакене и корпусном командире Л. О. Роте. Наконец, 26 февраля Горбачевский показал, что видел у Бестужева-Рюмина Врангеля, Нащокина, Пыхачева. Бестужев говорил при них, что «вся конная артиллерия готова», не раз повторяя, что бывает у них часто, что «Пыхачев, Врангель и Нащокин согласны на все»; сам Горбачевский с этими офицерами не виделся. В показаниях от 12 февраля Бечаснов реконструировал содержание разговора, который велся на том собрании, где присутствовали офицеры артиллерии. Представляя их, Бестужев-Рюмин, по словам Бечаснова, сказал: «Господа, это наши члены». В дальнейшем в основном говорили он и Муравьев-Апостол: о необходимости «восстановить» Конституцию, об угнетениях, которые испытывают все, и офицеры в особенности, «осуждали» правительство, наконец, речь зашла об императоре Александре I, который был выставлен как главная причина общественного зла: «…слишком стыдно, чтобы 50 миллионов страдали от одного человека». Высказывалось мнение, что надо «истребить сие зло», что «скоро будем счастливы». A.3. Муравьев и В. К. Тизенгаузен отзывались так же плохо обо всей императорской фамилии. Говорили о «силе тайного общества» и его действиях, которые скоро начнутся. Впрочем, по свидетельству Бечаснова, Пыхачев, Нащокин и Врангель прибыли на это собрание позже основных участников, находились очень недолго, ушли с него до завершения и слышали далеко не все. К тому же, большинство из присутствующих были заняты разговорами между собой: «говорили каждый между собой порознь». Наконец, Пыхачев и два других конноартиллерийских офицера (Врангель и Нащокин) «совершенно почти молчали». Тютчев подтверждал, что слышал от Бестужева-Рюмина о принятии Врангеля к тайному обществу, а Андреевич показал о присутствии Врангеля у Муравьева-Апостола, он считал Врангеля и Нащокина членами Южного общества[471]. Веденяпин показал (в ответах на пункты от 10 февраля), что Врангель спрашивал у него о цели собрания у Муравьева-Апостола и в ответ на сообщенную цель заметил, что «надобно опасаться Бестужева, потому что он, конечно, будет скоро схвачен»[472]. Берстель в ответах, датированных 9 февраля, показал, что он знал как членов тайного общества Пыхачева и Фролова. О Нащокине и Врангеле он «слышал впоследствии», что в лагере под Лещином им тоже было сделано предложение вступить в тайное общество и присутствовать на общих совещаниях, в силу чего они появились на собрании у Муравьева-Апостола, но, «услышав речь о Конституции, ушли»[473]. Громнитский свидетельствовал о том, что фамилии Врангеля и Нащокина часто «неоднократно произносимы были» лидером Славянского общества П. Борисовым. Черноглазов, отрицавший свою формальную принадлежность к тайному обществу, в начале июня 1826 г. показал о слышанных от Пестова словах, что «конной бригады… Врангель, Нащокин, подпоручик Новицкий, Высочин принадлежат уже к членам. Того же дня я, бывши у Врангеля, спросил его о том… но он… уверял, что он никогда ни от кого и не слыхал ни о каком обществе»