Тогда же решалась судьба и Дмитрия Молчанова. Арестованный сразу же после возвращения от мятежников 30 декабря, А. Вадковский был впервые допрошен 12 января в присутствии корпусного командира Л. О. Рота. Вадковский утверждал, что подпоручика Молчанова в Василькове не было; других членов тайного общества, кроме него самого, в 17-м егерском полку не имелось. Но 16 января на допросе у Ольдекопа Вадковский признал, что говорил Молчанову о своей поездке к Муравьеву «по записке, писанной ко мне… Муравьевым-Апостолом о том, что наше общество открыто, которую записку я тут же и прочитал ему (Молчанову. – П. И.)… но так как Молчанов был уже известен о существовании оного общества, то и не расспрашивал меня об оном». Вадковский свидетельствовал, что «известность» Молчанова о тайном обществе считал достоверной: Муравьев-Апостол «…назад тому с год, говорил мне, что он узнал о известности Молчанова о существовании тайного общества, почему и спрашивал меня, не я ли сказал о том Молчанову, но когда я отвечал, что я Молчанову ничего не говорил, тогда Муравьев просил меня, чтоб я был поосторожнее…». Вадковский отрицал факт совместной поездки с Молчановым в Васильков, как и свое участие в приеме Молчанова в тайное общество[500].
В эти же дни, по всей видимости, состоялся и первый допрос Молчанова, который был арестован 31 декабря, а затем вместе с Вадковским «взят» в главную квартиру 1-й армии. Особое подозрение вызвал тот факт, что оба офицера раньше служили в расформированном Семеновском полку[501]. Первоначально ситуация вокруг Молчанова не отличалась от положения других арестованных в связи с открытием тайного общества в 1-й армии и событиями мятежа черниговцев. Так, 12 января датировано отношение начальника Главного штаба И. И. Дибича к командующему 1-й армией Ф. В. Остен-Сакену, в котором содержалось требование «взять и прислать в Санкт-Петербург» Молчанова, как подозреваемого в соучастии в мятеже[502]. Но уже 19 января корпусной командир Рот сообщал Остен-Сакену, что Молчанов отрицает свое участие в выступлении черниговцев, арестованные же мятежники отрицают его причастность к событиям. Рот предлагал начать особое расследование по этому вопросу. Согласно рапорту начальника штаба 1-й армии К. Ф. Толя Дибичу от 25 января, Молчанов не сознался в принадлежности к тайному обществу, а Вадковский не изобличил его в этом. Но, как считал Толь, «невзирая на то, он имеет быть отправлен в Санкт-Петербург тотчас, как скоро будет сделано окончательное исследование, не был ли он у Муравьева во время мятежа, ибо он сознался, что знал об отъезде Вадковского к мятежникам»[503]. Вскоре, однако, позиция военного начальства 1-й армии изменилась: верх взяло мнение Рота. По докладу следственной комиссии 1-й армии Ф. В. Остен-Сакен счел возможным оставить Молчанова под арестом при штабе армии в Могилеве, как причастного к событиям в Черниговском полку, а его отправка в Петербург была отменена.
В ходе петербургского следствия прозвучали важные показания о принадлежности Молчанова к числу членов тайного общества. О надеждах руководителей мятежа на 17-й егерский полк свидетельствовал очевидец и участник событий М. Муравьев-Апостол в ответах на вопросные пункты от 29 января. Он показал, что «брат надеялс[я], что он (17-й егерский полк. – П. И.) к нему пристанет, потому что в нем были два члена Южного общества Молчанов и Александр Вадковский… брат имел намерения соединиться с 8-ю дивизиею». М. Муравьев-Апостол вместе с тем утверждал, что в Васильков приезжал один Вадковский, который «обещал приготовить 17 егерский полк», а затем уехал на полковую квартиру в Белую Церковь[504]. Таким образом, на первом своем допросе М. Муравьев-Апостол назвал Молчанова среди известных ему участников тайного общества. Впоследствии он сделал дополнительное показание: Молчанова считал он членом еще и потому, что тот подал в отставку в 1824 г. вследствие неприятностей с корпусным командиром Ротом, при этом Молчанов тайно сообщил С. Муравьеву-Апостолу о своем намерении убить Рота за нанесенное оскорбление. Данное обстоятельство было подтверждено в показаниях С. Муравьева-Апостола от 16 апреля 1826 г. [505] 3 мая эти данные были сообщены Дибичу, который переслал их руководству 1-й армии для сведения комиссии в Могилеве. Молчанов на допросе признал свой конфликт с Ротом, но отказался признаться в намерении покуситься на его жизнь[506].
Наиболее тесно связанный с Молчановым подследственный, А. Вадковский, отвечая на допросные пункты от 5 февраля, продолжал держаться прежних показаний, данных в Могилеве: «В 17-м егерском полку никто даже не знал о существовании тайного общества, исключая Молчанова…», но вместе с тем отрицал его формальное членство в тайном обществе. На вопрос, почему он решил показать Молчанову записку С. Муравьева-Апостола, в которой говорилось о тайном обществе и его открытии правительством, Вадковский отвечал: «Живучи с лишком пять лет с Молчановым, мудрено мне было скрыть от него, что я получил записку от Муравьева… Я ему говорил, что я членом общества, но не открывал ему никогда цели оного… До сей поры знает он только, что есть какое-то общество, но ни цель, ни в чем оно состоит, ему неизвестно. Насчет того, что он не состоял в обществе, я готов присягнуть»[507]. Другие руководящие участники Васильковской управы либо ничего не знали о Молчанове, либо отрицали его формальное членство в тайном обществе[508].
17 марта на заседании Комитета решался вопрос о привлечении Молчанова к петербургскому следствию. Было заслушано отношение начальника Главного штаба Дибича на имя председателя Комитета Татищева, к которому присоединялось отношение главнокомандующего 1-й армией от 5 марта 1826 г. В нем содержался запрос: может ли быть представлен решению военно-судной комиссии при штабе 1-й армии Молчанов, который оказался «виновным в том только, что знал об отъезде… Вадковского к мятежникам Черниговского пехотного полка, о чем он начальству не донес». Комитет положил, что Молчанов к делу о тайном обществе не причастен, и его участь можно передать в ведение комиссии в Могилеве. Решение Комитета было согласовано заранее, о чем говорит помета В. Ф. Адлерберга: «Уведомить, что можно предоставить суду тамошнему, ибо к делу, Комитету производимому, не причастен». 17 марта председатель Комитета Татищев адресовался Дибичу, сообщая, что Молчанов «по изысканию… к тайному обществу не причастен», поэтому его следует предать военному суду для расследования его причастности к мятежу Черниговского полка[509].
Несмотря на то, что расследование и в Петербурге, и в Могилеве не выявило достоверных данных об участии Молчанова в мятеже Черниговского полка, Молчанов был предан военному суду по делу восстания на юге. Во всеподданнейшем докладе от 10 июля 1826 г. по результатам следствия Молчанову отводился особый раздел. Показания Мозалевского о том, что он «видел… 17 егерского полка подпоручиков Вадковского и Молчанова, кои были у гауптвахты в Василькове», судебная комиссия признала недоказанными. Для их проверки были спрошены еще в начале расследования Вадковский и Молчанов, которые отвергли это показание. Молчанов «при всех убеждениях суда» не сознался в своей поездке в Васильков во время мятежа. Из его показаний следовало, что в рождественские дни 1825 г. он жил уединенно в месте расположения роты, в которой служил, но несколько раз ходил на охоту, отлучаясь от места своего проживания; к Муравьеву-Апостолу не ездил и никаких связей с ним не имел, как и с Бестужевым-Рюминым. Молчанов признал факт знакомства с письмом Муравьева-Апостола к Вадковскому, но отрицал свою осведомленность о политическом характере тайного общества, его цели и конкретных планах восстания; более того, как уверял Молчанов, до 30 декабря он не знал, что Вадковский и Муравьев-Апостол принадлежали к тайному обществу[510].
На очной ставке с А. Е. Мозалевским Молчанов настаивал на том, что не приезжал в Васильков. Мозалевский же в целом подтвердил свое показание, заявив, что видел двух офицеров егерского полка в Василькове, «с коими Муравьев, разговаривая, называл Вадковским и Молчановым, но сам он, Мозалевский, в лицо их тогда не заметил; почему и не признает Молчанова за одного из тех бывших в Василькове офицеров». Опрос слуг Молчанова и хозяина дома, в котором он жил в декабре 1825 г., а также нижних чинов и офицеров 17-го егерского и Черниговского полков дал следующие результаты. Хозяин дома в селении Трушки, где жил Молчанов, показал, что последний по возвращении из Белой Церкви «…опять куда-то ездил и возвратился на ночь с борзою своею собакою и в третий раз ездил на охоту». Также стало известно, что Молчанов «неизвестно куда» ездил 28 декабря, для чего взял сани и своего слугу, но в тот же день возвратился. Один из нижних чинов подтвердил, что Вадковский ездил 30 декабря один, без Молчанова, то же показал унтер-офицер Черниговского полка[511].
Поскольку петербургский Комитет признал привлечение Молчанова к ответственности по проводимому им расследованию излишним, главнокомандующий 1-й армией Остен-Сакен предал Молчанова военному суду по делу мятежа Черниговского полка «за обнаруженное преступление». Он подозревался в соучастии в мятеже. Над Молчановым нависла угроза обвинения в том, что он не донес о ставшей ему известной тайне существования заговора с антиправительственной целью. В суде Молчанов вновь подтвердил, что он в та