[533]. Весьма любопытным обстоятельством является поступление этой информации от самого Ренненкампфа, который старательно обращал внимание правительственного агента на свой принципиальный отказ от содействия С. Муравьеву-Апостолу. Очевидно, полковник хотел подстраховать себя на случай появления обвиняющей информации при неминуемом, как он понимал, расследовании событий восстания Черниговского полка. Подозрения, возникавшие при ответе на вопрос, почему именно к нему обратился Муравьев-Апостол, Ренненкампф надеялся лишить силы сообщением о своем решительном отказе от предложения руководителя мятежа – отказе, который подразумевал полное несогласие с «правилами» лидера восстания. Вместе с тем, открывая этот эпизод, Ренненкампф рисковал попасть под ответственность за «недонесение» о замыслах мятежа, которые стали ему известны еще до начала восстания.
Согласно упомянутому свидетельству Грохольского, 25 декабря 1825 г., после того как было получено известие о разгроме выступления 14 декабря, С. Муравьев-Апостол послал Бестужеву-Рюмину письмо, в котором просил его «как можно поспешнее» отправиться в Киев к Ренненкампфу[534]. Однако письмо это не дошло до адресата: на квартире Муравьева-Апостола, ввиду отсутствия Бестужева-Рюмина, его распечатали офицеры – участники заговора. В присутствии автора показания Грохольского, других членов тайного общества и будущих участников военного выступления черниговцев (В. Н. Соловьев, И. И. Сухинов, А. Д. Кузьмин, В. Н. Петин, А. С. Войнилович, Ф. М. Башмаков), М. А. Щепилло зачитал его содержание. Кроме просьбы отправиться в Киев, в письме сообщалось о происшествии 14 декабря, упоминались имена Трубецкого и Якубовича, говорилось о смерти М. А. Милорадовича и, очевидно, об «открытии» тайного общества правительством. О дальнейшей судьбе письма Грохольский ничего не знал. По его словам, цель поездки к Ренненкампфу в письме не открывалась[535]. Эта цель, очевидно, могла состоять в привлечении офицера корпусного штаба к осуществлению задуманного Муравьевым-Апостолом плана действий заговорщиков в случае начала арестов членов тайного общества.
Реконструкция взаимоотношений Ренненкампфа и руководителей мятежа Черниговского полка осуществлена в исследовании О. И. Киянской[536]. Историк отмечает: «Полковник Ренненкампф… личность довольно странная, полумифическая. Он не привлекался к следствию (в Петербурге. – П. И.), и единственным общедоступным источником сведений о нем, кроме показаний Грохольского, является… „Алфавит…“, составленный А. Д. Боровковым»[537].
Вероятнее всего, вследствие полученных от Сотникова данных, а также показаний Грохольского Ренненкампф был привлечен к допросам при штабе 1-й армии (конкретных данных, был ли он арестован или допрашивался неарестованным, у нас нет); началось расследование связей полковника с руководителями мятежа. Ренненкампф при допросе показал, что С. Муравьев-Апостол «за несколько дней» до восстания Черниговского полка «предлагал ему действовать для перемены правления», но он от этого предложения отказался. Согласно Ренненкампфу, на встрече с ним Муравьев-Апостол говорил о том, что «наступило время, где надо действовать решительно, переменить образ правления, которое дальше терпеть невозможно», но Ренненкампф возражал на это: «…не наше дело преобразовывать правительство», и просил «…его и подчиненных ему офицеров оставить в покое»[538].
В связи с этими показаниями в Петербурге был допрошен Муравьев-Апостол. Он отвечал, что никакого предложения Ренненкампфу не делал, изложенное содержание разговора с полковником «ошибочно», письмо к Бестужеву-Рюмину было написано с целью информирования о событиях 14 декабря. Бестужев-Рюмин также отрицал наличие в этом письме просьбы отправиться к Ренненкампфу, однако показал, что не раз виделся с полковником, разговаривал «о разных злоупотреблениях» и считал его готовым к вступлению в тайное общество. Как показал Бестужев-Рюмин, он сообщил Муравьеву-Апостолу, что Ренненкампфу «кажется, можно открыться, и чтобы он рассмотрел его, но почему ему казалось сие возможным, сам не знает». При этом Муравьев-Апостол «адресовался к нему… но без успеха»[539].
Очевидные противоречия в полученных показаниях не обратили на себя внимания следствия; оно предпочло считать показания Грохольского неподтвержденными, сделав, очевидно, вывод о полной искренности полковника и основных свидетелей. Ренненкампф был оправдан и освобожден от дальнейшего следствия. В справке «Алфавита» Боровкова о Ренненкампфе приводятся извлеченные из показаний Бестужева-Рюмина и Муравьева-Апостола факты неоднократных встреч лидеров Васильковской управы с ним, «адресования» к нему Муравьева-Апостола, расчетов на него, как на участника заговора, готового действовать, а также показанное самим Ренненкампфом обстоятельство: приглашение, сделанное ему Муравьевым-Апостолом, действовать «для перемены правления». Столь значительные улики остались, однако, без последствий. «Смягчающие обстоятельства», которые содержатся в показаниях о контактах Ренненкампфа с руководителями восстания, – его возражения на подготовительную агитацию со стороны членов тайного общества (по его мнению, злоупотребления происходят «без ведома императора»), отказ Ренненкампфа от предложения содействовать организаторам восстания – во многих других случаях не являлись препятствием для дальнейших допросов и предания суду, но в деле Ренненкампфа расследование конкретных обстоятельств его связей с заговорщиками было фактически остановлено[540].
При анализе собранного следствием материала важна каждая деталь. С Ренненкампфом контактируют руководители Васильковской управы и инициаторы мятежа, которые рассматривают его как готового кандидата в члены тайного общества. Они предлагают ему содействовать военному выступлению. Визит С. Муравьева-Апостола к Ренненкампфу состоялся не позднее 24 декабря (с этого дня все его передвижения хорошо фиксируются источниками; в них нет данных о посещении Киева, где жил полковник). По-видимому, в это время Муравьев-Апостол еще не имел намерения немедленно начать восстание. Оно появилось после известия о том, что взяты его бумаги, – это означало скорый арест. Но известия о начале арестов в Тульчине уже были получены.
Начало арестов для Муравьева-Апостола являлось сигналом к подготовке восстания, о чем известно из многочисленных показаний на следствии. Следует предположить, что разговор с Ренненкампфом имел своей целью организовать содействие штаба 4-го корпуса, опереться на высших чинов штаба. Возможно, Муравьев-Апостол надеялся оказать через них влияние на приказы о передвижении полков, либо обеспечить со стороны офицеров штаба отсутствие мер по немедленному блокированию Черниговского и других полков, находившихся под влиянием заговорщиков, в случае начала действий. Но самое важное: этот разговор не мог не сопровождаться открытием существования тайного общества и его цели, что прямо следует из показаний Ренненкампфа, согласно которым он отказался действовать в пользу «перемены правления». Уровень осведомленности Ренненкампфа, характер и содержание его разговоров с Бестужевым-Рюминым и Муравьевым-Апостолом, отраженных в показаниях, свидетельствуют о том, что руководители Васильковской управы посвятили полковника в существование общества и его цели («перемена правления»). В свете того, что они считали его готовым для вступления в тайное общество еще до начала кризиса декабря 1825 г., собирались «рассмотреть» возможность его приема и «открыться» ему, факт обращения к Ренненкампфу за содействием в ответственный момент подготовки восстания приобретает особое значение, ставится в контекст вполне планомерной деятельности руководителей тайного общества по приему новых членов среди офицеров больших чинов и полковых командиров.
Обращаясь к полковнику с предложением оказать содействие в канун мятежа, его инициаторы должны были считать Ренненкампфа не только единомышленником в отношении цели тайного общества, но и находить, что он будет готов поддержать и предлагаемый способ достижения этой цели. Очевидно, положительное впечатление на этот счет Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин вынесли из предыдущих встреч с полковником.
Следует отметить особо, что с 1815 г. Ренненкампф служил в гвардейском Генеральном штабе. Его сослуживцами в то время являлись многие деятели тайного общества (А. Н., М. Н. и Н. М. Муравьевы, И. Г. Бурцов, Петр И. Колошин и др.). Не исключено, что именно в эти годы зародились его контакты с декабристской средой и, в частности, с С. П. Трубецким, который являлся старшим адъютантом начальника Главного штаба, курировавшего Генеральный штаб. Во всяком случае, достоверно известно, что в 1810-е гг. Ренненкампф был знаком с М. Муравьевым-Апостолом[541]. С конца 1824 г. Трубецкой являлся дежурным офицером штаба 4-го пехотного корпуса и, судя по всему, Ренненкампф был связан с товарищем по службе постоянным дружеским общением. С. Муравьев-Апостол показал на следствии, что познакомился с Ренненкампфом именно в доме Трубецкого в Киеве. После отъезда последнего в Петербург осенью 1825 г. Ренненкампф приглашал Муравьева-Апостола к себе на квартиру, если тот окажется в Киеве. Так фактически и произошло: он виделся с Ренненкампфом в начале декабря[542].
Из показаний Бестужева-Рюмина с очевидностью вытекает тот факт, что встречи его и Муравьева-Апостола с Ренненкампфом проходили в течение длительного времени, оба руководителя Васильковской управы находили возможным его прием в члены тайного общества. Но показания не отвечают на вопрос – чем закончилось «рассмотрение» Ренненкампфа как кандидата в члены тайного общества, «открылись» ли ему руководители тайного общества? Иначе говоря, состоялся ли прием полковника в тайное общество? Если бы на этот вопрос следствие получило прямой положительный ответ, то степень виновности Ренненкампфа была бы принципиально иной. О. И. Киянская справедливо полагает, что «реальные отношения Муравьева с полковником Ренненкампфом остались неясными как для следствия, так и для историков»