Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. — страница 79 из 139

ого лица из первых рук (от тех, кто его принял, или от него самого).

Сравнительный анализ документов следствия, «Алфавита» Боровкова, других источников (мемуаров, доносов, писем) обнаруживает неучтенные следствием обстоятельства, недорасследованные факты, непроясненные показания. В ходе исследования обнаружились прямые аргументы в пользу опровергнутых свидетельств – показаний, которые были сочтены следствием в ряде случаев недостаточными для обвинения и были «сняты» в связи с оправдательными показаниями самого подозреваемого или других свидетелей-подследственных.

Решения следствия об оправдании лиц, против которых имелись показаний об их участии в деятельности тайных обществ, имели под собой различные основания. В одних случаях следствию не хватило доказательств и улик, в других оно само не было заинтересовано в последовательном доведении расследования до конца и проверке обвиняющих показаний.

1. Всего, по итогам исследования, выявлено не менее 43 человек, официально оправданных и избежавших преследования, несмотря на полученные показания о членстве в тайном обществе или участии в деятельности заговорщиков в 1825 г. В целом, по степени вовлеченности в следственный процесс можно выделить две группы оправданных:

а) арестованные и привлекавшиеся к допросам на главном (петербургском) процессе, а также при дознании в 1-й армии (А. С. Грибоедов, Н. П. Воейков, Н. П. Крюков, В. П. Зубков, А. А. Плещеев 2-й, A. M. и М. Ф. Голицыны, офицеры Тамбовского полка Рихарды, Розен, Тшилинский, Унгерн-Штернберг, Д. А. Молчанов и др.);

б) не привлекавшиеся к непосредственному дознанию, расследование о которых проводилось заочно (Л. Сенявин, Каменский и др.).

2. Не подлежит сомнению, что те, кто сумел оправдаться на следствии, несмотря на конкретные показания других подследственных о принадлежности к декабристской конспирации и заговору, – это, в основном, лица, скрывшие истинную степень своей причастности к тайному обществу. Поэтому нужно признать, что важнейшую роль для оправдания в ходе следствия играла, как ни в каком другом случае, позиция самого подследственного, занятая им на устных допросах и зафиксированная в письменных показаниях. Образцовым примером здесь может служить артиллерийский офицер 1-й армии, обвинявшийся в принадлежности к Васильковской управе Южного общества, – Ф. Е. Врангель. Несмотря на уличающие показания целого ряда осведомленных участников тайного общества, занимавших в нем руководящее положение (М. И. Муравьев-Апостол, П. И. Пестель, М. П. Бестужев-Рюмин), вопреки тому, что его товарищи по службе признались в своем участии в конспиративной организации (М. И. Пыхачев, П. А. Нащокин), Врангель до конца отвергал устойчивый характер своих отношений с участниками декабристской конспирации, которые по ряду указаний приняли его в состав Южного общества, сам факт своей формальной принадлежности к политическому обществу. Занятая им позиция привела к тому, что следствие признало все имеющиеся показания о членстве Врангеля недостаточными для обвинения, и он был оправдан. Судя по всему, под влиянием последовательной линии защиты главные свидетели (обвиняемые) по «делу» оправданного лица изменяли свою позицию в пользу оправдания, давая ему возможность избежать привлечения к ответственности и наказания.

3. Помимо такого рода общих гуманистических соображений, несомненно, значительную роль в замалчивании ряда обстоятельств, в сокрытии принадлежности и участия в заговоре со стороны главных свидетелей-подследственных играли соображения собственной безопасности и ослабления вины. Ведь признание в собственной активной деятельности по расширению рядов тайных обществ и распространению влияния заговора, сообщения о новых контактах конспиративного характера грозили серьезным отягощением вины и более суровым наказанием. Это особенно наглядно показывает замалчивание участия в заговоре П. Я. Ренненкампфа, офицера штаба 4-го пехотного корпуса, близкого к С. Муравьеву-Апостолу, старшего подполковника Ахтырского гусарского полка И. А. Арсеньева, полковых командиров 1-й армии, оказавшихся в орбите влияния инициаторов восстания Черниговского полка. С другой стороны, в группе оправданных лиц, с которых было снято обвинение, можно найти тех, кто связывал декабристское общество с представителями «высших кругов» управления империей, видными и влиятельными государственными и военными деятелями. В качестве характерного примера назовем братьев В. Ф. и И. Ф. Львовых, тесно связанных с высшей бюрократической элитой империи, адъютанта А. П. Ермолова Н. П. Воейкова и чиновника его канцелярии А. С. Грибоедова. Раскрытие истинных отношений этих лиц в рамках тайного союза угрожало множеством осложнений, помимо отягчения вины контактировавших с ними известных участников декабристского общества.

4. Мотивы сокрытия тех или иных лиц от следствия могли быть различными: от естественного желания сохранить от репрессий друга или родственника до более широких соображений морально-этического характера. В особенности стремления этого рода получали дополнительный стимул в том случае, если обвиняющие показания были непосредственно связаны с главными «винами»: подготовка мятежа, планы восстания, знание умысла и участие в обсуждении планов цареубийства. За попытками умолчать об участии в тайных обществах того или иного лица или представить его членство как «простую» осведомленность о существовании конспиративных организаций, а то и как отказ на предложение о вступлении, несомненно, стояло стремление не касаться важного обвинительного вопроса, усиливающего вину самого автора показания. Возможно, для подследственных рассказ о некоторых оправданных был связан с опасными вопросами подготовки мятежа, надеждами на поддержку широкого круга единомышленников или личными мотивами (родственники, друзья). Не случайно, что в большинстве случаев именно по опасным вопросам подследственные старались отрицать собственное участие и тем более – участие третьих лиц. В особенности это касается стойкого отрицания формальной принадлежности к тайному обществу ряда офицеров, находившихся в высоких чинах, которое проводили в своих показаниях некоторые из самых активных заговорщиков, вопреки появившимся показаниям «третьих лиц», прямо удостоверяющим принадлежность к декабристской конспирации, со ссылкой на других обвиняемых.

5. Наименее доказательными примерами неподтвержденного обвинения следует признать случаи, когда свидетель не мог привести дополнительные аргументы, подтверждающие его показания, а подследственный, на которого он ссылался, приводил убедительные возражения. Такие случаи (например, случай генерал-майора Каменского, принятого по показанию М. И. Муравьева-Апостола в Южное общество Ф. Ф. Вадковским), однако, количественно незначительны в общем числе подвергнутых изучению. Их нельзя сбрасывать со счетов: показания, прозвучавшие на следственном процессе, не основанные на слухах, ошибке, не сопровожденные оговорками, ограничивающими их достоверность, требуют к себе внимания, так как отражают ту информацию, те сведения, что циркулировали в среде участников декабристской конспирации.

6. Нет сомнения, что весьма значительную роль играла в ряде случаев незаинтересованность самого следствия в предметном и последовательном, объективном расследовании степени участия в декабристском обществе некоторых из освобожденных вследствие установленной «невиновности» лиц. В ряде случаев следствие не стало продолжать разыскание, очевидно, по воле высшей власти, в первую очередь, по воле Николая I. С этим связано, прежде всего, свертывание расследования в отношении связей декабристов с государственными деятелями высокого уровня и военачальников (М. М. Сперанский, Н. С. Мордвинов, А. П. Ермолов, П. Д. Киселев, К. И. Бистром, М. А. Милорадович и др.). Наглядный пример такого рода «остановившегося» расследования – дела упомянутых уже Н. П. Воейкова, А. С. Грибоедова, братьев Львовых.

7. Еще одна причина снятия обвинений «по инициативе» самого следствия, либо его незаинтересованности в проведении тщательного углубленного исследования причастности к тайному обществу, наличие которой можно уверенно утверждать, – это близость ряда подозреваемых к императорской семье, принадлежность их к влиятельным родам, придворной среде. Наиболее характерные примеры такого рода представляют А. М. и М. Ф. Голицыны, А. А. Плещеев 2-й, С. Ю. Нелединский.

8. Причины, по которым следствие вынесло оправдательное решение, в каждом конкретном случае следует рассматривать особо. Представляется, что источники дают основание для следующих итоговых наблюдений. Основная причина – тактика защиты подследственных, включающая:

– последовательное отрицание любой степени формальной принадлежности к тайному обществу;

– демонстрацию искренности и откровенности в показаниях; Далее, следует обозначить особенности расследования, которые способствовали появлению оправдательных вердиктов:

– отсутствие значительных усилий со стороны расследования, направленных на выяснение степени причастности к тайному обществу.

Последнее обстоятельство предполагает определенное воздействие на ход расследования чиновников штата Следственного комитета (А. Д. Боровков, А. А. Ивановский), которые непосредственно участвовали в в составлении вопросных пунктов, сопоставлении полученных показаний, анализе их содержания, в подготовке выписок из уличающих показаний, итоговых «записок о силе вины», других обобщающих результаты расследования документов, и тем самым влияли на вынесение итоговых решений следствия. Возможно, имело место содействие некоторых членов Следственного комитета. Возможно, сыграла свою роль близость к некоторым из оправданных великого князя Михаила Павловича, А. Х. Бенкендорфа и других.

– в ряде случаев (А. С. Грибоедов, И. Ф. Львов, Александр Плещеев и др.) исследователь вполне обоснованно может предполагать присутствие посторонних для расследования факторов, способствовавших оправданию этих лиц. Это постороннее влияние, в частности, выразилось в том, что следствие не придало должного значения обвиняющим показаниям, не учло некоторые из них, не было настойчиво в выяснении противоречий в показаниях и не проводило очных ставок. Очевидно, происходило давление на следствие со стороны близких к императорской семье лиц, прежде всего, со стороны родственников обвиняемых, а также лиц из дружеского окружения (в случае Грибоедова традиционным ходатаем за него считается И. Ф. Паскевич, кроме того, известна роль А. А. Ивановского, можно добавить еще А. Д. Боровкова и Я. И. Ростовцева, близкого к ряду членов Комитета). – личная симпатия императора, проявившаяся при ознакомлении с подследственным, при устном допросе, при знакомстве с его показаниями (Ф. Е. Врангель, И. А Арсеньев и др.).