свидетельству Юмина, Бахметев всегда жил «в палатке» у Непенина и являлся его ближайшим полковым товарищем. Летом 1819 г., предложив Юмину вступить в общество, Непенин сообщил ему, что уже «записал» в организацию Бахметева. Последний присутствовал при этом разговоре, тем самым как бы подтверждая информацию Непенина. Показание Юмина содержит также несколько другую оценку этого же события: противореча себе, он передает слова Непенина, что оба – и Бахметев, и Юмин – были «только приглашены» в Союз, но не «записаны»[835]. На сей счет было затребовано дополнительное «пояснение» у Юмина (этот его ответ не сохранился) и Непенина. Непенин отвечал, что «названный… членом Союза благоденствия Бахметев не был еще совершенно в общество принят, когда он в 1820-м году умер»; он указывал таким образом на незавершенность процедуры приема Бахметева, равно как и Юмина[836]. Однако почти одновременно с Юминым И. Г. Бурцов в показаниях от 5 февраля утверждал, что умерший офицер 32-го егерского полка Бахметев действительно был принят в тайное общество и считался его членом[837].
Свидетельства о приеме Бахметева, отраженные в следственных показаниях, подтверждаются информацией И. М. Юмина, полученной еще в феврале 1822 г., в ходе расследования по «делу В. Ф. Раевского». Согласно этому доносу, Непенин давал читать «книгу» с правилами Союза благоденствия и отбирал расписки о вступлении в этот Союз у Юмина и Бахметева[838]. Получение расписок, по букве устава, означало завершение процедуры приема в Союз. На следствии 1822 г. сообщение Юмина повлекло за собой допрос Непенина, однако расследование по вопросу об обнаруженном благодаря сообщению Юмина Союзе тогда было свернуто.
Показания Юмина на следствии 1826 г. передают свидетельство лица, принявшего в тайное общество Бахметева – Непенина. Присутствие Бахметева при приглашении Юмина еще более укрепляет значение этого свидетельства, достоверность которого не вызывает сомнений, даже если прием обоих офицеров не был завершен полностью.
Показания Юмина и Бурцова о приеме Бахметева, сделанные на следствии 1826 г., таким образом, утверждаются донесением Юмина 1822 г., почти современным событиям. В пользу состоявшегося вступления Бахметева говорят его тесные дружеские отношения с принявшим его Непениным, длительный контакт офицеров подразумевает большую степень откровенности, чем с Юминым. Приглашение Бахметева последовало ранее вступления Юмина. Наконец, о членстве Бахметева были извещены руководители тайного общества, в том числе находившийся в Тульчине Бурцов. Все это позволяет заключить, что Бахметев действительно был введен в число участников Союза благоденствия, однако последовавшая вскоре смерть сделала пребывание его в рядах тайного общества кратковременным.
Полученные на следствии сведения о Бахметеве было решено «приобщить к прочим для внесения в выписку» о членах Союзе благоденствия, однако это имя в итоге не было занесено в «Алфавит» Боровкова; оно оказалось и вне списка участников Союза, «оставленных без внимания».
Следственный комитет располагал показанием П. И. Пестеля о персональном составе учрежденного им «Митавского филиала» Союза спасения, в который в течение 1817 – начала 1818 г. были приняты 4 человека: «В сие время принял я в общество полковника Петрулина, который в том же году умер: он командовал Ольвиопольским гусарским полком; майора Авенариуса, бывшего тогда старшим адъютантом 25-й, что ныне 1-й, пехотной дивизии, он был потом старшим адъютантом Главного штаба 1-й армии и наконец назначен в Грузию… подполковника Тимченку, назначенного после того командиром 4-го морского полка, и бывшего дежурного штаб-офицера 1-го корпуса полковника Свободского, назначенного потом командиром Тульского пехотного полка»[839]. Свидетельство Пестеля, лично принявшего Петрулина в декабристское общество, не вызывает сомнений.
Итак, в 1818 г. полковник Петрулин, «который в том же году умер», стал участником «Митавского филиала» Союза спасения. Как отмечала М. В. Нечкина, имя Петрулина, в отличие от других лиц, указанных Пестелем, осталось вне «Алфавита» Боровкова[840]. Почему это произошло, остается неясным, ведь прочие трое названных Пестелем членов филиала (А. А. Авенариус, Ф. М. Свободской, И. М. Тимченко-Рубан) были замечены следствием; в отличие от них, фамилия Петрулина не была подчеркнута карандашом в тексте показаний Пестеля. Объяснение этому, возможно, состоит в том, что все трое продолжали находиться на службе в 1826 г., более того – являлись полковыми командирами, и о них запрашивали других подследственных. Умерший Петрулин, конечно, такого интереса для следствия не представлял. Поэтому, вероятно, его имя и затерялось; он не был впоследствии учтен Боровковым при составлении «Алфавита».
Данные о службе умершего в 1818 г. Петрулина, указанные Пестелем, подтверждают «Высочайшие приказы о чинах военных на 1818 год», из которых следует, что 6 апреля был «исключен из списков умершим Ольвиопольского гусарского полка командир полковник Петрулин»[841]. Итак, выясняется, что принятый Пестелем в Союз спасения Петрулин, командир ольвиопольских гусар, умер в 1818 г.; необходимо установить, какой именно Петрулин являлся полковым командиром Ольвиопольского полка и, следовательно, членом тайного общества.
Согласно запискам И. П. Липранди, брат бессарабского гражданского губернатора В. В. Петрулина, «адъютант графа Витгенштейна», «был образцовым в целой армии в этом звании» и «замечательным лицом» на военном поприще. Вскоре после возвращения из заграничных походов он был убит на ставшей очень известной дуэли с полковником Мерлинием[842]. Указание на адъютантство убитого на дуэли Петрулина у П. Х. Витгенштейна приводит нас, во-первых, к выводу о его хорошем знакомстве (по крайней мере, очевидных служебных связях) с Пестелем, принявшим Петрулина в Союз спасения – как известно, с 1813 по 1818 гг. Пестель состоял адъютантом Витгенштейна[843]. Кроме того, оно дает направление дальнейшим поискам ответа на вопрос, какой именно Петрулин был убит на дуэли.
П. Х. Витгенштейн – шеф лейб-гвардии Гусарского полка с 1807 г., в дальнейшем он был сначала дивизионным командиром гвардейских гусар, а затем корпусным; в составе отдельного корпуса под начальством Витгенштейна лейб-гусары приняли участие в войне со Швецией и начали Отечественную войну 1812 г. Из полковой истории л.-гв. Гусарского полка известно, что в этом полку долгое время служил Яков Васильевич Петрулин, переведенный в гусары из л.-гв. Кирасирского Его Императорского Величества полка в 1809 г.[844] В том же году он становится дивизионным адъютантом; занявший эту должность позднее лейб-гусарский офицер Игнатьев был назначен дивизионным адъютантом именно к генерал-лейтенанту Витгенштейну[845]. В кампанию 1812 г. Петрулин действовал отдельно от полка, с запасным эскадроном, в составе 9-й кавалерийской дивизии при корпусе Витгенштейна, а затем состоял ординарцем при Витгенштейне; к концу заграничных походов 1813–1814 гг. он имел чин полковника[846]. Окончательную ясность вносят «Высочайшие приказы о чинах военных на 1815 год», согласно которым 1 июня 1815 г. «лейб-гвардии Гусарского полка полковник Петрулин» был назначен полковым командиром в Ольвиопольский гусарский полк[847]. Таким образом, Пестель, недавно поступивший адъютантом к П. Х. Витгенштейну, принял в Союз спасения именно Якова Васильевича Петрулина, ставшего за два года до этого полковым командиром, но долгое время служившего при этом же военачальнике[848].
Далее идут свидетельства осведомленных членов тайных обществ, занимавших видное место в иерархии декабристской конспирации и хорошо знавших ее персональный состав. К ним относятся показания М. И. Муравьева-Апостола (члена Коренного совета Союза благоденствия) о принадлежности к Союзу благоденствия полковника Башмакова и генерал-майора Константина Марковича Полторацкого.
Еще на первом допросе, снятом при штабе 1-й армии, М. И. Муравьев-Апостол, отвечая на вопрос о том, что ко времени начала следствия в 1826 г. в числе участников бывшего Союза благоденствия должны быть лица в генеральском чине, показал: «Были бы, но оные отреклись, например: Константин Маркович Полторацкий и прочие. Полковник Башмаков тоже в этом числе»[849]. В дальнейшем, уже на допросе в петербургском Следственном комитете, он еще раз подтвердил участие полковника Башмакова в Союзе благоденствия, поместив его в одном списке с другими видными участниками этого Союза, такими как М. Ф. Орлов, И. А. Долгоруков, братья С. П. и И. П. Шиловы, П. И. Пестель, М. А. Фонвизин, Н. И. Тургенев, К. А. Охотников. Он заключил перечисление следующими словами: «Вот, сколько я могу припомнить, имена лиц, которые составляли общество»[850]. Слова М. Муравьева-Апостола об «отречении» Башмакова, Полторацкого «и прочих» участников Союза, состоящих в высоких чинах, следует понимать как утверждение об их отходе от тайного общества, состоявшемся, как можно полагать, задолго до момента допроса.
Близость К. М. Полторацкого к декабристским кругам явственно следует из его служебных и родственных связей. Так, факт личного знакомства Полторацкого с М. Муравьевым-Апостолом не вызывает сомнений. Оно могло возникнуть еще перед 1812 г., когда Муравьев-Апостол поступил подпрапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк