[953]. По-видимому, перед нами еще один участник управы Союза благоденствия в Семеновском полку, которую возглавлял С. Муравьев-Апостол[954]. Указанный факт еще раз показывает, что далеко не все члены тайных обществ были названы декабристами на следствии. Отметим характерное обстоятельство – подавляющее большинство указаний о членстве относится к Союзу благоденствия. Действительно, самый многочисленный декабристский союз, к тому же интересовавший следствие меньше, чем поздние организации декабристского ряда, дает наибольшие количественные результаты среди декабристов, оставшихся на процессе неизвестными.
Неизвестные участники военных выступлений декабристов
Как уже отмечалось, участие в открытом мятеже влекло за собой предъявление обвинения, поэтому едва ли не все лица, составившие данный разряд, стали предметом усиленного внимания следственных органов. В то же время участие в заговоре и мятеже 1825 г. далеко не всех лиц было расследовано или учтено в документах основного следственного процесса, некоторые же вовсе избежали привлечения к ответственности. Причастность последних фиксируется в документах ретроспективного характера. В силу этого проведенное нами разделение этого разряда «неизвестных декабристов» на две группы в зависимости от типа источников, в которых содержится необходимая информация, обретает конкретно-историческое содержание.
К первой группе, выявленной в ходе следственных процессов 1825–1826 гг., но не отраженной в «Алфавите» Боровкова, нужно отнести А. А. Баранцева, Д. Грохольского, Дашкевича, А. П. Литке, И. К. Ракузу, И. Цявловского.
Начало выступления 14 декабря 1825 г. в Петербурге связано с событиями в казармах л.-гв. Московского полка, когда ротные командиры М. А. Бестужев и Д. А. Щепин-Ростовский вместе с прибывшим в полк А. А. Бестужевым обходили роты, агитируя солдат отказаться от новой присяги. Они призывали слушаться их, а не полковое начальство, которое, по их уверениям, скрывало истинное положение дел. Рядом с заговорщиками находились два ротных командира, В. Ф. Волков и А. А. Броке, согласившиеся накануне остаться верными Константину Павловичу. Они подтверждали слова братьев Бестужевых и Щепина-Ростовского и сами высказывались в том же духе. Все указанные лица занесены в «Алфавит» Боровкова, однако в нем отсутствует еще один офицер, принимавший участие в агитации. Это был прикомандированный к л.-гв. Московскому полку штабс-капитан Карабинерного полка Лашкевич. Об участии его в «бунте» впервые стало известно из «Истории л.-гв. Московского полка» Н. С. Пестрикова, вышедшей в свет в 1904 г. Автор книги широко использовал дела полковой следственной комиссии, расследовавшей события в полку 14 декабря 1825 г.
Помещенные в полковой истории материалы специального расследования в л.-гв. Московском полку содержат данные о том, что Лашкевич «совершенно случайно» оказался в момент восстания на полковом дворе и «зашел» в 3-ю фузелерную роту, где явился свидетелем разговора Щепина-Ростовского с солдатами[955]. На эту публикацию опирался Г. С. Габаев, который включил Лашкевича в число лиц, замешанных в событиях 14 декабря[956]. Выписку из документов, опубликованных Пестриковым, поместили в приложение к «Алфавиту» Б. Л. Модзалевский и А. А. Сиверc[957].
В следственных делах М. А. Бестужева и Д. А. Щепина-Ростовского также появляется фамилия Лашкевича. Так, в «Записке о… действиях лейб-гвардии Московского полка штабс-капитана князя Щепина-Ростовского…», составленной по материалам полкового следствия, говорится, что прикомандированный к полку Лашкевич присоединился к агитировавшим против присяги в казармах полка заговорщикам А. А. и М. А. Бестужевым, Д. А. Щепину-Ростовскому, В. Ф. Волкову и А. А. Броке, когда они пошли в 3-ю фузелерную роту. В аналогичной записке, посвященной М. Бестужеву, утверждается, что Лашкевич ходил вместе с заговорщиками и в 5-ю фузелерную роту[958]. Участие Дашкевича в выходе московцев на Сенатскую площадь, однако, не отражено в делах офицеров этого полка, вошедших в заговор и привлеченных Северным обществом для сопротивления присяге (А. А. Бекетов, А. С. Кушелев, М. Ф. Кудашев и др.)[959].
В январе 1826 г. Лашкевич был арестован и привлечен к следствию в Московском полку. Полковое расследование, основываясь на его собственных показаниях, пришло к выводу, что он «по любопытству пошел за бунтовавшими офицерами»[960]. По решению военно-судной комиссии он был освобожден и возвращен тем же чином в свой полк. Дальнейшая судьба Дашкевича связана со службой на Кавказе, из чего следует сделать вывод о переводе его в полки Кавказского корпуса (вероятнее всего, тем же чином). На Кавказе он был известен как офицер, причастный к событиям 14 декабря. По воспоминаниям В. Андреева, в 1829 г. Лашкевич вместе с Петром А. Бестужевым и В. Я. Зубовым редактировал рукописную газету «Ахалцихский Меркурий»[961]. Согласно данным генеалога малороссийского дворянства В. Л. Модзалевского, известен служивший на Кавказе в 1820-1830-е гг. Семен Николаевич Лашкевич, в 1839 г. – полковник, окружной начальник в Грузии[962].
Участие лейтенантов Гвардейского экипажа Александра Анисимовича Баранцева и Александра Петровича Литке в выступлении 14 декабря не отразилось ни в персональных делах фонда Следственного комитета (специальных дел на них не было заведено), ни в «журнале» Комитета. Известно, что на площадь вышла подавляющая часть гвардейских моряков и значительная часть офицеров, здесь были и ротные командиры (за малым исключением) и почти все младшие офицеры. Некоторые из них были связаны с тайным обществом, другие – с особым кружком офицеров-вольнодумцев в Гвардейском экипаже, остальные, по имеющимся данным следствия, были увлечены планом сопротивления новой присяге. Среди последних находились большинство тех, кто, простояв некоторое время на площади, вскоре покинули ряды экипажа, вернувшись в казармы. В их числе были и лейтенанты А. П. Литке и А. А. Баранцев. О том, что Баранцев находился на Сенатской площади в рядах экипажа, показал М. К. Кюхельбекер:«…князь Оболенский подошел ко мне и спросил у меня: „Старший ли вы?“, почему, не видя никого из офицеров при баталионе старше себя, ибо лейтенантов Мусина-Пушкина и Баранцева в то время я уже при баталионе на площади не видел, то посему и сказал, что я остался старший…»[963]. Следовательно, Баранцев находился при батальоне экипажа достаточно длительное время, едва ли не до того момента, когда Оболенский принял начальство ввиду отсутствия С. П. Трубецкого, т. е. за полчаса до разгрома восставших.
Присутствие А. П. Литке в составе восставшего Гвардейского экипажа обнаруживается также благодаря мемуарам его старшего брата Ф. П. Литке, который вспоминал: «…когда Бестужевы увлекли экипаж на площадь, все обер-офицеры последовали за знаменем, а командиры и все штаб-офицеры оставались в казармах. Им это было поставлено в заслугу. Увидя, пришед на площадь, что тут не ладно, брат под некоторым предлогом ушел за фронт и далее к матери своей, где его и заперли…». Ф. П. Литке далее сообщает: «Брата арестовали, как и других, но не посадили в крепость, а вместе с Баранцевым и [Д. Н.] Лермонтовым 2-м – в Семеновский госпиталь, потому что командиры поручились за их непричастность к шайке»[964].
Всех офицеров Гвардейского экипажа, участвовавших в выступлении, арестовали в казармах. Тех, кто играл более активную роль в событиях, отправили на гауптвахты Зимнего дворца и Главного штаба, а затем в крепость. Менее замешанных, покинувших ряды восставших прежде разгрома каре, также арестовали и поместили на гауптвахтах, частью на гауптвахтах при полковых казармах. Так, арестованные вечером 14 декабря А. П. Литке, А. А. Баранцев, В. А Шпейер, П. Ф. Миллер и Д. Н. Лермантов оказались на гауптвахте л.-гв. Семеновского полка. Об этом свидетельствует историк этого полка П. Н. Дирин, который основывался на документах полкового архива[965]. Данный факт несомненно доказывает участие перечисленных офицеров в выступлении. В дальнейшем В. А. Шпейер и П. Ф. Миллер оказались в Петропавловской крепости, Д. Н. Лермантов «по болезни» содержался при госпитале Семеновского полка, а А. А. Баранцев и А. П. Литке 16 декабря были освобождены. Однако им предстояло еще пройти через полковое следствие, которое возглавлял капитан-лейтенант М. Н. Лермантов.
Примеры А. А. Баранцева и А. П. Литке говорят о том, что традиционные представления о составе офицеров, находившихся 14 декабря в восставшем каре, нуждаются в корректировке. Действительно, в нем, помимо активных участников восстания, приведших на площадь мятежные части, находились также офицеры, которые мало или вовсе неизвестны в качестве участников тайных обществ или заговора декабристов. Возможно, они были увлечены агитацией в пользу «законности прав» императора Константина, вовлечены в события в последний момент или отправились вслед за находившимися в их подчинении солдатами. Но не менее вероятно и другое. Исследователь не вправе исключать причастности некоторых из них к декабристскому заговору и осведомленности о его целях.
Документы военно-судной комиссии в Белой Церкви, судившей нижних чинов, свидетельствуют о том, что среди участников восстания Черниговского пехотного полка находился портупей-юнкер