Иван Цявловский, который был предан военному суду за участие в выступлении полка, по конфирмации лишен дворянского достоинства и разжалован в рядовые «до выслуги»[966]. Будучи юнкером, дворянин Цявловский участвовал в походе мятежного Черниговского полка и на этом основании должен считаться участником декабристского выступления. Сведения о Цявловском впервые введены в научный оборот Ю. Г. Оксманом, опубликовавшим материалы военного суда в Белой Церкви[967].
Разжалованные из офицеров и лишенные дворянского достоинства еще до событий 1825 г. рядовые Черниговского пехотного полка Дмитрий Грохольский и Игнатий Кузьмич Ракуза хорошо известны как участники выступления Черниговского полка. Однако, как правило, их не относят к числу декабристов на основании принадлежности обоих к рядовым. Мы считаем, что можно выдвинуть ряд возражений против такого подхода. Прежде всего, оба разжалованных офицера по своему происхождению дворяне, следовательно их участие в событиях отмечено значительно большей долей «сознательности» в сравнении с другими нижними чинами. Но есть более существенные соображения, которые, на наш взгляд, позволяют уверенно отнести их к декабристам.
1) Оба разжалованных были осведомлены о существовании тайного общества. Члены декабристского союза не скрывали от них своих планов, касающихся военных выступлений. На них надеялись в связи с планируемым выступлением, учитывая стремление разжалованных вернуть себе утерянные из-за дисциплинарных проступков офицерское звание и дворянское достоинство.
Так, И. К. Ракуза узнал о тайном обществе и планах военного мятежа еще в Лещинском лагере (август-сентябрь 1825 г.). В это время он жил вместе, «в одном балагане», с А. Ф. Фурманом, А. Д. Кузьминым и А. Е. Мозалевским[968]. В дальнейшем он получил представление о планах заговорщиков, направленных против правительства и государя, и о цели, к которой стремилось тайное общество: введении конституции и отмене крепостной зависимости, а также о намерении начать «возмущение», отложенном до смерти Александра I (по собственным показаниям, слышал об этом в декабре 1825 г.) и, наконец, о заговоре против корпусного командира Л. О. Рота. Он знал также и о том, что членам общества поручалось привлекать на свою сторону солдат, был извещен о принадлежности к «многочисленному» обществу ряда офицеров Черниговского полка, тесно общался с А. Д. Кузьминым, А. Ф… Фурманом, А. И. Шахиревым, А. Е. Мозалевским[969].
Д. Грохольский располагал еще большими контактами. Он постоянно был связан не только с офицерами Черниговского полка (А. Д. Кузьминым, В. Н. Петиным, М. А Щепилло, В. Н. Соловьевым, И. И. Сухиновым, А. И. Шахиревым, А. Ф. Фурманом, разжалованным Ф. М. Башмаковым), но знал также В. К. Тизенгаузена, А. Ф. Вадковского, И. И. Горбачевского и А. К Берстеля. Грохольского хорошо знали С. Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин: когда в 1821 г. после «Семеновской истории» их перевели в Полтавский пехотный полк, как раз шло следствие по делу офицера этого полка Грохольского. Оба руководителя Васильковской управы, вместе с другими членами тайного общества, в особенности Кузьминым и Сухиновым, не раз уговаривали Грохольского следовать намерениям тайного общества, и он дал на это свое согласие[970]. Грохольский знал о существовании тайного общества, целью которого являлось установление временного правления, конституции и законов, ограничивающих крепостное право[971]. Такой объем информации сообщался человеку, формально принятому в тайное общество.
Итак, Грохольский и Ракуза были «посвящены в тайну заговора – и горели желанием участвовать „в общем деле“»[972]. Кем они были извещены о существовании тайного общества или приняты в него, – с точностью на следствии не было установлено. Грохольский – по всей видимости, кем-то из младших офицеров-черниговцев; Ракуза – А. Д. Кузьминым или А. Ф. Фурманом, которые были особенно тесно с ним связаны.
2) Во время выступления Черниговского полка оба разжалованных, как известно, самовольно (но с разрешения руководителей мятежа) вернули себе офицерскую одежду и вели себя достаточно активно[973]. Оба фактически являлись офицерами, действуя именно в этом качестве в рядах восставших, выполняя ответственные поручения Муравьева-Апостола. Так, Грохольский после ухода восставших черниговцев остался в Василькове, он должен был оповещать желавших примкнуть к выступлению о маршруте движения восставших. Поручение он исполнил: когда в город пришла рота под командованием А. А… Быстрицкого, Грохольский объявил ему «именем Муравьева», чтобы тот следовал за восставшими ротами. Более того, Грохольский в ходе возмущения пусть и короткое время, но сам командовал ротой; он был в карауле «за офицера», освобождал арестантов с гауптвахты Василькова, посылался с поручениями Муравьева-Апостола: в Василькове «приезжал» вместе с солдатами за В. О. Сизиневским, по некоторым данным, участвовал в «забрании» полковых знамен и казенного полкового ящика, а также присутствовал на обеде вместе с «полноценными» офицерами восставшего полка в Ковалевке. Кроме того, он отказался от поручения Муравьева-Апостола возглавить 2-ю гренадерскую роту. От имени всех офицеров-заговорщиков он «просил» А. Е. Мозалевского отправиться в Киев. Грохольский знал о письме, которое было вручено Муравьевым-Апостолом Мозалевскому для передачи А. Н. Крупеникову.
Ракуза был послан руководителями мятежа в село Ксаверовку[974]. Оба разжалованных оставались в рядах восставших до самого конца мятежа и были арестованы при его подавлении. Активное участие разжалованных офицеров в событиях выступления Черниговского полка, так же как и осведомленность обоих в делах заговора, отражены и в записках Горбачевского.
По всем этим причинам и Грохольский, и Ракуза, несомненно, являлись активными и сознательными участниками «бунта», играя роль офицеров. Правительство, предав обоих военному суду вместе с солдатами в Белой Церкви, принимало во внимание их статус нижних чинов, исходило из факта потери ими дворянского достоинства.
В ходе расследования на юге Грохольский вплоть до начала апреля 1826 г. отрицал свою принадлежность к обществу, настаивая на том, что действовал, подчиняясь приказаниям С. Муравьева-Апостола и других офицеров. Но затем Грохольский дал развернутые показания, признал свое участие в заговоре, собственное знание о существовании и цели тайного общества «еще прежде возмущения». Ракуза дал подробные показания почти сразу; он тоже признал осведомленность о существовании заговора и намерениях его участников. Оба разжалованных наименовали лиц, составлявших тайное общество, в том числе сообщили конкретные данные о персональном составе, которые, наряду с недоказанными следствием фактами, содержали достаточно определенный набор имен членов тайных обществ, свидетельствующий о вовлеченности обоих разжалованных офицеров во внутреннюю жизнь этих обществ.
Ракуза назвал участниками тайного общества М. П. Бестужева-Рюмина, А. Д. Кузьмина, А. Ф. Фурмана, В. Н. Соловьева, И. И. Сухинова, М. А. Щепилло, И. С. Повало-Швейковского, А. И. Тютчева, П. Ф. Громнитского, Н. Ф. Лисовского, А. В. Усовского, Н. О. Мозгалевского (А. Е. Мозалевского?). В отношении других лиц, названных Ракузой членами общества, принадлежность к декабристскому союзу не была доказана следствием. Это офицеры Тамбовского пехотного полка, названные Ракузой «по связям их» с А. Д. Кузьминым (Розен, А. и Н. Рихарды, Унгерн-Штернберг, Тшилинский[975]), а также черниговец Г. И. Ядрилло, офицер Полтавского пехотного полка И. Г. Демьянович, отставные офицеры этого же полка П. А. Устимович и Ф. Ф. Ковальский, офицер Кременчугского пехотного полка Н. Л. Федоров (Ракуза либо видел их неоднократно у Кузьмина, либо был «наслышан» об их принадлежности к тайному обществу). Все они по показаниям Ракузы были арестованы и допрашивались при Главной квартире 1-й армии, а затем освобождались.
Грохольский назвал еще более многочисленную группу лиц, среди которых П. Я. Ренненкампф, А. Н. Крупеников, офицеры 17-го егерского полка А. Ф. Вадковский, Д. А. Молчанов, Жегалов, Панченко, Щербинский, Лекень, Шефлер, 18-го егерского полка А. Н. Креницын, Полтавского пехотного полка Д. И. Цявловский, Лейченко и Хитрово, артиллерийские офицеры Андреевский, А. В. Капнист (?), бывший полковник 18-го егерского полка Остен, бывшие офицеры Черниговского пехотного полка Кильхен, Алендаренко, Семчевский и Полтавского пехотного полка – Устимович и Бессонов. Из их числа по другим источникам известно о причастности к тайному обществу А. Ф. Вадковского, Д. А. Молчанова, П. Я. Ренненкампфа, А. Н. Крупеникова, А. В. Капниста, Д. И. Цявловского[976]. Грохольский основывался на собственных наблюдениях о тесных дружеских отношениях или постоянных контактах указанных лиц с участниками заговора, в отношении некоторых из них он слышал прямые удостоверения об их членстве в обществе от известных ему участников тайного обществ (Соловьев, Шахирев), в том числе в присутствии свидетелей (так было в случае Шефлера и Д. И. Цявловского).
Помимо сказанного, Грохольский сообщил о письме С. Муравьева-Апостола к Бестужеву-Рюмину, отправленном в Киев еще 25 декабря 1825 г., которое было связано с попыткой привлечь к заговору офицеров, служивших в Киеве, в частности П. Я. Ренненкампфа; таким образом, Грохольский был посвящен в достаточно закрытый слой информации, отрицаемой С. Муравьевым-Апостолом на следствии