Итак, показания Грохольского и Ракузы обнаруживают их серьезную информированность о внутренних делах заговора, осведомленность о существовании тайного общества и его целях. Приговор, вынесенный обоим, содержал следующее определение вины: «…еще прежде возмущения были известны о тайном обществе злоумышленников и о злодейской их цели, о коих не только не объявили начальству, но по возможности оказывали к тому содействие…»[978]. Все это заставляет нас говорить о фактической принадлежности Грохольского и Ракузы к декабристам, – как лиц, знавших о тайном обществе, и если не вступивших в общество формально (что может быть поставлено под вопрос ввиду их принадлежности к нижним чинам), то хорошо осведомленных о его целях, как активных участников выступления Черниговского полка.
Вторую группу «неизвестных» участников декабристских выступлений, отнесение к которым базируется на указаниях мемуарных источников, составили А. Ф. Багговут, А. П. Пущин, А. В. Чевкин.
Как известно, во время выступления на Сенатской площади некоторые из заговорщиков находились в рядах правительственных войск и вследствие этого оказались участниками событий на стороне Николая I. Были и такие, кто остался в казармах (например, капитан лейб-гвардии Конно-пионерного эскадрона М. И. Пущин) или находился в толпе зрителей на площади (корнет лейб-гвардии Конного полка А. Е. Ринкевич), кто не примкнул ни к одной из противоборствующих сторон, предпочитая вообще не участвовать в событиях. Следовательно, историку необходимо особенно внимательно отнестись к свидетельствам о причастности к выступлению «посторонних» лиц, не связанных напрямую с центром декабристского заговора, к свидетельствам о попытках противиться присяге Николаю I, о выраженных сомнениях в ее законности, проявленных в этот день офицерами, не принявшими участия в самом выступлении 14 декабря. Ярким примером лиц этого ряда служат А. Ф. Багговут и А. В. Чевкин.
Участие 19-летнего прапорщика л.-гв. Московского полка Александра Федоровича Багговута в событиях 14 декабря на стороне декабристов зафиксировано в его воспоминаниях. Следовательно, в данном случае речь идет о своеобразном собственном признании. Согласно воспоминаниям, Багговут, назначенный возглавить караул от 2-й гренадерской роты л.-гв. Московского полка, находившийся в казармах л.-гв. Семеновского полка, получил подробные инструкции от дежурного по караулам Михаила Бестужева. Среди прочего последний сказал: «…великий князь Николай Павлович замышляет против законного монарха (Константина. – П. И.)… в случае каких-либо переворотов [следует] оставаться верным своему знамени, царю и отечеству». «Вы, Багговут, молодой юноша; покажите себя достойным быть гвардейским офицером», – заключил этот образчик агитации заговорщиков член Северного общества[979].
По словам мемуариста, «наставления» Бестужева произвели немалое впечатление на юного прапорщика, тем более что ранее Бестужев и другие офицеры Московского полка передавали «с подробностями» «интриги» Николая Павловича против Константина. Приказание никому не присягать получил он и от полковника А. Д. Неелова, по-видимому, также попавшего в сферу влияния заговорщиков. Несмотря на присягу Семеновского полка, принесенную на глазах возглавляемого им караула, Багговут отверг предложение полкового командира семеновцев генерал-майора С. П. Шилова. Сам Багговут, а вслед за ним его караул, отказался присягнуть, несмотря на неоднократные требования, сделанные священником, а затем плац-майором полковником А. А. Болдыревым. Лишь записка от полковника Неелова изменила положение, и Багговут с караулом вернулся в свои казармы, где принес присягу, после чего был отправлен на Сенатскую площадь для присоединения к сводной части Московского полка под командованием великого князя Михаила Павловича.
Следует отметить ту настойчивость, с которой Багговут упорно отвергал требования начальства: «все… старания, даже угрозы принять присягу были тщетны»[980]. Поведение караула Багговута особенно контрастирует на фоне прошедшей без осложнений присяги другого караула Московского полка, от 4-й фузелерной роты, находившегося в казармах л.-гв. Измайловского полка. Согласно данным полковой истории, этот караул присягнул вместе с указанным полком в его казармах, затем был вторично приведен к присяге уже в своих собственных казармах и, наконец, также отправился на Сенатскую площадь[981].
Итак, караул, возглавляемый Багговутом, отказался присягать Николаю I, тем самым поставив себя в положение, сходное с положением частей, выведенных декабристами на Сенатскую площадь. Действительно, несмотря на неоднократные приказания военного начальства, угрозы и увещания, отказываясь принести присягу, караул Багговута, как и вышедшие на Сенатскую площадь войска, сохранял верность первой присяге Константину. В этом отношении его можно считать еще одним подразделением, на протяжении многих часов не входившим в лагерь верных Николаю I войск. Таким образом, картина дня 14 декабря пополняется новым малоизвестным обстоятельством: помимо мятежных войск, отказавшихся присягать и вышедших на Сенатскую площадь, был еще и отдельный караул восставшего Московского полка, который также сопротивлялся присяге.
Для Багговута-мемуариста характерны оговорки человека, замешанного в событиях не на правительственной стороне, много знавшего о намерениях и поступках офицеров-заговорщиков, намеки и недосказанности: «Что было, то прошло; описывать подробно происшествия этого дня не берусь, хотя как очевидец и отчасти участник – много видел и слышал»[982]. Это объясняется последующей карьерой Багговута, крупного военного деятеля следующих царствований. Вместе с тем любопытно, что в записках он не скрыл принципиальный момент – свой отказ от присяги в день 14 декабря. Согласно воле автора, эти воспоминания появились в печати лишь после его смерти.
Но дело не только в позиции караула, возглавляемого молодым офицером. При знакомстве с воспоминаниями Багговута может создаться впечатление, что он лишь случайно был увлечен М. А. Бестужевым, поддавшись на его легитимистский обман. Однако при обращении к другим мемуарным источникам выясняется, что поведение Багговута не было случайным экспромтом неопытного юноши, что последний был хорошо информирован о заговоре. Весной 1825 г. 19-летний прапорщик Александр Багговут (племянник известного военачальника 1812 г. К. Ф. Багговута) после окончания 1-го кадетского корпуса по личному выбору великого князя Михаила Павловича попадает в л.-гв. Московский полк. Шеф полка великий князь Михаил Павлович сам привозит его в казармы и поручает опеке штабс-капитана М. Бестужева. Близость Бестужева к Багговуту объясняется, в том числе и тем, что после окончания кадетского корпуса шеф полка Михаил Павлович сдал ему на руки юного офицера.
Рассказы самого М. Бестужева, наскоро записанные М. И. Семевским, дополняют картину живописными деталями. Накануне 14 декабря Бестужев получил согласие Багговута быть на стороне тех, кто защищает присягу Константину Павловичу. В рассказах М. Бестужева имеются весьма интересные сведения по этому поводу: «Багговут прапорщик… 14 декабря рвался со мной. Я знал, что нас возьмут… „Останься, не участвуй, я сказал, чтобы ты не шел, нам нужны солдаты!“ Подозвал фельдфебеля – „Прапорщик, вашу шпагу!“ – домашним арестом арестовал его. Будь он с нами, погиб бы…»[983]. Понятно желание Бестужева спасти опекаемого им Багговута от ареста и даже, судя по его рассказу, реальные действия в этом направлении – фактический арест. Но, с другой стороны, сам же Бестужев и вовлек Багговута в заговор: прапорщик несомненно был среди тех, кого, по словам Бестужева, он «в три дня обработал», хотя они в тайном обществе не состояли[984]. Это были офицеры Московского полка, вовлеченные им в декабристский заговор.
Итак, по словам Бестужева, 14 декабря Багговут «рвался» с ним на площадь, стремясь принять участие в выступлении; что же касается цели этого выступления, то определенными сведениями о том, что было открыто Багговуту, историки не располагают.
Багговута не привлекли к следствию, которое вел главный Следственный комитет. Возможно, ситуация, возникшая с его караулом, была объяснена военным начальством нарушением обычного хода дел в день присяги, слабой координацией действий начальства во время мятежа, наконец, неопытностью молодого офицера, недавно вышедшего из кадетского корпуса. Полковая следственная комиссия также не обратила особенного внимания на его действия. В условиях царившей 14 декабря неразберихи поведение караула, тем более присягнувшего спустя некоторое время под наблюдением Михаила Павловича, по-видимому, не вызвало больших подозрений. Так или иначе, данных о следственных разысканиях в отношении Багговута нет.
Вместе с тем в воспоминаниях Багговута есть указание на вероятное привлечение его к полковому следствию: «На другой день… полки вошли в казармы, строгость была как в военное время. Допросы, запросы, очные ставки между офицерами, которые дежурили поротно не выходя из казарм; были разные экзекуции…»[985]. Багговут избежал наказания, но тем самым и внимания историков.
Личность Александра Багговута, какой она предстает из мемуарных свидетельств, весьма характерна для декабристского поколения. Его младший брат К. Ф. Багговут вспоминал: «Мой брат… был из тех офицеров, которые, ставя высоко понятие об офицерской чести, в то же время являются крайне обходительными, любезными и хорошими по отношению к своим товарищам»; одновременно он был «обидчив по отношению к начальству»