поступками, сенатор. Черт побери, почему бы не принять, что парень сказал то, что знал!
Х е н и ш (встает). Не знаю, полковник, не знаю. Мне тоже надо оберегать интересы налогоплательщиков,– а вы намереваетесь их ввести в новые расходы...
К л и н ч е р. Только ли налогоплательщиков, сенатор?
Х е н и ш (направляется к двери.) Словом, полковник, мне надо подумать. Старый, хитрый, как вы выразились, прижимистый Хениш никогда не ошибался – и не намерен ошибаться впредь.
Затемнение. По авансцене освещенный лучом прожектора проходит Френк. Останавливается. Разводит руками.
Ф р е н к. Ничего не поделаешь, Ил. Извини. Наука требует жертв – так пусть этой жертвой будешь ты!
Затемнение
Картина вторая
Освещена правая сторона сцены. Кабинет адмирала Брэгга. Одну степу занимает световое табло: карта мира в меркаторовской проекции; она наполовину прикрыта шторами, но видны бегающие огоньки траекторий спутников. В углу возле карты-табло – стол-пульт, за ним -адъютант в наушниках. Во время действия он что-то переключает: па карте-табло меняется расположение сигнальных огней – негромко переговаривается в микрофон, записывает. На другой стене портрет покойного министра США Джеймса Форрестола. На окнах звездно полосатые портьеры. За обширным столом Б р э г г. Вокруг стола К л и н ч е р, Х е н и ш, профессор Г о л д в и н и мате м а т и к Кеннет.
Б р э г г. Итак, первое слово специалистам. Профессор Голдвин, возможен ли в принципе способ управления свойствами атомных ядер на расстоянии?
Г о л д в и н. В принципе... м-м... в принципе это не противоречит законам природы. Точнее: запретам, налагаемым на превращения вещества в энергию, началам термодинамики, постулатам квантовой механики, теории относительности и так далее. Однако...
Б р э г г. И, следовательно, возможно оружие, которое, к примеру, сможет выводить из строя ядерные боеголовки? Или взрывать их?
Г о л д в и н. М-м... любое изобретение может быть превращено в оружие. Но от принципиальной возможности до практического разрешения проблемы – огромное расстояние. Мы не располагаем пока соответствующими знаниями о ядре.
К л и н ч е р. Но, профессор, разведывательные данные говорят, что русские...
Г о л д в и н. Наука не строится на разведывательных данных!
Б р э г г (улыбается). Вы осторожны, как настоящий ученый, мистер Голдвин.
Г о л д в и н. А я такой и есть, сэр.
X е н и ш. Профессор, как, по-вашему, если бы такая работа делалась – в каком направлении надо было бы вести исследования?
Г о л д в и н. М-м... думаю, что в области физики слабых взаимодействий, в области нейтрино. Они наиболее легко проникают в ядра.
К л и н ч е р (адмиралу). Вот видите, сэр. Подтверждается!
Г о л д в и н. Но, повторяю, у меня нет уверенности, что русские ведут такую работу. Для управления ядрами надо иметь на руках открытие, равновеликое открытию радиоактивности. А его нет.
Б р э г г. Полковник, мнение профессора Голдвина не согласуется с вашими данными. Уверены ли вы в них?
К л и н ч е р. Видите ли, сэр...
Б р э г г. Да или нот? Уверены ли вы в них настолько, чтобы, к примеру, взять на себя ответственность за организацию такой работы у нас?
К л и н ч е р. Да, сэр. Безусловно – да. И кроме того, я проверил свои выводы методами кибернетики, сэр. Доктор Кеннет, прошу вас.
К е н н е т (встает). Мы, сэр, ввели в вычислительную машину сведения, любезно предоставленные полковником Клинчером (полупоклон), данные о ситуации в мире. Просчитали возможные варианты поведения нашего, с позволения сказать, потенциального противника. Могу подтвердить, что полковник пришел к верному умозаключению. Машина выдала такой же вариант. Вот программа и решение, сэр. (Кладет па стол адмиралу папку.)
Б р э г г. Думаю, что это излишне, полковник. Я могу доверять вам и без вычислительных машин... Благодарю вас, доктор Кеннет. Думаю, мы не будем вас далее задерживать.
К е н н е т. Да, сэр, я понимаю. Всего доброго! (Уходит.)
Б р э г г. Сенатор, у вас еще остались сомнения?
Х е н и ш. Признаюсь, я сдался уже после высказываний профессора Голдвина, сэр. Откровенно говоря, я ждал от него категорического заверения, что такая работа невозможна и не имеет смысла. Но коль скоро это не так...
Б р э г г (выходт из-за стола и оказывается человеком небольшого роста). Итак... итак, случилось то, чего я ждал и чего опасался. Равновесие сил в мире может снова резко нарушиться. (Подходит к карте-табло, отдергивает штору, смотрит на Восточное полушарие.)
Г о л д в и н. Простите, сэр, нет оснований считать, что русские – если они действительно ведут такую работу – добьются успеха.
Б р э г г. Профессор, в свое время вы участвовали в создании атомной бомбы. Скажите: тогда, в самом начале работы, у вас была уверенность в успехе?
Г о л д в и н. М-м... ее не было до испытания в Аламогордо, сэр.
Б р э г г. Однако вы работали. Я понимаю вас, профессор: вы чувствуете ответственность перед наукой. Но поймите и нас, политиков: а если? Если русские скрыли какое-то важное открытие и сейчас разрабатывают его?
Вы понимаете, какую угрозу это представляет для нашею ядерного щита? Мы только недавно завершили создание противоракетной системы «Найк-Зевс» стоимостью в 50 миллиардов долларов – и она может оказаться бессильной против нового оружия русских! Нам надо быть готовыми ко всему. Высокая ответственность за судьбу США, профессор, заставляет нас быть осторожными и пред-усмотрительными. (Возбуждается от собственных слов.) И даже, если хотите, более предусмотрительными, чем осторожными! Мы сможем эффективно сдерживать коммунизм, только если будем готовы отразить каждое действие красных мощным противодействием! И даже, если хотите, определить своим противодействием их дей-ствие! Я уверен, что все мы отнесемся к данной проблеме как достойные представители американского народа и свободного мира. Я жду от вас, сенатор, поддержки в кон грессе при истребовании дополнительных ассигнований на работу...
X е н и ш. Думаю, комиссия не будет противиться. Если на одной чаше весов несколько десятков миллионов долларов, а на другой – наша безопасность, надо ли сомне-ваться, что перетянет.
Б р э г г. Отлично сказано, сенатор! Я всегда считал вас достойным представителем нашего народа. Я жду oт вас, полковник, согласия организовать этот проект.
К л и н ч е р. Я согласен, сэр.
Б р э г г. Я был уверен в вас, полковник! Я жду от вас, профессор, согласия руководить исследованиями. На вашу долю остается только наука, док. В сущности, вы будете заниматься тем же, что и раньше, только в более широком масштабе... Итак?
Г о л д в и н. М-м... боюсь, что нет, сэр. Мне эта затея не по душе. Кроме чисто научных сомнений, мне не по душе то, что исследования, которые пока надлежит вести в чисто академическом плане, попадают в сферу политических и военных дел. Мне не хотелось бы возглавить новый тур в ядерной гонке... Еще никому не ясно, куда могут привести исследования, а мы уже намереваемся опередить в них русских. Это гонка к пропасти, джентльмены!
Б р э г г. И это говорите вы, один из создателей нашей ядерной мощи?!
Г о л д в и и. Да. И мне не по душе, что снова разыгрывается та же история! Тогда мы воевали с нацистами. И я, как и все, был уверен, что необходимо опередить Гитлера в создании атомной бомбы... Но русские – не Гитлер, сэр! И мы не воюем с ними.
Б р э г г. Вы... вы плохой американец, мистер Голдвин!
Г о л д в и н. Уж какой есть, сэр.
Молчание.
X е н и ш. Разрешите мне, сэр?
Министр кивает.
Профессор, откроюсь вам: я тоже считаю, что русские – не Гитлер. Но давайте смотреть на вещи трезво. Между нами и русскими существует соперничество. Вы не можете не согласиться, что оно до сих пор не вылилось в истребительную войну только благодаря равновесию сил и прежде всего – ядерному равновесию. Если они нас, то мы их,– мы их, они нас. Обе стороны ничего не выигрывают. Но представьте, что это спасительное для мира равновесие нарушилось: русские обрели оружие, нейтрализующее нашу ядерную силу. А у нас его нет... Что будет тогда? Брэгг. Да! Что тогда, профессор? Не бывает равновесия слабого с сильным – только сильного с сильным! Так что во имя безопасности Америки и западной цивилизации мы предлагаем вам взяться за работу, профессор!
Голдвин молчит.
К л и н ч е р (нервно). Я не понимаю ваших колебаний, профессор. Речь идет о гигантском проекте, об исследованиях... И каких!
X е н и ш. И в конечном счете может оказаться, что вы правы: такое оружие невозможно, все наши опасения преувеличены. Что ж, лично я только вздохну с облегчением.
Б р э г г. Итак, профессор?
Голдвин молчит.
X е н и ш. Как жаль, что я забросил физику ради политики! Меня не пришлось бы долго уговаривать.
Г о л д в и н. Вы были физиком, сенатор?
X е н и ш. Да. И тоже – ядерщиком. Но это было еще до войны, задолго до Великого Ядерного Бума. Я опубликовал только одну статью – о пузырьковой модели ядра. Может быть, помните, профессор?
Г о л д в и н. М-м... припоминаю. Была опубликована в «Физикал ревью», в 38-м или 39 году. Какой университет вы окончили?
X е н и ш. Пенсильванский... Ах, далекие милые годы! (Конфиденциально). Адмирал ждет вашего ответа, профессор.
Г о л д в и н. М-м... да-да. Я размышлял вот о чем, джентльмены: могли ли действительно русские не опубликовать важное открытие в области физики ядра? Такого прецедента еще не было... Я спросил себя: если бы ты, Бен, сейчас открыл нечто вроде цепной реакции деления – и знал, что из нее выйдет потом,– ты опубликовал бы сведения о ней? Ради признания, ради славы, ради Нобелевской премии? Нет. Я бы не сделал этого... Так почему русские ученые не могут поступить так? М-м... и кроме того,– доводы... особенно коллеги Хениша – довольно основательны.