– О нет! Она хотела бы участвовать. И потом у народа как-то больше доверия вызывает семейная пара.
– Ну, посмотрим. Но пусть для начала она уже сейчас начнет худеть и сходит к парикмахеру. Это необходимый минимум.
– Вы очень любезны, – ответил он. – Можете без колебаний спрашивать меня о чем угодно, я предоставляю вам карт-бланш.
– Уж надеюсь. Я занимаюсь всем этим, чтобы помочь вам и потому, что меня попросил Рэй. Он в вас верит.
– Правда? – спросил мэр, выпрямившись. – Ну, он в этом прав: вы увидите, я вас не разочарую. У меня большие планы по поводу Сен-Шалана, и если вы поможете донести их до моих подопечных, вы тоже будете вознаграждены.
Он попытался было восстановить преимущество с помощью обещаний, но Виолетта уже давно знала, что обещания связывают лишь тех, которым они даются. Она быстро заткнула мэру рот:
– Я посмотрю, что я могу сделать, но не требуйте от меня слишком многого. Потому что, честно говоря, я не знала, какое обширное поле деятельности меня ожидает!
Он скривился, но возражать не решился.
– А, ну да, забыла: с вашей женой я начну заниматься не раньше, чем будет подписан контракт.
– Ну конечно, я же дал вам слово…
Она одарила его снисходительной улыбкой. Он с облегчением вздохнул, и она ушла, мысленно воскликнув: «Снято!» Ей хотелось обернуться и спросить у режиссера: «Ну как я сыграла, неплохо ведь, да?»
С этого момента она работала на него и на его кулему-жену. Она учила мэра держаться перед микрофоном, правильно и четко выговаривать слова, не отвечать на вопросы, вплетать в речь кое-какие цитаты, исторические параллели, учила, как брать дыхание, куда девать руки, как улыбаться. Он был старательным и послушным учеником.
– Надо же, вы меня еще и на зиму одели! – как-то воскликнул он, провожая Виолетту после сеанса, на котором она основательно его раскритиковала.
Он произнес эти слова, хлопнув себя по ляжке. Она пронзила его ледяным взглядом.
– Никогда больше так не делайте! Это так вульгарно!
Он смутился, начал извиняться. Вытер руку о ляжку.
«Ну деревня!» – подумала она.
Но деньги исправно поступают ей на счет, по крайней мере.
В тот вечер к ней пришел Рэй и спросил: «Ну как все прошло?»
Она рассказывала ему обо всем, а параллельно смывала косметику и накладывала маску на ночь, похлопывая пальцами вокруг глаз. Ее лицо блестело от жирного крема. Рэй ждал ее, улегшись в кровать.
– Тебе цены нет! – радовался он, гладя себя по шерсти на груди. – Ты потрясающая актриса! Мир нуждается в таких людях, как мы. Сильных, уверенных в себе. Людях со стальными яйцами. В жизни есть те, у кого есть бабло, и те, у кого его нет. Те, у кого длинные руки, и те, у кого руки коротки. Короче, есть хитрецы и лохи. Ты не лохушка, ты моя женщина.
Он откинул одеяло, убедительно демонстрируя Виолетте, в какое состояние она его привела, и умоляя ее лечь к нему.
Она перестала массировать себе лицо, шею, верхнюю часть груди, втирала жирный крем в кожу, прихлопывала, пытаясь унять гнев, который поднимался в ней. Вот дерьмо! Она – актриса, а сама вынуждена строить из себя шута горохового и потешать деревенских дурачков. Дыши глубже и не волнуйся, девочка моя! Она подумала о своем счете в банке, закрыла глаза, чтобы успокоить накативший приступ бешенства, вдохнула еще глубже и медленно подошла к кровати.
– Ты не будешь стирать крем? – спросил Рэй.
– Нет. Ты бы знал, сколько он стоит!
Он повернулся на бок, оперся на локоть, скорчил гримасу.
– Если тебе не нравится, иди домой, к своей матери!
– Нет, котенок, нет же!
Она легла рядом с ним, сдерживая отвращение, стала гладить, нежно массировать его член.
– О, ты была права, – сказал он, – жирными-то руками еще лучше получается.
В тот вечер, когда она ласкала его жирными руками, она придумала еще одну новую сексуальную игру: схватила его за яички, то поглаживая жирными руками, то вонзая в них острые ноготки, нежность-нежность, а потом немного боли, он аж скорчился от удовольствия.
И вот под конец, не имея сил больше длить эту сладкую муку, он навалился на нее и захотел внезапным движением войти в нее. Она его резко остановила и прошептала: «А презерватив?» – «О нет, – простонал он, – не сейчас!» – «Презерватив! – повелела она, повысив голос. – Мне совершенно неохота обнаружить у себя в животе ребеночка! Ты же это прекрасно знаешь, к чему опять все это повторять?»
– К чертям презервативы, я хочу чувствовать тебя, ох, мне так хорошо внутри тебя, это чудо!
– Да плевать мне! Презерватив надень!
И тогда, дрожа от вожделения, он прорычал:
– Но ты ведь ничем не рискуешь, котенок, я же бесплоден.
– Чего?
Она внезапно высвободилась из его объятий.
– Ты что сказал?
– Я сказал, бесплоден! Вот дерьмо! Ну не могу я зачать ребенка!
– Как это?
– Вот так, когда я был маленький, перенес операцию на яичках, и…
Она позволила ему войти в нее. Легко, автоматически выполнила захват боа-констриктор.
«Ну надо же! Ну надо же», – думала она, пока он суетился, лежа на ней. Так те слухи, которые до нее доходили в детстве, были правдой. Сплетни, клубящиеся за закрытыми ставнями, которые попадают к вам в уши в тот момент, когда родители разговаривают на кухне, думая, что дети уже уснули. Рэй Валенти был бесплоден, он вполне заслуживал свое прозвище!
Но тогда…
Но тогда…
Тогда Стелла – не его дочь!
Эта идея пришла в голову Тому. Однажды утром он пил свой горячий шоколад и отдавал остатки намазанного маслом хлеба Силачу и Полкану.
– А я бы мог приехать и повидать Леони, – сказал он. – Завтра среда. У меня не будет дзюдо, преподаватель болеет.
Стелла заходила и выходила, раскладывала кусочки сала на краю окна, наполняла ведро водой, хватала пакеты с кормом. Она остановилась, посмотрела на него, сказала: «А почему бы и нет? Она наверняка будет рада тебя видеть».
Она позвонила Амине, которая тоже сказала: «А почему бы и нет? Неплохая идея. Все, что сможет привязать ее к жизни, для нее неплохо».
И все было решено.
Иногда мы делаем из мухи слона, а оказывается, что нужно было только спросить. Он был очень удивлен, что все сразу пошло как по маслу.
В среду он надел чистые штаны, белую рубашку, причесал светлую прядь, попытался пригладить ее, на что извел целый тюбик геля для волос, тщательно вымыл руки и объявил: «Я готов, можем ехать».
Стелла высадила его перед больницей.
– Твой мячик тебе ни к чему, оставь его в машине.
– Нет. Я хочу взять его с собой.
– Но ты же не будешь играть с ней в футбол! – улыбнулась она.
– Знаю…
Он пожал плечами. Он просто любил ходить со своим мячиком на бедре. Это его как-то наполняло духом. Он чувствовал себя сильнее. И потом, он не будет знать, куда девать руки. У него будет кретинский вид.
Стелла не стала настаивать.
– Амина выйдет за тобой, подожди ее у входа.
– Договорились. А у нее палата № 144? На первом этаже?
– Да, но ты подождешь, пока Амина за тобой выйдет. Договорились?
– Договорились.
Но за спиной он скрестил пальцы.
Не будет он никого ждать.
Он хотел войти к ней в палату один. Как взрослый.
Леони ни к чему маленький мальчик, которого берут за ручку и ведут, ей нужен мужчина. Он говорил об этом с Джимми, и Джимми с ним согласился. Взрослые наделали столько глупостей во всей этой истории, теперь твой ход. Они с Джимми почти всегда согласны. У него есть план по спасению Леони. И он совершенно очевидно не будет об этом говорить при Амине. Если он что-то в этой жизни и усвоил, это вот что: никогда нельзя все рассказывать первому встречному. Потому что у него миссия. Миссия Леони.
На самом деле это первый раз, когда они по-настоящему увидятся. Он много раз ее целовал мельком, когда вскарабкивался на балкон, но это было так быстро, что он ее и не узнал бы, если бы встретил в другом месте. Она была очень худая. Еле держалась на ногах. Он обнимал ее за талию и боялся случайно уронить. Это был единственный раз в жизни, когда он почувствовал себя сильнее, чем взрослый человек. Она была словно старенькая младшая сестричка.
«Как же мне ее называть?» – спрашивал он себя, шагая к входу к больницу. Джимми Ган предлагал ему варианты «бабушка», «бабуля», просто «ба». Но все это ей как-то не подходило. Она слишком хрупкая, чтобы быть бабушкой. «Нет-нет, я буду называть ее Леони. Это мне как-то больше подходит».
Он шагал вперед, прижимая мяч к бедру. Прошел отделение «Скорой помощи», санитарскую, увидел, как везли ужасно искалеченную даму на каталке. У нее были трубочки в носу, и она постанывала от боли.
Он отошел к стене, пропустил санитаров с каталкой, прижал к себе мяч покрепче.
Толкнул дверь в отделение, вошел. Огляделся, обнаружил лестницу и множество стрелок, на которых были номера палат. Поискал глазами Амину. Ее нигде не было видно. «Ну что ж, тем лучше», – подумал он.
Вышел на лестницу. Сердце его колотилось изо всех сил. Он почувствовал очень странный запах. Так пахло из аптечки у Сюзон, когда она открывала ее, чтобы обработать ему рану или перебинтовать коленку. На него нахлынули неприятные воспоминания. Захотелось заткнуть нос, но это было бы невежливо.
Он сморщился, поднялся по лестнице на первый этаж.
Стал смотреть на номера палат на дверях. Заметил вытянутые белые силуэты, которые поворачивали к нему головы. Да, невеселая штука больница.
Он шел, опустив голову. Искоса взглядывал на двери, определяя номера. Шел по стеночке, чтобы не привлекать внимания, встречал медсестер, каталки с пациентами, которые толкали санитары, скользил незаметно, боялся, что его спросят: «А почему ты один, где твоя мама, а зачем здесь этот мячик, что ты собираешься с ним делать?»
Он пытался проскользнуть незамеченным, и вот последний раз поднял на мгновение голову, прочитал надпись… 143.
«Мне нужна следующая дверь».