Гортензия с удивлением смотрела на нее. «Она явно от меня что-то скрывает. Она умеет резать, кроить, складывать, рисовать модели. Вы явно не все рассказали мне, дорогая графиня! Ответ таится в ваших пальцах, в проницательном блеске глаз, вам хочется схватить ножницы и скорее отрезать тот лишний сантиметр, о котором я не подумала. И вы правы. Так гораздо лучше. Но вот вы взяли ножницы! Вы решились на это… Так как же! Я же вам не позволяла! Это мое платье! Не ваше!»
Она хотела выхватить ножницы из рук Елены, но та высвободилась, гневно посмотрев на нее.
– Не трогай меня! – воскликнула она.
В ее взгляде мелькнуло властное желание быть главной, единолично править. Жестокий порыв оттеснить ту, которая хотела ее заменить.
Женщины смерили друг друга взглядами. Старая, кажется, очнулась от чудесного сна, молодой словно только что привиделся кошмар.
– Никогда так больше не делайте! – сказала Гортензия, хватая Елену за запястье. – Никогда больше!
Она вынула ножницы из ее руки и положила на стол.
Именно этот момент и выбрал Младшенький для своего вмешательства. У Гортензии заверещал телефон, она отошла в сторону, чтобы ответить, и услышала:
– Привет, моя прекрасная лань!
– Ты очень кстати!
– Знаю, знаю.
– Еще бы минута и…
– Я все знаю, встревоженная лань. Позволь сообщить тебе замечательную новость! Я нашел нашего фабриканта. Я начал с «Шехерезады» и обнаружил целую сеть ткачей, портных, квалифицированных рабочих. Как же богата талантами наша измученная Франция!
Он с грустью вздохнул.
– Но не время огорчаться! Лучше сохраним бодрость духа. Я нашел редкий бриллиант, моя прекрасная лань. Мастерскую, где тщательно работают над качеством, красотой и функциональностью тканей, где производят материалы, которые не только радуют глаз, но и просты в работе, легко драпируются, греют, впитывают влагу. Я заказал рулон белого пике, как ты просила, чтобы продемонстрировать, как работают эти люди. Они смогут воспроизвести ткань, подобную ткани корсета, но применимую в высокой моде. Делу дан почин… но нужны деньги.
– Вот как! – сказала Гортензия. – Скажи, прозорливый человек, а ты слышал наш разговор до того, как позвонил.
– Да. Я подключился ненадолго, прежде чем набрать твой номер. Хотелось знать, во что я вмешиваюсь. Да, характер у прародительницы неважный. Ну, дай мне ее к телефону, я ее умаслю.
– Ох, Младшенький! Я и не знала, что могу так по тебе соскучиться! Ничего, я скоро приеду, будем пировать и болтать напропалую!
«Почему я начинаю говорить так же, как он», – подумала Гортензия, с удивлением ловя себя на устаревших оборотах.
– Ох, моя прекрасная лань. Как же я тебя люблю! Ну, дай мне старушку. Надо ее нейтрализовать как можно скорее. Я сделаю ее мягче ее лукума.
Елена громко, отчетливо произнесла: «Здравствуйте, молодой человек», схватила валяющийся клочок ткани, обмахнулась им, как веером, мягко стекла в кресло, сделавшись мягкой и податливой, опустила отяжелевшие веки. И потом слышно было только: да, да, да, она всплескивала руками, кивала, пристукивала ногой по полу, радуясь пониманию и согласию с собеседником.
Последний кивок – и она вешает трубку, потрясенная до глубины души.
– Какой необыкновенный мальчик! Тонкий, четкий, здравомыслящий, прозорливый! Он все видит наперед! Наши интересы в надежных руках. Я завтра переведу деньги на белое пике. Он пришлет мне координаты этой мастерской. Мне хочется поскорее увидеть их работу!
Она подняла голову и посмотрела на Гортензию, которая опять обрела вдохновение. Первый чек! Это уже почти залог успеха! О, как это будоражит воображение! Она наделает кучу прекрасных и великих вещей. О, она объестся модой!
– Младшенький невероятный, да.
– Я вот только забыла спросить, сколько ему лет, – вспомнила вдруг Елена.
– У Младшенького нет возраста! – воскликнул Гэри, появляясь в дверях. – Младшенький – это Младшенький. Когда вы с ним познакомитесь, вы сразу будете очарованы. Все вокруг любят его и ценят. Он единственный в мире!
Он стоял перед ними. Нос его немного обгорел на солнце. Глаза казались темнее, чем обычно, на губах играла лихая флибустьерская улыбка. В волосах и на вороте застряли травинки.
– Где это ты валялся? – спросила Елена.
– В парке.
– Один?
– Нет, мы были всей командой.
– Всей командой? О Господи! Гэри, ты ли это, ты же не любишь быть в компании.
– Ну приходится! Мы повторяли отрывок ноктюрна.
– В парке? Вот странное дело.
Гэри пожал плечами и попытался перевести разговор в другое русло.
– Погода была хорошая, мы вышли из школы и расположились на лужайке. У нас с собой были ноты. Вот и все. Нужен один интервал! Один интервал! Это потрясающе!
Елена посмотрела на него. В его воодушевлении словно слышалась какая-то лишняя нота. Фальшивая нота. Нота фальшивого энтузиазма, которая заинтриговала Елену. Она вновь начала гнуть свою линию:
– А почему ты не катаешь свою команду на моей красивой машине? Ее надо выгуливать, иначе она сломается, а ты уже сколько времени не садился за руль?
– Потому что я как-то не люблю выставляться. Вы же знаете, это не моя стихия. Я вывожу ее только потому, что вы меня просите об этом…
– И потом вас слишком много, чтобы вы все туда поместились, правильно, Гэри?
Гэри покраснел, это не смог скрыть даже загар. Он попытался встретиться взглядом с Еленой.
А может быть, с ней можно обо всем поговорить?
Может быть, ей когда-нибудь случалось любить двух человек одновременно?
Рэй уже представлял ее себе: белокурую, очаровательную, улыбающуюся на большой афише с надписью: «Салон “Тиф-Тиф”: высокое качество, низкие цены! Стрижка за пятнадцать евро». Она будет висеть в Сен-Шалане на каждом углу. На улицах, на перекрестках, на боках автобусов. Они все будут пускать слюни и хотеть ее, а он будет говорить себя: «Это ведь я ее трахаю! Это ведь я тот счастливчик, который наваливается на нее сверху!»
Еще буквально вчера вечером она обвилась вокруг него, вобрала в себя его член, о сладкое безумие! Он умолял ее не спешить, чтобы длилось, длилось счастье… Но долго не выдержал. И кончил. Вот сучка! Вот божественная сучка!
А, ерунда.
На афише она будет выглядеть как сама невинность, совершеннейшая недотрога. Светленькая, чистенькая, хорошенькая. Мисс Тиф-Тиф. Эмблема парикмахерского салона.
Они не будут стеснены в средствах. Мэрия поддержит и дотацию выдаст, нет сомнения. Надо же поддерживать бизнес, да? Рекламная кампания и… и… обложка рекламного журнала «Тиф-Тиф», который будет издаваться каждый месяц тиражом тысяча экземпляров и бесплатно распространяться по округе.
«Тиф-Тиф» – единственный парикмахерский салон в городе и окрестных деревнях. Мадам Робер, хозяйка, была одной из его многочисленных любовниц. Но она платит оброк, как и остальные! Не хватало еще кумовство разводить! У нее три сотрудницы, все весьма аппетитные особы. Он всех попробовал. Ему даже не пришлось их принуждать, сами попрыгали в постель, как миленькие! «Ты хорошо их воспитала», – сказал он мадам Робер, потрепав ее за подбородок. Она очень даже ничего еще в свои шестьдесят. Высокие скулы, плоский живот, крепкие ягодицы. При каждом визите он запускает ей руку между ног и проверяет: пока все в порядке! Она краснеет. Он туда заходит время от времени проветриться с ней. Хорошая случка создает хороших друзей, ведь так?
– Ты берешь у меня Виолетту как лицо фирмы, так сказать «набалдашник на носу гондолы», и я на полгода избавляю тебя от уплаты отступных, договорились?
Она согласилась. Но добавила:
– Вряд ли ей понравится быть набалдашником на носу гондолы.
– Ну как, гондолы как в Венеции, я Ринго, она Шейла!
Он счел свою шутку очень удачной.
Можно себе представить, с каким воодушевлением он позвонил в дверь Виолетты тем же вечером.
Она открыла ему дверь с сигаретой во рту.
Он недовольно воскликнул:
– Сколько раз я просил тебя не курить, котенок!
Он возмущенно хлопнул себя по бокам, огорчившись, что приходится все время повторять одно и то же.
– За собой следи, – сказала она. – Давай уже заходи, пошевеливайся, сквозняк же.
Он прошел в прихожую, снял кожаную куртку, аккуратно повесил ее на спинку кресла, распустил пояс, снял носки, он любил чувствовать себя комфортно. Ухватил Виолетту за запястье, привлек к себе, прижал крепко-крепко. Она скривилась, высвободилась, потирая затылок.
– Ну ты даешь! Полегче, полегче! Я же не резиновая!
– Ох, котенок! Ну почему ты такая строптивая!
Это она научила его вчера новому слову. Должна радоваться, что он его запомнил и употребил к месту. Но она даже не заметила.
– У меня для тебя сюрприз. Тебе точно понравится. Ты бросишься мне на шею…
Тут он похотливо улыбнулся:
– …и еще кое-куда!
Виолетта затянулась сигаретой и пристально, без всякого снисхождения во взоре посмотрела на него. Она уже столько времени гниет в этой дыре, уже давно пора чему-то произойти. На настоящий момент она получает одни обещания. Она ждет настоящий фильм, главную роль, знаменитого режиссера.
Рэй уселся в кресло, взял ее на колени, запустил руку ей под рубашку и торжественно объявил хорошую новость: она будет позировать для рекламной кампании салона «Тиф-Тиф». Ее портрет будет на стенах всех улиц и площадей Сен-Шалана и всех его окрестностей. И она будет на обложке рекламных изданий салона.
– И еще такой лозунг: «“Тиф-Тиф” – высокое качество, низкие цены». У меня все схвачено! Они здесь все идеями небогаты. Ты представляешь, мой котенок? Ты будешь звездой! Я видел Фабриса, редактора «Свободной Республики», он готов сделать с тобой интервью. Он уверяет меня, что эту статью перепечатают все издания. И местное радио, и вся компания! Ты будешь знаменитой, котенок!
– А что с фильмом? – ледяным тоном спросила она, выпуская ему дым в лицо.
Он моргнул, скривился от отвращения.