Она безмятежно улыбнулась.
– Я впадаю в детство… И это так приятно!
– Вы будете вместе с дочкой и внуком…
– С Томом? Представляете, он мне сегодня опять принес хлеб с изюмом. Старается меня как-то откормить, малыш.
Сумка Леони стояла на кровати. Рядом лежали ноты и метроном.
– Вы могли бы вновь начать играть на фортепиано, мадам Валенти…
Леони его не услышала. Она ходила между открытым шкафом, ночным столиком, ванной и складывала вещи, стараясь их не помять.
– Я должна быть с ними внимательно, у меня их не так уж много… Все осталось у…
Она чуть не сказала: у меня дома. Но это совсем не у нее дома, и никогда ее домом эта квартира не была. Она села на кровати и задумчиво сказала:
– Надо мне привыкнуть…
– Вы начнете новую жизнь. Это ведь так увлекательно, разве нет?
Леони подняла взгляд, в котором были ужас и надежда утопающего, хватающегося за соломинку:
– Увлекательно?
Она удивленно хихикнула, попытавшись прикрыться ладошкой.
– Но это словно не слишком сочетается с женщиной моего возраста, Амина!
– Но вы ведь не старая, мадам Валенти! Вам всего шестьдесят лет, в вашем возрасте еще можно начать жизнь сначала.
– Я уже пожила своей жизнью, Амина. Теперь хочется просто отдохнуть.
– Вы удивитесь, когда поймете, как все быстро возвращается.
– Вы преувеличиваете. Хотите меня успокоить, обнадежить. А я пока не слишком-то готова к жизни и деятельности.
– Готовы-готовы! Дерзайте! Я пойду за вашей историей болезни и потом помогу вам застегнуть чемодан, проверьте, не забыли ли вы что-нибудь?
– Это так мило с вашей стороны, – улыбнулась Леони.
Взгляд ее упал на окно, которое Амина оставила открытым. Она посмотрела на зеленую пену ветвей на фоне голубого неба. Запах свежих листьев залетел в палату, вытесняя больничные запахи. Легкий ветер надул тюлевые занавески, которые маскировали парковку, Леони разглядела припаркованные машины, которые с высоты выглядели, как цветные леденцы в коробке. Ее пронзила безумная идея – она даже вздрогнула: а что, если она вновь получит водительские права? Может, она еще способна на это?
Она пожала плечами: «Хватит мечтать, Леони, давай в своем ритме, неспешным шагом. Ни к чему лелеять пока мысли, с которыми твое тело не в состоянии пока справиться. К счастью, оно уже получше». Она уже может прямо стоять под душем и не шатается, когда выходит.
Леони вытерлась полотенцем, протерла глаза, потом тщательно причесала волосы, положила на лицо немного румян, накрасила тушью ресницы. Это Стелла принесла ей косметику. «Ты красивая, мам, просто ты об этом забыла». Леони посмотрелась в зеркало и повторила слова Стеллы: «Ты красивая, мам».
«Раньше я была гибкой и ловкой, я карабкалась на деревья, цепляясь за ветки, добиралась до верхушки, а там устраивалась поудобнее, вытягивала ноги и смотрела на деревья, на поля и луга, на реку вдалеке. Это меня умиротворяло. Деревья всегда меня успокаивали, внушали какую-то уверенность, прибавляли смелости. Может быть, я снова смогу залезать на деревья». Она прижала руки к груди. Столько вещей она теперь сможет делать. Она свободна. И она больше не боится. Ну, по крайней мере так, как раньше.
В дверь тихо постучали.
– Войдите! – она обернулась и улыбнулась.
Дверь открылась. На пороге стоял он.
Рэй Валенти. Он покачивался, широко расставив ноги и засунув указательные пальцы в карманы штанов. Черные глаза смотрят прямо на нее, ввинчиваются в ее зрачки.
Она вскрикнула от удивления. Перехватило дыхание. Ладони мгновенно вспотели, она инстинктивно потерла их одну о другую. Она сгорбилась, втянула голову в плечи, сразу как-то ослабела, одряхлела. Он одним взглядом превратил ее в руину.
Он заметил чемодан и спросил:
– Ты уходишь? Они тебя выставляют за дверь? Значит, мой кореш был прав, ты сегодня выписываешься. И куда же ты собираешься идти? Потому что мой кореш, он работает здесь, в больнице, у Дюре, и он предупредил меня: твоя жена, Валенти, сегодня выписывается, ты приедешь за ней? И я сказал ему: ну конечно же я за ней приеду! И помчался сюда. Поскольку ты моя жена, ты должна вернуться ко мне в дом, ну то есть к нам в дом…
Она хотела что-то ответить, подняла руку, чтобы защититься от удара, передвинулась поближе к окну. В горле у нее пересохло, она лихорадочно сглатывала, чтобы вызвать хоть немного слюны.
– Леони, не бойся. Я, знаешь ли, изменился. Иди сюда поближе, нам нужно поговорить.
Он подошел к ней поближе:
– Ничего не бойся, дорогая моя! Я не причиню тебе зла. Я так скучал по тебе! Не могу без тебя жить. Не могу… Надо, чтобы ты вернулась домой.
Она оцепенело смотрела на него.
– Леони, милая моя детка.
Его руки повисли вдоль тела, словно он демонстрировал, что пришел безоружным, что явился просить мира.
– Я нехорошо себя вел с тобой. Но я все понял, знаешь, я все понял. Все эти месяцы, которые я прожил без тебя…
Он остановился у изголовья кровати и ласково посмотрел на нее:
– Не бросай меня, Леони, не бросай…
Голос у него сорвался. Он говорил уже, как обиженный ребенок:
– Все повернулись ко мне спиной… Если бы ты знала, что мне пришлось вытерпеть! Я совсем один. У меня больше нет друзей. Они все отдалились от меня. Я целыми днями бью баклуши, слоняюсь по квартире, один день похож на другой, это нехорошо, нехорошо…
Он протянул к ней руки, сделал шаг, другой, притянул ее к себе, зашептал в ухо:
– Не бойся, успокойся, расслабься…
Он погладил ее по волосам, провел рукой по затылку.
– Мы ведь любили друг друга, Леони. Вспомни, тогда, в начале… Как мы тогда ходили в кино. Заказывали одно мороженое с двумя шариками и ели вдвоем, целовались. Мы были так счастливы. Что же произошло, дорогая моя детка? Я знаю, я хорошо все обдумал: тогда я просто сошел с ума. Прости меня. Этого больше не повторится. Прошу у тебя прощения. Прости, Леони.
– Рэй! Нет! – нашла в себе силы проговорить она, напрягая руки, чтобы высвободиться из его цепких объятий.
Она сама не понимала, как ей удалось произнести эти два слова. Она застыла, как соляной столб, сжала кулаки. Ноги стали свинцовыми, тело налилось свинцом, даже язык, казалось, стал свинцовым. Силы покинули ее. Если бы он ее сейчас отпустил, она бы упала.
Он крепче притиснул ее к себе. Поднял за подбородок ее лицо, чтобы она смотрела ему в глаза.
– Надо, чтобы ты мне поверила. Еще можно все начать сначала. Ты им скажешь, да? Ты им скажешь, что я изменился, что я попросил у тебя прощения. Нужно, чтобы ты вернулась.
Она помотала головой, нет, нет. Он решил, что она хочет сесть. Посадил ее на кровать, подложил ей под спину подушку, чтобы она держалась прямо, сел рядом с ней.
– Ты еще слаба, быстро устаешь? Ты увидишь, я займусь тобой. Ты не должна больше бояться. Я никогда, никогда больше не сделаю тебе больно! Я просто был безумен! Сам не понимаю, что это на меня нашло?
Он опустил голову, обхватил ее руками, запустив пальцы в волосы. Лицо его исказилось болезненной гримасой.
– Много размышлял, знаешь. У меня было время поразмышлять. Ты меня оставила так надолго… Неразумно оставлять своего мужа так надолго. Разве не так? А, детка моя?
Он нервно рассмеялся, потер подбородок. Поглядел с покаянным видом:
– Я знаю, это моя вина тоже. Но я не хотел, клянусь тебе! Я не хотел…
Он попытался взять ее за руку, но она в ужасе отдернула ее.
– Леони… детка моя… Без тебя все так плохо. Есть, конечно, мама, но она сейчас не в форме. Она тоже зовет тебя скорей приехать. Мы изменились, знаешь! С тех пор как ты уехала, мы стали какие-то потерянные. Не знаем, что же нам делать. Глупо, правда? Если ты не вернешься, я способен сделать какую-нибудь глупость, настоящую глупость.
Он взял Леони за подбородок:
– Послушай меня, я ведь не просто воздух сотрясаю… Я не могу больше так жить. Я лучше покончу с собой, да, я честно это тебе говорю. Я все бы отдал, чтобы оправдаться, чтобы ты забыла все зло и вернулась бы ко мне…
Он заметил ноты и метроном на покрывале кровати.
– А! Ты их нашла! А кто тебе их принес? Ну-ка скажи! Кто принес? Я же продал их вместе с пианино, вот гадость-то! Какой-то тип их выкупил и вернул тебе! Скажи мне, кто это?
И он вдруг превратился в эдакого шалуна, надул губы, стал упрашивать:
– Ну скажи же, Леони… Я ему ничего не сделаю, обещаю.
Леони не смогла промолвить ни слова. Она внимательно смотрела на дверь. Стелла уже скоро должна прийти. Или хотя бы Амина. Надо бы им прийти поскорей, а то он ведь уведет ее, это точно. Она не сможет сопротивляться. Он возьмет ее под мышку и унесет, как сверток.
– Да неважно. Слушай, если ты хочешь, я куплю тебе пианино. Не должен был я его продавать, вот что. Мне очень нравилось, как ты играешь, я тебе не говорил, но это, правда, было очень красиво, ты помнишь «Вальс-фаворит», как же ты красиво играла…
«Вальс-фаворит». Леони прикрыла глаза. Соль, фа, соль, ре, си, до, ля, до, ля. Как же захотелось вновь сесть за свое пианино, получить права, лазить на деревья, каждое утро есть хлеб с изюмом.
– Будешь играть столько, сколько душе будет угодно. Вот, давай я суну их в твой чемодан, и пойдем, ладно? Пойдем вдвоем, под ручку, как обычная семейная пара, потому что ты моя жена, ты моя жена, Леони, и это никто не сможет изменить. Таков закон. А все другие ничего не могут с этим поделать. Они думают, что разбить брак так же просто, как шнурок развязать, они ничего не понимают! Я тебе говорю, я, Рэй, когда ты заключаешь брак – это на всю жизнь! На добрые времена и на недобрые. И бесполезно мне противоречить…
Он положил метроном и ноты в чемодан. Заметил пеньюар, повешенный возле душевой кабины.
– И пеньюар возьмем тоже, да? А твоя зубная щетка на умывальнике? Увидишь, ты теперь ни в чем не будешь нуждаться. Ах! Все изменится, это точно, все изменится. Ты будешь у меня как маленькая королева. Ты мне скажешь: «Спасибо, Рэй», и мы будем смеяться и недоумевать, что же творилось с нами все эти годы… И в любом случае куда тебе идти, Леони? У тебя ведь денег нет. Ты зависишь от меня, разве не помнишь? Так, может, тогда вдвоем все уладим?