Стены спящего города остались за спиной, а впереди лежала дорога, освещаемая луной и щедро рассыпанными по небу звездами. Снег искрился и поскрипывал под ногами, скрип складывался в бодрый мотивчик, и шагать было веселей. Розы Ленир спрятал до поры под одежду, чтобы не замерзли. Отрез темно-зеленого бархата набросил поверх шубы — вышло даже красиво. Немного портила наряд пушистая шапка, но ее он планировал снять, когда окажется на месте. Только бы пробраться на хутор незаметно и не разбудить ненароком строгого тэра с тяжелой рукой и увесистой палкой: попробуй тогда объясни, что ты — не чета каким-то хвостатым и явился с честными намереньями.
Эльф миновал школу-замок, поглядел на светившиеся на одном из этажей окна и пошел дальше в направлении разбросанных по берегу домиков. В поселке рыбаков было тихо, лишь какая-то псина время от времени тоскливо завывала, сетуя на хозяев, оставивших ее в холодную ночь за дверью, и вновь умолкала, понимая тщетность своих жалоб. Ленир же не замечал холода, тем более теперь, когда цель уже видна — маленький хуторок, домики под снежными шапками, в одном из которых ждет его любовь всей жизни…
— Так и знал, что тебя хоры принесут.
Принц замер и медленно развернулся на звук насмешливого голоса. У тропы тут рос густой кустарник, черневший на фоне снега и звездного неба, и трудно было разглядеть того, кто притаился в его тени, но человек облегчил Лениру задачу, выступив вперед.
— Доброй ночи, сидэ эльф.
— И вам того же, тэр ученик, — узнал говорившего эльф.
Где-то в Сопредельи были двое, которые, услышав такой обмен приветствиями, улыбнулись бы, вспомнив былое, и сказали бы, что это может стать началом большой дружбы. Но, наверное, сейчас был совсем не тот случай.
Последнее, что увидел Ленир, — раззявленная в зловещей ухмылке пасть саламандры, умостившейся на плече огневика. Потом — удар в затылок и темнота…
5
Некрасивая девушка лет двадцати, слишком худая, сутулая и нескладная, с нескрываемым удивлением смотрела на вышедшего из врат мальчишку.
— Здравствуй, открывающая, — небрежно бросил Витар.
— Здравствуй, идущий, — пришла в себя привратница.
Голос у нее был глубокий, певучий и никак не вязался с внешностью. А внешность совсем не соответствовала месту. И дело не в коротких темных волосах, черных раскосых глазах и резко выдающихся скулах — на Саатаре хватает смесков от разных народов, и кого только не встретишь, но в Западных Землях юные девы не носят мешковатых свитеров до колен и открытых туфель на высоченных каблуках. Осмотревшись, маленький путешественник понял, что попал совсем не туда, куда надо: помимо странно одетой открывающей тут был уставленный какими-то непонятными, но определенно техническими приспособлениями стол, стулья на изогнутых металлических ножках, а за вмонтированной в стену решеткой негромко гудел вентилятор.
— Где я? — спросил мальчик, стараясь не поддаться нарастающей панике.
— Это Вайстел.
— Я не слышал о таком мире.
— Вайстел — это город. А мир — Тиопа. Ты не знал, куда идешь?
— Я шел домой, — растерялся ребенок. — Воспользовался восьмым параграфом… Наверное, открывающий на Алеузе что-то напутал, и меня вынесло не туда.
— Наверное, — девушка озадаченно наморщила лоб и сделалась еще некрасивее. — Я недавно работаю… Точнее, еще стажируюсь. Сейчас позову Корпа, он во всем разберется. Хочешь пока сока с печеньями?
Отказываться мальчик не стал. Открывающая усадила его в тесной комнатенке рядом с операторской, где не было даже окон, чтобы выглянуть наружу и хотя бы мельком увидеть неизвестный мир, и принесла обещанное угощение. Сок был какой-то подозрительный, мутно-зеленый и вязкий, но Витар рискнул попробовать и не пожалел — вкус у напитка был чудесный. А вот печенья ему совсем не понравились. Да и аппетита не было: мало того, что у тэсс Галлы наелся, так и ситуация не располагала.
— Вон он, там… — услыхал мальчик взволнованный шепот.
Дверь открылась, и в коморку вошел пожилой мужчина в синем комбинезоне и высоких ботинках на толстой подошве. Слева на поясе у человека висела длинная сабля, а на правом бедре был закреплен пистолет в черной кобуре. Витар знал, что это пистолет, видел такое оружие в других мирах, а вот зачем мужчине черные пластиковые коробочки, пристегнутые к одежде на груди и на рукавах, было непонятно.
— Здравствуй, идущий, — незнакомец, как взрослому, протянул ему руку. — Меня зовут Корпом.
— Здравствуй, открывающий, — мальчишка вложил в рукопожатие всю силу. — Я — Витар.
— Витар, — задумчиво повторил человек. — Говоришь, выкинуло тебя не туда? Бывает такое, бывает… Посиди тут немного, а я пока настройки проверю. Попробуем тебя еще раз перебросить. Хорошо?
— Хорошо.
Он был уже не так мал, чтобы не понять, что мужчина чего-то недоговаривает, но расспрашивать не решился. Опыт показывал, что если уж взрослые решили что-то скрыть, то ничего, кроме вранья, от них не дождешься.
Отставив стакан с тягучим соком, Витар тихонько встал из-за стола и прильнул ухом к двери. Как оказалось, не зря.
— Зачем это? — спросила девушка.
— Незачем мальцу нас слышать.
Мальчик не сразу понял, о чем они говорят, ведь он все равно их прекрасно слышал, а после сообразил, что Корп, должно быть, отключил станционный переговорник, и автоматически похлопал себя по груди, там, где под одеждой висел на цепочке с медальоном его кристалл. По правилам камни выдаются идущим в месте прибытия, но иметь собственные переводчики теми же правилами не запрещено.
— Знаешь, кто это? — продолжал тем временем открывающий. — Сын Сэла Буревестника. Не завидую тому бедолаге, который пропустил мальчишку по восьмому параграфу. И разделить его участь не хочу. Поэтому у нас два выхода. Либо отправляем пацана туда, откуда он пришел… Точку выхода хоть определила?
— Алеуза. Но окно уже закрылось, он в последний момент проскочил.
— Плохо. Значит, только один вариант: развлекаем мальчишку байками и ждем его отца. Надеюсь, он не задержится.
Вот они, значит, как! Мальчик сердито стиснул кулаки. Отцу решили сдать! Идущий сам выбирает дорогу, без оглядки на возраст и родителей, пусть даже ему всего одиннадцать и он сын самого Буревестника, — а эти хотят перед проводником выслужиться?
— А почему мы не можем сами отправить его домой? — спросила с недоумением девушка. — По восьмому? Активируем возвращение, и пусть его выносит… Куда там он собирался?
— Не знаю, куда он собирался, но вышел там, где и должен был. Отсюда он, из Вайстела. Местный.
— Как, местный?
«Как, местный?!», — чуть было не закричал Витар.
— Да вот так вот… Погоди-ка…
Услыхав шаги, мальчик стрелой метнулся к столу и успел усесться на место до того, как на пороге появился открывающий.
— Не скучаешь тут?
У шокированного услышанным ребенка не нашлось слов для ответа, он лишь растерянно заморгал, но это сыграло ему на руку: мужчина вспомнил об отключенном кристалле и махнул напарнице.
— Извини, — заговорил он снова. — Питание переводчика сбоит. Как ты тут? Может, еще сока?
— Да, пожалуйста, — промямлил маленький идущий.
— Что-то у нас и врата не отзываются, — продолжил врать Корп, вернувшись с полным графином зеленого напитка. — Станция старая, место неудачное. Но ты ведь не сильно торопишься?
Витар замотал головой и залпом опустошил наполненный тягучкой стакан.
— Понравилось? — улыбнулся мужчина. — Это файта, ни в одном мире больше не растет. Так что ты пей, пользуйся моментом. А если устал, вон, на диванчик приляг…
Но едва он вышел в операторскую, как мальчик вновь занял место у двери.
— Лет восемь назад это было… — теперь Корп, несмотря на наверняка отключенный кристалл, говорил очень тихо. — Или уже девять… Ты же с Буревестником еще не сталкивалась? Ну, поглядишь сегодня. Глаза у него нет — говорят, на войне потерял. Вот как-то и надумал он новый себе сделать. С протезом, сама понимаешь, врата не пропустят, в другом каком-то мире нужно было в клинику лечь на месяц-другой, а у тут пообещали за пару дней все уладить. Только забыли упомянуть, откуда берут материал для репродукции. Так что Сэл уже в последний момент узнал. А когда узнал, ушел из клиники… Красиво ушел, наблюдающие еще месяц на ушах стояли. И мальчишку он тогда прихватил, там же, в «Гелфити». Не знаю, зачем.
Витар слушал и не понимал ничего из сказанного. Особенно непонятным было слово «Гелфити»…
— Мальчик — уникум, — подала голос открывающая. — Может, потому Буревестник его оставил?
— Нет, то, что парень — идущий, выяснилось всего два года назад. А оставил… Кто знает, почему? Зацепил его чем-то этот шакаленок.
— Шакаленок?
— Да, он из шакалов. Западное гетто. Их клеймят еще при рождении, метку не снять даже магией.
— Я знаю. Жалко их.
Витар продолжал не понимать… Нет, не так: понимать он уже начал, а верить — нет.
— Жалко, — согласился Корп. — Но не всех. Я наводил справки о семье мальчишки. Отец неизвестен. А мать родилась в свободной зоне, в семье рианов. Роскошь, вседозволенность. В шестнадцать уже подсела на слезы ангелов, а в восемнадцать клан от нее отказался. Продавала себя: сначала на улицах, потом в донорских центрах Гелфити. Кровь, плазма, роговица, почка… Регулярно — абортивный материал. В какой-то момент решила, что выгоднее будет доносить ребенка…
Витар не знал, что такое «абортивный материал», зато вспомнил, что означает слово, которым он назвал мачеху…
— Пять лет назад она заключила последний контракт. От нее не так уж много осталось — хватило всего на три месяца вольной жизни…
— Врете! — с криком вылетел в операторскую мальчик. — Все вы врете! Моя мама была принцессой! Настоящей принцессой! Красивой и быстрой, как ветер…
И била врагов без промаха, и умела вызывать дождь — он сказал бы и это, если бы не захлебывался слезами, с трудом глотая ставший вязким, как сок файты, воздух.