За столом защиты сидел Гордон Гринлиф, а рядом с ним комиссар Департамента исправительных учреждений Нью-Гэмпшира, мужчина, волосы и лицо которого были цвета картофеля. Гринлиф дважды постучал карандашом по столу.
– Миз Блум упомянула отцов-основателей нашей страны. Томас Джефферсон в тысяча семьсот восемьдесят девятом году написал в письме такую фразу: «Разделительная стена между Церковью и государством». Он объяснял Первую поправку, в частности пункты относительно религии. И его слова многократно использовались Верховным судом. Фактически тест Лемона, принятый в суде с тысяча девятьсот семьдесят первого года, говорит о том, что конституционный закон должен иметь светскую цель, не должен ни продвигать, ни запрещать религию и не должен приводить к усложнению взаимодействия государства с религией. Этот последний пункт весьма интересен, поскольку миз Блум, с одной стороны, приписывает отцам-основателям нации благородное отделение Церкви от государства, а с другой – просит Вашу честь объединить их. – Гринлиф встал и вышел вперед. – Если вы всерьез воспримете ее заявление, то поймете, что она намерена манипулировать приговором, имеющим обязательную юридическую силу, с помощью лазейки, называемой религией. Что дальше? Приговоренный наркоделец просит об отмене своего приговора, потому что героин помогает ему достичь нирваны? Убийца, требующий, чтобы дверь его камеры была обращена в сторону Мекки? – Гринлиф покачал головой. – Суть в том, Ваша честь, что данное прошение было подано Союзом защиты гражданских свобод не потому, что это проблема, требующая решения, а потому, что оно целенаправленно вызовет большую шумиху вокруг первой за шестьдесят девять лет казни в нашем штате. – Он махнул рукой в сторону переполненной галереи. – И присутствие здесь всех вас – доказательство того, что это уже работает. – Гринлиф бросил взгляд на Шэя и продолжил: – Никто не воспринимает смертную казнь легко, и меньше всех – комиссар Департамента исправительных учреждений штата Нью-Гэмпшир. Приговор в деле Шэя Борна – казнь путем смертельной инъекции. Именно к этому подготовлен штат, что и намерен выполнить – с достоинством и уважением ко всем вовлеченным сторонам. Давайте рассмотрим факты. Что бы ни говорила миз Блум, не существует организованной религии, поощряющей донорство органа после смерти как средство попасть в загробный мир. В соответствии с досье Шэй Борн рос в приемных семьях, поэтому он не может утверждать, что воспитывался в одной религиозной традиции, поощряющей донорство органа. Если он обратился в какую-то иную религию, заявляющую, что донорство органов – одна из ее доктрин, то мы утверждаем перед судом, что это полная чушь. – Гринлиф развел руками. – Мы знаем, что вы внимательно выслушаете свидетельские показания, Ваша честь. Но суть в том, что Департамент исправительных учреждений не обязан подчиняться прихоти каждого заблуждающегося заключенного, входящего в его двери, в особенности того, кто совершил чудовищные убийства жителей Нью-Гэмпшира – ребенка и офицера полиции. Не позволяйте миз Блум превратить серьезное дело в спектакль. Дайте возможность штату исполнить приговор, утвержденный судом, как можно более цивилизованно и профессионально.
Я взглянула на Шэя. В блокноте он пририсовал свои инициалы и эмблему рок-группы AC/DC.
Судья водрузил очки на нос и взглянул на меня:
– Миз Блум, можете вызывать вашего первого свидетеля.
Майкл
Как только меня вызвали на свидетельское место, я приковал взгляд к Шэю. Он в ответ уставился на меня пустыми глазами. Подошел клерк с Библией в руках:
– Клянетесь ли вы говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды? И да поможет вам Бог.
Кожаная обложка книги была черной и гладкой, отполированной ладонями тысяч людей, произносивших над ней клятву. Я подумал о том, что всегда брал Библию в руки для спокойствия, – гарантия безопасности религиозного человека. Я привык думать, что в ней содержатся ответы на все вопросы, а теперь спрашивал себя, задавались ли вообще нужные вопросы. Итак, да поможет мне Бог.
Мэгги легко сжала руки перед собой:
– Назовите, пожалуйста, для протокола свое имя и адрес.
– Майкл Райт, – откашлявшись, сказал я. – Конкорд, Хай-стрит, тридцать четыре – двадцать два.
– Где вы служите?
– Я священник в церкви Святой Екатерины.
– Как становятся священником? – спросила Мэгги.
– Вы несколько лет учитесь в семинарии, а затем становитесь членом промежуточного диаконата, входите в курс дел под руководством более опытного приходского священника. И наконец вас посвящают в духовный сан.
– Как давно вы приняли обет, отец?
– Два года назад, – ответил я.
Я по-прежнему помню церемонию посвящения, родители с просветлевшими лицами сидели на скамьях в церкви. Тогда я был так уверен в своем призвании – служить Иисусу Христу. Неужели я ошибался? Или просто дело в том, что существует больше одной правды?
– Являлось ли частью ваших обязанностей в церкви Святой Екатерины духовное наставничество заключенного Шэя Борна?
– Да.
– Шэй находится сегодня в зале суда?
– Да.
– Фактически, – сказала Мэгги, – он выступает истцом в этом деле и сидит со мной за одним столом, верно?
– Да.
Я улыбнулся Шэю, и он опустил взгляд.
– Во время вашего обучения на священника вы разговаривали с прихожанами об их религиозных верованиях?
– Конечно.
– Является ли частью ваших обязанностей священника помощь прихожанам в познании Бога?
– Да.
– И помощь в углублении их веры в Бога?
– Безусловно.
Она повернулась к судье:
– Я хочу рекомендовать отца Майкла в качестве эксперта по духовному наставничеству и религиозным верованиям, Ваша честь.
Вскочил с места другой адвокат:
– Протестую! При всем уважении является ли отец Майкл экспертом по иудейской вере? Методистской? Мусульманской?
– Протест принимается, – сказал судья. – Отец Майкл не вправе свидетельствовать в качестве эксперта по религиозным верованиям вне католической веры, за исключением своей роли духовного наставника.
Я понятия не имел, что это значит, и, судя по выражениям их лиц, другой адвокат тоже.
– Какова роль духовного наставника в тюрьме? – спросила Мэгги.
– Он встречается с заключенным, которому нужен собеседник или человек, с которым можно вместе помолиться, – объяснил я. – Он предлагает ему совет, наставления, религиозную литературу. По сути дела, это священник, приходящий на дом.
– Как получилось, что вас выбрали духовным наставником?
– Приход Святой Екатерины – мой приход – получил запрос из тюрьмы штата.
– Шэй – католик, отец?
– Одна из его приемных матерей крестила Шэя в католической вере, так что в глазах Церкви – да, католик. Однако он не считает себя настоящим католиком.
– Тогда как это работает? Если вы священник, а он не католик, как вы можете быть его духовным наставником?
– Моя задача – не поучать его, а выслушать.
– Когда вы впервые встретились с Шэем? – спросила Мэгги.
– Восьмого марта текущего года, – ответил я. – С того дня я виделся с ним один или два раза в неделю.
– В какой момент Шэй поделился желанием пожертвовать свое сердце Клэр Нилон, сестре одной из жертв?
– Это было во время нашего самого первого разговора, – ответил я.
– Сколько раз после этого вы обсуждали с Шэем его чувства по поводу трансплантации?
– Может, раз двадцать пять – тридцать.
Мэгги кивнула:
– Сегодня здесь есть люди, полагающие, что желание Шэя стать донором органа – лишь способ выиграть время и что это не имеет ни малейшего отношения к религии. Вы согласны с этим?
– Протестую! – снова заявил другой юрист. – Спекуляция.
– Протест отклоняется, – покачал головой судья.
– Если вы позволите ему пожертвовать свое сердце, то он сегодня умрет, – сказал я. – Ему нужно не время, а шанс быть казненным тем способом, который приемлем для трансплантации.
– Позвольте мне выступить адвокатом дьявола, – вмешалась Мэгги. – Мы все знаем, что донорство органов бескорыстно. Но где связь между донорством и спасением? Было ли что-то, убедившее вас в том, что со стороны Шэя это не просто альтруизм, а составляющая его веры?
– Да, – кивнул я. – Когда Шэй рассказал мне, что он задумал, его слова поразили меня. Это звучало почти как причудливая загадка: «Когда вы рождаете это в себе, то, что вы имеете, спасет вас. Если вы не имеете этого в себе, то, чего вы не имеете в себе, умертвит вас». Позже я выяснил, что Шэй не сам это сочинил. Он цитировал кого-то весьма значимого.
– Кого, отец?
Я взглянул на судью:
– Иисуса Христа.
– Вопросов больше нет, – сказала Мэгги, заняв свое место рядом с Шэем.
Гордон Гринлиф нахмурил брови:
– Простите мое невежество, отец. Это из Ветхого или Нового Завета?
– Ни то ни другое, – ответил я. – Из Евангелия от Фомы.
Адвокат опешил:
– Разве не все Евангелия содержатся в Библии?
– Протестую! – выкрикнула Мэгги. – Отец Майкл не может отвечать, поскольку не является экспертом по религии.
– Вы сами предложили его в качестве такового, – напомнил Гринлиф.
Мэгги пожала плечами:
– Значит, не следовало возражать против этого.
– Я перефразирую, – сказал Гринлиф. – Значит, мистер Борн процитировал что-то не из Библии, а вы утверждаете, что это доказывает его мотивацию религией?
– Да, – произнес я. – Совершенно верно.
– Ну тогда какую религию исповедует Шэй? – спросил Гринлиф.
– Он не называет ее.
– Вы сказали, он не католик. Тогда, может быть, иудей?
– Нет, – ответил я.
– Мусульманин?
– Нет.
– Буддист?
– Нет.
– Отец, мистер Борн исповедует любую организованную религию, с которой суд может быть знаком?
Я замялся:
– Он исповедует религию, но она формально не организована.
– Например? Борнизм?
– Протестую! – вмешалась Мэгги. – Если Шэй не может ее назвать, почему должны мы?