Она закрыла глаза, и я подумала, что она опять задремала, но она сжала мою руку.
– Ладно, – сказала она. – Но надеюсь, ты понимаешь, что я могу возненавидеть тебя на всю оставшуюся жизнь.
На всю оставшуюся жизнь.
Есть ли на свете фраза, которая звучала бы такой музыкой?
– Клэр, – твердо произнесла я, – это будет долго, долго.
Бог мертв; но, учитывая то, в каком состоянии пребывает Человек, еще на века, возможно, сохранятся пещеры, в которых будет являться Его тень.
Майкл
Когда заключенные пытаются покончить с собой, они используют вентиляционную решетку. Они протягивают сквозь жалюзи коаксиальные кабели из телевизоров и накидывают петлю себе на шею, а потом соскакивают с металлической койки. По этой причине за неделю до казни Шэя перевели в камеру с наблюдением. За каждым его движением следила видеосистема, за дверью стоял надзиратель. Это был надзор, который не позволил бы заключенному покончить с собой, до того как наступит очередь штата.
Шэй ненавидел все это. Только об этом он и говорил, пока я сидел с ним по восемь часов в день. Я читал ему Библию, Евангелие от Фомы или «Спортс иллюстрейтед». Рассказывал о планах относительно молодежной группы, что она должна организовать ярмарку пирогов на Четвертое июля – праздник, в котором он не сможет участвовать. Он делал вид, что слушает меня, но потом вдруг обращался к стоящему снаружи офицеру.
– Тебе не кажется, что мне хочется побыть одному? – кричал он. – Если бы у тебя оставалась одна неделя, хотел бы ты, чтобы за тобой все время наблюдали? Когда ты плачешь? Ешь? Мочишься?
Иногда казалось, он смирился с тем, что ему предстоит умереть. Он спрашивал меня, действительно ли есть небеса, можно ли там поймать радугу или лосося, спрашивал, попадает ли рыба на небо и так ли хороши на вкус рыбьи души, как настоящая рыба. В другой раз он вдруг безудержно рыдал до дурноты, потом вытирал губы рукавом комбинезона и ложился на койку, уставившись в потолок. Единственное, что помогало ему преодолеть это тяжелое время, были разговоры о Клэр Нилон, чья мать согласилась принять сердце Шэя. У него был нечеткий газетный снимок Клэр, и к тому времени из-за частых прикосновений бледное лицо девочки превратилось в пустой белый овал и о чертах ее лица можно было только догадываться.
Виселица была сооружена, и по всей тюрьме разносился аромат сосновой смолы, в воздухе кружилась пыль от опилок. Хотя в кабинете капеллана действительно был предусмотрен люк, но оказалось слишком затратным уничтожать находящийся под ним кафетерий, поэтому прочная деревянная конструкция поднялась рядом с уже сооруженной камерой для смертельных инъекций. Но когда «Конкорд монитор» и «Юнион лидер» в своих передовицах раскритиковали варварство публичной казни – они предположили, что папарацци, которым удалось без приглашения снять с вертолета свадьбу Мадонны, смогут заснять и повешение, – начальник тюрьмы добился того, чтобы виселицу спрятали. В ускоренном порядке тюрьма приобрела старый большой шатер у закрывшегося семейного цирка из Вермонта. Шатер с нарядными красными и фиолетовыми полосами занял бóльшую часть внутреннего двора тюрьмы. Шпиль шатра был виден с шоссе 93. Приходите все. Величайшее шоу на свете.
Странно было осознавать, что я увижу смерть Шэя. Хотя я был свидетелем ухода десятка прихожан, хотя не раз стоял у постели умирающего, издающего последний вздох, это было совсем другое. Не Бог обрывал нить его жизни, а судебный вердикт. Я перестал носить с собой часы и сверял время по жизни Шэя. Оставалось уже семьдесят два часа, сорок восемь, а потом двадцать четыре. Я перестал спать, как и Шэй, избрав для себя круглосуточное бодрствование вместе с ним.
Грейс продолжала приходить раз в день. Она лишь сказала мне, что они расстались из-за какой-то тайны, но все разрешилось после ее визита к Джун Нилон, и теперь она наверстывает время, упущенное для общения с братом. Они часами сидели, склонив головы и предаваясь общим воспоминаниям. Однако Шэй решительно не хотел, чтобы Грейс присутствовала на казни, не хотел, чтобы это было ее последнее воспоминание о нем. Свидетелями казни Шэя должны были стать я, Мэгги и босс Мэгги. Когда приходила Грейс, я оставлял их наедине. Я обычно уходил в кафетерий и брал себе лимонад или читал там газету. Иногда смотрел по телевизору новости о предстоящей казни. Американская медицинская ассоциация начала протест за стенами тюрьмы, вывешивая огромные транспаранты с надписью: «ПРЕЖДЕ ВСЕГО НЕ НАВРЕДИ». Те, кто продолжал верить, что Шэй – нечто большее, чем убийца, зажигали по ночам свечи, тысячи свечей, образующих послание, горящее столь ярко, что пилоты, направляющие самолеты в небо из Манчестера, могли его прочесть: «ПОМИЛУЙТЕ».
Я в основном молился. Богу, Шэю, любому, кто искренне желал меня выслушать. И я надеялся, что Бог в последнюю минуту спасет Шэя. Достаточно тяжело было помогать осужденному на смерть заключенному, которого я считал виновным, но куда тяжелей оказалось помогать невиновному, смирившемуся со своей участью. По ночам мне снились кошмары с крушением поезда. Я кричал во сне, прося перевести стрелку, но никто меня не понимал.
Накануне казни Шэя, когда приехала Грейс, я извинился и пошел побродить во внутренний двор между зданиями, обходя по периметру цирковой шатер. Однако на этот раз охранников, обычно стоявших у главного входа в шатер, не было и полог был поднят. Я услышал доносящиеся из шатра голоса:
– …не хотят слишком близко подходить к краю…
– …тридцать секунд от заднего входа до ступеней…
– …двое из вас впереди, трое сзади.
Я засунул голову внутрь, ожидая, что меня выставит охранник, но маленькая группа внутри была очень занята и не заметила меня. На деревянной платформе стоял начальник тюрьмы Койн вместе с шестью надзирателями. Один из них был чуть ниже остальных, на нем были наручники, ножные кандалы и цепь на поясе. Всем своим весом он наваливался на других охранников.
Сама виселица представляла собой массивную металлическую стойку с поперечной балкой, укрепленной на платформе, снабженной двойным люком. Под люком находилось открытое пространство, в котором можно будет увидеть падение тела. Справа и слева от виселицы были небольшие помещения с односторонним зеркалом для наблюдения, то есть можно было выглянуть наружу, но никто не мог заглянуть внутрь. За виселицей был уступ и две белые шторки вдоль всего шатра: одна над виселицей, другая ниже ее. Я смотрел, как два охранника затащили более мелкого на платформу виселицы перед открытой занавеской.
Начальник тюрьмы Койн нажал кнопку на своем секундомере.
– И… выключаю, – сказал он. – Итого семь минут пятьдесят восемь секунд. Отлично сделано! – Койн указал жестом на стену. – Эти красные телефоны – прямая линия с кабинетом губернатора и генеральным прокурором. По ним будет звонить комиссар Департамента исправительных учреждений, чтобы удостовериться, что в последнюю минуту казнь не была отсрочена. В таком случае он поднимется на платформу и объявит это. Когда он уйдет, поднимусь я и прочту распоряжение о приведении в исполнение приговора к смертной казни, потом спрошу заключенного, будет ли он говорить последнее слово. Как только он закончит, я спущусь с платформы. В тот момент, когда я пересеку желтую ленту, верхняя шторка задернется, и тогда вы двое займетесь заключенным. Сейчас я не собираюсь задергивать эту шторку, а вы потренируйтесь.
На голову невысокого офицера надели белый капюшон и накинули ему на шею петлю. Петля была из грубой веревки, обернутой кожей, – не петля палача, а пропущенная через латунное ушко веревка.
– Высота падения у нас семь футов семь дюймов, – пояснил Койн, когда они закончили подготовку. – Это стандартная цифра для человека весом сто двадцать шесть фунтов. Сверху размещен натяжной кронштейн. По этой золотистой риске его следует выровнять с помощью болта с проушиной. Во время фактического события вы трое – Хьюз, Хатчинс и Гринуолд – будете находиться в камере справа. Вы придете туда за несколько часов до казни, чтобы вас не увидели входящими в шатер. Перед каждым из вас будет кнопка. Как только я окажусь на пульте управления и закрою дверь, вы нажмете на эти кнопки. Только одна из трех по электромагнитной схеме разблокирует люк виселицы, две другие фиктивные. Подключение кнопки случайным образом выбирается компьютером.
Вмешался один из офицеров:
– А если заключенный не может встать?
– Если он не может идти, его пристегнут ремнями к носилкам и привезут на каталке.
Они продолжали говорить «заключенный», словно не знали, кого собираются казнить через сутки. Я понимал, что они не произносят имени Шэя, потому что ни у одного не хватает на это смелости. Ведь это сделало бы их ответственными за убийство – то самое преступление, за которое они вешали человека.
Начальник тюрьмы Койн повернулся к другой камере:
– Как вам эта работа?
Открылась дверь, и вошел еще один мужчина. Он положил руку на плечо фиктивного заключенного.
– Прошу прощения, – сказал он, и я узнал его по первым же словам.
Это был тот британец, которого я застал в квартире Мэгги, когда вломился к ней, чтобы сообщить о невиновности Шэя. Его звали Галлахер. Он взялся за петлю и поправил ее на шее «преступника», затянув узел прямо под его левым ухом.
– Видите, куда я заправил веревку? Постарайтесь, чтобы она была здесь, а не у основания черепа. Усилие при падении в сочетании с расположением узла приводит к перелому шейных позвонков и отключению спинного мозга.
Начальник тюрьмы вновь обратился к своим подчиненным:
– Суд предписывает нам зафиксировать смерть мозга на основании расчетного падения и факта остановки дыхания заключенного. По сигналу врача нижние шторки также задергиваются, и тело немедленно освобождается из петли. Важно помнить, что наша работа не заканчивается падением тела. – Он повернулся к врачу. – А потом?