В статье «Патология цивилизации и свобода культуры» (1974) К. Лоренц писал, что надо обратить внимание на очень важное уточнение: установка рационализма совершенно законна в научном исследовании. Ее разрушительное воздействие на оснащение ума сказывается именно тогда, когда ум «выходит за стены научной лаборатории» — когда речь идет об осмыслении реальных, целостных проблем жизни. Эти проблемы не являются ценностно нейтральными и не укладываются в формализуемые модели, предлагаемые «кодифицированным теоретическим знанием».
Сейчас даже трудно понять, как наши политики «перестройки» поверили слову открытое общество Запада. Они его поняли совершенно неправильно. США — не просто закрытое общество, а неприступная крепость. Изначально агрессивная и недоверчивая, замешанная на расизме молодая американская цивилизация была представлена каким-то добрым дядюшкой. Директор Национального архивного центра Администрации США Дж. Тэйлор, который проработал в нем 57 лет, рассказывает: «В 1945 г., вскоре после того, как я пришел работать в архив, я узнал, что США имели план войны практически со всеми странами мира. Каждый план имел свой цвет. Черный для Германии, красный для Великобритании, белый для Кубы… Никто не думал в тот момент, что Соединенные Штаты могли начать войну против Великобритании, но у Пентагона имелся хорошо разработанный план такой войны».
Подход к жизненным проблемам с чисто научным мышлением может иметь катастрофические последствия. Эта разрушительная сторона рационализма в полной мере проявилась лишь сейчас, когда сила основанных на науке технологий превысила «сопротивляемость» человечества и среды его обитания.
Известный канадский психиатр З. Липовский, обсуждая эту проблему на материале своей области, писал: «Слова “наука” и “научный”, которые все мы так почитаем и легко используем для украшения наших верований, вовсе не однозначны и временами использовались для оправдания бесчеловечного отношения человека к человеку. Чисто научный и технологический подход к человеку может быть опасен, если он не подчинен гуманистической системе ценностей» [404].
Процессы развития Запада
Мы знаем, что много процессов, которые нас окружают, нелинейны и необратимы — и у нас, и на Западе. Но некоторые явления имеют ярко выраженный характер и сопряжены с синергическими эффектами, и можно разглядеть образы — и наших, и других.
Клод Леви-Стросс высказался так: «Запад построил себя из материала колоний». Он писал: «Цивилизация предполагает сосуществование культур, которые обнаруживают огромное разнообразие; можно даже сказать, что цивилизация и заключается в этом сосуществовании… Священная обязанность человечества — охранять себя от слепого партикуляризма, склонного приписывать статус человечества одной расе, культуре или обществу и никогда не забывать, что никакая часть человечества не обладает формулами, приложимыми к целому, и что человечество, погруженное в единый образ жизни, немыслимо» [14, с. 338].
Мы не будем спорить, хороша Россия или Запад. Мы знаем свою цивилизацию, сейчас она немного болеет. Но нам надо увидеть лицо Запада, а не его красивые и прекрасные глаза, музыку, язык и т. д. — а его жестокий смысл.
А. Тойнби дает нам кусочек его образа: «В западном мире… в конце концов последовало появление тоталитарного типа государства, сочетающего в себе западный гений организации и механизации с дьявольской способностью порабощения душ, которой могли позавидовать тираны всех времен и народов… Возрождение поклонения Левиафану стало религией, и каждый житель Запада внес в этот процесс свою лепту» [349, с. 530].
И. Пригожин говорит о трагическом пути западной науки и его апокалиптике. На Западе в XX в. осознали и переживали утрату культуры солидарности. Эта проблема возникла с начала западного капитализма и не решена до сих пор. Ф. фон Хайек, идейный основатель современного неолиберализма, писал: «Всенародная солидарность со всеобъемлющим этическим кодексом или с единой системой ценностей, скрыто присутствующей в любом экономическом плане, — вещь неведомая в свободном обществе. Ее придется создавать с нуля» [348].
Таким образом, на Западе, по мнению философов, ликвидировали «всенародную солидарность до нуля» — а теперь ее придется «создавать с нуля». Но в России не было краха «всенародной солидарности» — западный капитализм развивался, а в Российской империи прошла антибуржуазная революция. Но и сейчас капитализм России другой.
Посмотрим глубинный образ западного капитализма.
Трудности стали нарастать с самого начала революций Европы, приведших к образованию цивилизации индустриальной вместе с колонизацией — и необходимым для ее оправдания расизмом (которого не существовало в средневековой Европе). Это заставило отойти от христианского представления о человеке. Пришлось позаимствовать идею избранного народа (культ «британского Израиля»), а затем дойти до расовой теории Гобино и т. д. Как писал А. Тойнби, «среди англоязычных протестантов до сих пор можно встретить “фундаменталистов”, продолжающих верить в то, что они избранники Господни в том самом буквальном смысле, в каком это слово употребляется в Ветхом Завете».
Более того, А. Тойнби предупредил: «Это было большим несчастьем для человечества, ибо протестантский темперамент, установки и поведение относительно других рас, как и во многих других жизненных вопросах, в основном вдохновляются Ветхим Заветом; а в вопросе о расе изречения древнего сирийского пророка весьма прозрачны и крайне дики» [349, с. 96].
Рассмотрим движение Запада после Средневековья, в ходе религиозной революции — Реформации — и дальше. В самом начале нельзя было обойти тот факт, что соединение в религиозных сектах протестантов вместе с учеными порождало необычные и разрушительные мыслительные конструкции. Иррациональность религиозного переживания становилась уязвимым местом в политике. Уайтхед писал об этом: «Религиозные интуиции, даже если они исходят из чистейшего источника, всегда подвержены опасности соединиться с низменными страстями и деяниями, которыми охвачено реально существующее общество» [362].
Особенно фанатичной иррациональностью отмечены установки сект (включая научные коллегии), которые перебрались в Америку. Реальность обстановки в пуританской Новой Англии самого конца XVII века описана историками в таких выражениях: «К середине 1692 г. процессы над “ведьмами” получили наибольший размах. Тюрьмы были переполнены, жизнь любого достопочтенного гражданина зависела от тайного или открытого доносчика, “видевшего” призрак и сообщившего властям об этом. Ничто не могло стать гарантией социальной безопасности. Никто не смел вставать на защиту жертв — самовольных защитников немедленно обвиняли в пособничестве дьявольской силе… Для семнадцатого века — и отнюдь не только для 80–90-х годов — вера в существование ведьм в Новой Англии составляла часть не только религиозных верований, но даже и научных убеждений» [4].
Макс Вебер с большим волнением приводит это фундаментальное утверждение кальвинистов (1609 г.): «Хотя и говорят, что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь немногих. И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных» [2, с. 213].
Сам Вебер предупредил: «Эта отъединенность является одним из корней того лишенного каких-либо иллюзий пессимистически окрашенного индивидуализма, который мы наблюдаем по сей день в “национальном характере” и в институтах народов с пуританским прошлым, столь отличных от того совершенно иного видения мира и человека, которое было характерным для эпохи Просвещения» [2, с. 144].
«Пуританизм стоял у колыбели современного “экономического человека”» (Вебер). Он приводил выдержки из канонических текстов кальвинистов. Шпангенберг настойчиво напоминает о словах пророка Иеремии: «Проклят человек, который надеется на человека» (1779). Вебер пишет: «Для того чтобы полностью понять всю своеобразность человеконенавистничества этого мировоззрения, следует обратиться к толкованию Хорнбека» [2, с. 214].
Истинному протестанту не требуются любовь к ближнему или добрые дела. Вебер специально обращает на этот принцип внимание: «Это выражено в цитированном у Плитта ответе на вопрос: “Нужны ли добрые дела для спасения?” Ответ гласит: “Не нужны и даже вредны; если же спасение даровано, то нужны лишь постольку, поскольку тот, кто их не совершает, не может еще считать себя спасенным”. И здесь, следовательно, не реальная необходимость, а лишь способ установить факт».
Подумайте: не нужны и даже вредны! Не отвлекайтесь на добрые дела! Если так, то почти все люди мира не будут соединяться с Западом как братья.
Вебер показал важную картину мира труда («Аскеза и капиталистический дух»). Мы представим короткий текст: «Аскеза создавала и спокойную уверенность в том, что неравное распределение земных благ, так же как и предназначение к спасению лишь немногих, — дело божественного провидения, преследующего тем самым свои тайные, нам неизвестные цели…
Очевидно, во всяком случае, то, что аскеза лишила труд этого посюстороннего мирского очарования (в наши дни капитализм уничтожил его навсегда) и перенесла значение его в мир иной. Профессиональная деятельность как таковая угодна Богу. Безличность современного труда, его безрадостность и бессмысленность, с точки зрения отдельного человека, в ту эпоху еще не получают религиозного обоснования. Капитализм в период своего возникновения нуждался в рабочих, считавших долгом своей совести подчиняться экономической эксплуатации. В настоящее время капитализм занимает настолько прочные позиции, что не нуждается в потусторонних поощрениях для того, чтобы возбудить в рабочих желание трудиться» [2, с. 270].
Вебер привел такую американскую пословицу: «Из скота добывают сало, из людей — деньги». Он сказал, что это «своеобразный идеал “философии скупости”».