Кен поднялся с пола, снова широко раскинув руки, возрожденный.
Хуэй почувствовал, как его кожа стала липкой, когда он понял, что должно было произойти. Исетнофрет столкнула Кена вниз и забралась на него верхом, оседлав его, когда Исида оплодотворила себя семенем своего брата-мужа. Хуэй отвернулся, проглотив кислоту, подступившую к горлу. Никого больше там, казалось, не беспокоил вид матери в соитии со своим сыном – с чего бы им это делать? Это были всего лишь два актера, играющих одну роль. Но Хуэй почувствовал, как это поразило его в самое сердце.
Актеры удалились снять грим и костюмы, в то время как мужчины вокруг стола подходили один за другим, чтобы похлопать Хуэя по плечу и рассказать ему, какие удивительные времена ждут его семью впереди. И все это зависело от него. Его сердце наполнилось радостью, как от того, что это будет означать для его отца, так и от похвал, которые сыпались на его голову. Хорошие времена настанут, и он привел их сюда, в дом Хави.
Кен неторопливо вернулся, стирая с лица остатки зеленого грима. Его глаза сверкали, и он, казалось, был воодушевлен представлением.
- Ты молодец, брат, - сказал Хуэй, - как и... Как и... - Он на мгновение поперхнулся словами. - Как и мама. Вы оба поразили воображение всех присутствующих.
Кен скользнул на свое место.
- Завтра у некоторых будут болеть головы, - сказал он.
- У отца еще много работы, - ответил Хуэй. - Он должен следить за собой.
Он поймал взгляд Хави, который кивнул в ответ.
Пришло время.
Хави подошел и хлопнул руками по плечам сыновей, наклонился и прошептал с фруктовым дыханием: - Господин Бакари наполнил свое брюхо вином. Как и я. - Он постучал себя по лбу. - Но я сохранил ясность ума.
Кен нахмурился, переводя взгляд с отца на брата.
- Что это?
- Нам нужно, чтобы царь дал нам то, что нам нужно, чтобы защититься от гиксосов, - ответил Хави. - Господин Бакари сомневается в угрозе, но я не сомневаюсь, что если эти варвары нападут, улицы будут красными от крови. Все, что мы здесь построили, будет разрушено. - Хуэй предложил подождать, пока господин Бакари не придет в себя, чтобы убедить его. Тогда ему будет легче сказать "да", и труднее отказаться от своего слова, когда винный туман рассеется.
- Хороший план, - пробормотал Кен себе под нос. - Молодец, брат.
Хави вернулся туда, где Бакари кивал в такт мелодии лиры. Хуэй видел, что его отец преувеличивал свое пьянство, чтобы успокоить их почетного гостя. Хави наклонился, чтобы что-то прошептать Бакари, и двое мужчин выскользнули из-за стола и покинули пиршественный зал.
- Будем надеяться, что наши молитвы будут услышаны, - сказал Хуэй.
Кен вскочил на ноги. - Мы ничего не должны оставлять на волю случая, брат.
- Что ты имеешь в виду?
- Возьми больше вина! Сделай так, чтобы их кубки были переполнены, чтобы господин Бакари не пришел в себя. Жди здесь. - Кен поспешил прочь, а через мгновение вернулся с кувшином. - Возьми это.
- Почему не ты? - пожаловался Хуэй.
Кен рассмеялся. - Ты любимчик отца. Он будет рад тебе. Если бы я зашел к нему в кабинет, он бы дал мне подзатыльник и отправил восвояси.
Хуэй колебался. Были ли мотивы Кена чисты? Но он был его братом, и вся вражда между ними, несомненно, была улажена. Он хотел показать свою преданность. В пьяном угаре Хуэй схватил кувшин. Вдали от шумного празднования на вилле царила тишина, но из кабинета губернатора доносился смех.
- Я принес вам еще вина.
Хуэй поднял кувшин, когда вошел. Бакари и Хави оба покраснели.
- Видишь – хороший мальчик! - сказал Хави. - Лучший сын, о котором только может мечтать мужчина.
- Это правда.
Бакари отхлебнул из своего уже наполненного до краев кубка.
Хуэй снова наполнил бокал Хави и поставил кувшин на стол.
Бакари продолжил: - Ты - честь для своей семьи.
Хуэй поклонился. - И вы оказываете мне честь.
Его слова были невнятными, но он понял, что господин был слишком пьян, чтобы заметить это.
- Великие дела придут в этот дом, - сказал Бакари. - Великие дела. Тебя узнают прежде всего в Лахуне.
Улыбаясь, Хуэй отодвинулся, опустив глаза. Выходя из кабинета, он услышал, как его отец сказал: - Тогда давайте помолимся, чтобы у нас было все необходимое, чтобы держать гиксосов в страхе. Какой трагедией было бы увидеть, как это счастье будет уничтожено варварами.
- Вы полагаете, что это нападение будет скоро?
- Я не сомневаюсь. Военные отряды приближаются. Караваны разрываются на части. Жертвы говорят об ужасах, которые причиняют гиксосы...
Хави уже вовлекал Бакари в свои чары. Хуэй поспешил обратно в пиршественный зал.
Мучительный крик раздался еще до того, как Хуэй переступил порог в благоухающую атмосферу. Вопль донесся из кабинета.
Повернувшись, он помчался обратно тем же путем, которым пришел. Бакари, спотыкаясь, приближался к нему с протянутыми руками, его лицо было искажено ужасом.
- Помогите нам! - закричал он. - Пошлите за врачом!
Хуэй пронесся мимо него.
Врач! Должно быть, Хави заболел. Судя по поведению господина Бакари, это должно быть действительно серьезно.
- Великий Гор, пожалуйста, помоги моему отцу,
- пробормотал Хуэй. Когда он вошел в кабинет, молитва превратилась в сдавленный крик.
Хави бился на известняковом полу, как дикий зверь. Его пальцы превратились в когти, глаза были широко раскрыты и выпучены.Из его рта, где губы оттянулись от зубов, пузырилась пена. Кубок, который наполнил Хуэй, лежал на боку в луже рубинового вина.
Хуэй упал на колени, а Хави продолжал корчиться в жестоких конвульсиях.
- Отец! - воскликнул он. - Отец!
Гости начали толпиться у двери. Они в ужасе уставились на него.
- Хави был поражен, - выдохнул кто-то.
- Он бьется в конвульсиях! Болезнь! - закричал кто-то еще.
- Пожалуйста, - взмолился Хуэй, слезы жгли ему глаза. - Приведите Пахома...
Хави начал биться еще более дико, и Хуэй бросился на грудь своего отца, пытаясь помешать ему причинить себе вред. Но Хави был наполнен сверхъестественной силой, и Хуэй был отброшен на каменный пол.
Густая пена волнами пузырилась изо рта Хави и покрывала его губы, и теперь на ней было розовое пятно крови.
Хуэй в ужасе уставился на него, парализованный этим ужасным зрелищем.
- Яд! - воскликнул тот же гость. - Хави был отравлен!
Страх затуманил зрение Хуэя. Все, что он мог видеть, - это муки своего отца. Его ужас усилился еще больше, когда он увидел, что эти спазмы ослабли, превратившись в подергивания. Наконец они закончились, и Хави лежал неподвижно.
Хуэй начал рыдать. - Не умирай! - закричал он. - Не умирай!
- Губернатор был отравлен!
Хуэй увидел нависшего над ним Бакари. Лицо аристократа исказилось от ярости. Он повернулся и обратился к гостям.
- Губернатор отхлебнул вина, а потом начал давиться и плеваться этой мерзкой пеной. А потом он упал на пол в мучениях. Отравлен! Им!
Хуэй разинул рот. - Н-нет, - заикаясь, произнес он. - Я этого не делал! Я бы никогда...
- Хватит твоих фальшивых страданий! - Бакари разгневался, тыча в него пальцем. - Хави был отравлен, и не может быть никаких сомнений в том, что это сделал именно он. Его собственный сын.
***
Яма была глубокой и темной. Хуэй лежал на спине на скользких камнях и смотрел на круг голубого неба в конце черной шахты. В Лахуне его называли "Колодец". Когда-то здесь был колодец, так говорили писцы, один из немногих в пустынных землях, но он иссяк, и живые уже не помнили о нем. Это было место, куда бросалинасильников, убийц, воров и прелюбодеев, пока они ждали свершения правосудия Маат. Всех жуликов, головорезов, самых безнадежных и жалких членов общества.
Хуэй вдохнул влажный воздух, пропитанный горьким запахом крысиной мочи. Каждую ночь грызуны сновали поблизости, выбираясь из узких туннелей, пронизывающих стены.
Каждая косточка в его теле болела. В голове все еще звенело. Это были последствия того, как грубые руки бросили его в это грязное место.
Халат Хуэя – его красивый халат, последнее, что напоминало ему об отце, – был порван острыми камнями, которые обрушились на него по пути вниз. Грязь из ямы испачкала некогда чистое белье. Но больше пострадал его дух. Слеза скатилась по грязи на его щеке.
Его мысли вернулись к тому ужасному моменту, когда свет его отца окончательно померк. Сколько раз он содрогался от ужаса при этом воспоминании, пытаясь понять то, что казалось за гранью безумия? Как могло случиться, что его отца больше нет? В одно мгновение они праздновали свою величайшую победу, а в следующее их мечты рухнули.
Его горе было так велико, что Хуэй подумал, что он может умереть.
Он вспомнил, как пьяные гости превратились в толпу, когда на него посыпались обвинения. Как они могли подумать, что он способен отравить собственного отца? Но его заверения в невиновности были заглушены яростными требованиями справедливости. Эти мужчины и женщины любили Хави. Его отец отвечал за их безопасность и за порядок в их жизни. Они признали, что он самоотверженно выполнял трудную работу. И теперь, когда угроза гиксосов лишала их сна каждую ночь, единственный человек, который мог бы им помочь, был мертв.
Кто мог подсыпать яд в вино? Шпион гиксосов? У кого еще могло возникнуть желание убить такого любимого человека, как Хави? Может быть, один из рабов был у них на жалованье? У него голова шла кругом от вопросов.
Хуэй приподнялся на локтях. Вспышки боли пронзили его суставы. Были ли это шаги, которые он слышал? В скале была вырублена лестница, ведущая к подножию Колодца, где в камне было вырезано небольшое отверстие. Именно через него его тюремщики проталкивали хлеб и чашки с водой, которые поддерживали его жизнь, пока не будет принято решение о его судьбе.