Кхиан расхохотался. - Это не для тебя. Ты думаешь, я бы посвятил тебя в наши секреты? Нет, Крысеныш, у тебя есть свое место, и там ты и останешься.
Когда капитан зашагал прочь, Хуэй остался и наблюдал, как воины запрыгивали в задние части колесниц, балансируя своим весом, когда они направляли странные повозки вперед. Они двигались так же плавно, как и говорил Кхиан, благодаря силе лошадей.
Это зрелище раздуло пламя в мозгу Хуэя, пока его разум не раскалился добела. Фантазии о мести Исетнофрет никогда не покидали его мыслей, воплощаясь в жизнь, когда он просыпался каждое утро, тяжелым грузом ложась на него, когда его веки закрывались ночью. Но одно беспокойство всегда преследовало его, маяча за этими видениями - что он недостаточно силен, чтобы победить колдунью, которая отравила его жизнь. Слишком слаб, слишком неумел. Он не был воином. Он был, в лучшем случае, вором, крысенышем, как сказал Кхиан, который выживал на мусорных кучах мира и прятался в тени.
Но с помощью этих знаний Хуэй мог превратить себя из свинца в золото. Представьте себе, как он будет мчаться к воротам Лахуна на одной из таких колесниц! Тогда все узнают, что он вырос в великого воина, и Исетнофрет содрогнется, когда до нее дойдет весть.
Хуэй наблюдал за каждой деталью гиксосских воинов, пока они готовились к выезду. Возможно, он мог бы узнать достаточно, наблюдая. Он изучал эти странные изогнутые луки, которые могли выпускать стрелу в два раза дальше, чем любой египетский лук, который он видел, и эти серповидные мечи, которые пели, когда проносились в воздухе, и, казалось, наносили удар глубже, чем прямые мечи защитников Лахуна. Да, он научится быть мастером во всех этих вещах. Вот почему боги привели его в сердце гиксосов. Он научится, и Исетнофрет, наконец, заплатит за то, что она сделала.
***
Военный отряд выехал из чащи, расположенной среди возвышающихся скал, через перевал и по головокружительным тропам спустился на равнину. Колесницы неслись впереди, остальные воины ехали на своих лошадях по флангам. Конюхи и рабы плелись позади с повозками. Но Фарида выдвинули вперед, чтобы он использовал свои навыки разведчика и следопыта. Гиксосы не убивали из любви к убийству, и они научились извлекать пользу из способностей пленников, которых они щадили. Земля задрожала, и взметнулось облако пыли.
Они переходили от оазиса к оазису, каждую ночь наполняя свои бурдюки водой и отдыхая под пальмами, пока лошади фыркали и топали рядом. Когда пришло время спать, гиксосы удалились в свои палатки, но рабам не разрешалось пользоваться такими удобствами. Хуэй быстро понял, что Мун должен стать его постоянным спутником. Каждую ночь он спал под животом Мун, чтобы укрыться, и пил молоко кобылиц, чтобы поесть. Другие конюхи научили его своим обязанностям, которые он старательно выполнял. Он научился расчесывать гриву своего жеребца, чтобы удалить всех паразитов, и каждый вечер мыть ему бока, как мальчику-королю. Когда вокруг оазиса было мало пастбищ, он подбрасывал Муну пригоршни сена, и он узнал, как лечить раны, полученные лошадьми во время долгих и тяжелых поездок по суровой земле. Отношения между конюхом и лошадью были гораздо более тесными, чем между всадником и конем. Таков был путь гиксосов.
И Хуэй научился радоваться этому, потому что всадник Муна, Утан, был неприятным человеком. Настроение у него было мрачное, гнев быстро нарастал, и хотя Мун был его братом-лошадью, он обращался с животным слишком сурово.
Однажды ранним утром Хуэй шел от кормовой телеги с охапкой сена и услышал громкое ржание, прорезавшее тишину. Он помчался сквозь исчезающие тени в направлении безумных звуков, где обнаружил съежившегося Муна с закатившимися белыми глазами, когда всадник размахивал хлыстом. Лошадь встала на дыбы, когда хлыст ударил. Утан зарычал, брызжа слюной.
- Ты никуда не годишься, - выплюнул он.
Отбросив сено в сторону, Хуэй закричал: - Что случилось?
- Зверь слишком медлителен при первом свете. Ему нужно учиться.
Когда испуганное ржание Муна стало громче, Хуэй почувствовал тошноту. Не раздумывая, он бросился вперед и попытался вырвать хлыст из рук всадника.
Утан развернулся и ударил Хуэя тыльной стороной кулака по лицу. Когда Хуэй отступил, гиксосский воин прошипел: - Ты заплатишь за это.
Не выказывая страха, Хуэй поднялся на ноги и снова бросился вперед.
- Оставьте его! - закричал он.
Утан поднял хлыст, готовый обрушить его на своего конюха.
- Делай, как говорит сайс.
Хуэй оглянулся на голос. Кхиан с холодным лицом наблюдал за происходящим.
Хлыст безвольно упал в дрожащую руку Утана.
- Я хотел бы поговорить с тобой, - прорычал Кхиан.
Когда Утан подошел к своему командиру, Хуэй схватил охапки сена и поспешил утешить Муна. Он гладил гриву коня и шептал успокаивающие слова, пока он не успокоился. Через мгновение конь ткнулся в него носом, и Хуэй протянул ему немного сена, чтобы он поел.
В темных глазах Муна Хуэй заметил выражение, которого раньше не видел. Была ли это связь, которую он чувствовал между ними? Возможно, взаимопонимание? Или это было его воображение? Что бы это ни было, он почувствовал, как в нем поднимается теплая привязанность к зверю.
Почувствовав на себе чей-то взгляд, Хуэй оглянулся. Кхиан наблюдал за ним с любопытным, непроницаемым выражением лица, прежде чем повернуться и уйти.
С того дня Хуэй научился смотреть на лошадей с любовью, и он начал понимать инстинкты Муна, глядя в эти огромные каштановые глаза. Он был уверен, что Мун тоже может читать его мысли.
***
Хуэй проснулся от сна об Ипвет со слезами, текущими по его щекам. Некоторое время он лежал в темноте, и образы исчезали, но он все еще ясно видел, как Исетнофрет возвышается над его сестрой, а за ее спиной маячит тень Сета.
Было ли это предзнаменованием? Он не был уверен, но его сердце бешено колотилось, и он знал, что никогда не простит себе, если проигнорирует это.
Подползая, он встряхнул Фарида, разбудив его.
- Я ухожу, - прошептал он. - Сегодня вечером.
- Ты дурак, - проворчал Фарид, затем перевернулся на другой бок и снова заснул.
Хуэй выполз из палатки в ночь. Он знал, что они были недалеко от одного из караванных путей. Сможет ли он найти его без Фарида - это другой вопрос, но он должен был пойти на риск.
Некоторое время он прислушивался. Он знал, где находятся дозорные, и они будут смотреть наружу, а не внутрь. Все остальные спали.
На четвереньках Хуэй прокрался мимо палаток к краю лагеря. Держась подальше от лошадей, боясь их потревожить, он перебирался по рыхлым камням, пока не нашел узкую тропу, которую заметил раньше и которая вела вверх по склону берега, укрывавшего палатки от сурового ветра.
Всего один короткий подъем выведет его на более широкую тропу, по которой он сможет выбраться на свободу.
Сердце Хуэя забилось быстрее, когда он поднимался по тропинке.
- Если ты не начнешь действовать сейчас, ты навсегда останешься в ловушке у гиксосов, - сказал он себе. Эти воины начали относиться к нему как к одному из своих.
Нет, сейчас самое время.
Когда он был на полпути вверх по тропе, он услышал пронзительный свист. Ему ответил другой. Хуэй напрягся. Конечно, часовые не могли увидеть его под покровом темноты. И все же он почувствовал поблизости движение. Он в отчаянии вскарабкался на берег.
Беги, сказал себе Хуэй. У тебя достаточно шансов.
Хуэй с трудом выбрался на тропинку и посмотрел вверх. Чей-то силуэт заслонил звезды.
- Сюда! - крикнул воин-гиксос.
Ботинок с грохотом врезался в челюсть Хуэя, а затем он откатился назад, отскакивая от камней, пока не рухнул на землю.
Задыхаясь, он удивился, что его череп не был пробит, но только на мгновение. Вокруг него собрались фигуры, и, когда взметнулся факел, Хуэй посмотрел вдоль длины клинка на холодное лицо Хайана.
Гиксосы опускали меч вниз, пока острие не вонзилось в горло Хуэя.
- Теперь я отрублю тебе голову, - сказал он.
- Подожди, - взмолился Хуэй. Боль обожгла его шею.
- Убейте его, - сказал кто-то. - Он предал нас.
- Я говорил тебе, что произойдет, если тебе нельзя будет доверять, - сказал Кхиан. - Неужели ты думаешь, что мы настолько одурели, что любая крыса может свободно приходить и уходить из нашего лагеря?
Хуэй извивался под мечом, но Кхиан, казалось, почувствовал его незаданный вопрос.
- Нашим часовым не нужно видеть. Они могут почувствовать запах капельки пота на ветру. А сейчас...
- Подожди. Я умоляю тебя. - мысли Хуэя понеслись вскачь, и тут он произнес - Я один из вас. В моих жилах течет кровь гиксосов.
- Ты лжешь, - прорычал Кхиан.
- Нет! История, которую я тебе рассказал, о том, почему я бежал из Египта. Это... Это было неправдой. Я спасся, едва держась на ногах. Они отказали мне в справедливом суде, потому что моя мать была из гиксосов.
- Ты бы сказал все, что угодно, лишь бы спасти свою шею. Кхиан сильнее надавил на клинок.
- Я ничего не сказал об этом, когда пришел сюда, потому что... потому что мне было стыдно, - задыхался Хуэй. - Я всю свою жизнь думал, что я чистокровный египтянин. Когда я узнал правду, я не хотел в это верить.
Кхиан заглянул глубоко в глаза Хуэя и, должно быть, что-то там увидел, потому что он убрал свой меч назад.
- Крови гиксосов нечего стыдиться. Другие мужчины мечтают о таком благословении.’
- Я... я знаю, - заикаясь, пробормотал Хуэй. - Теперь я знаю правду.
- Почему ты пытал сбежать?
- Потому что недостаточсяно быть сайсом. Когда-то я был свободным человеком.
Кхиан пристально смотрел на него. Казалось, он взвешивал все сказанное Хуэем, и на протяжении, казалось, целой вечности его решение висело на волоске. Затем он отдернул меч и убрал его в ножны.