- Где? И откуда ты знаешь? Ни один другой мужчина здесь не говорил о подобном.
Фарид посмотрел на звезды, его крючковатый нос вырисовывался на фоне ночного неба.
- Я использую свое время с умом. Басти хотел бы думать о нас как о пленниках. Мне всегда нравится иметь другой выход из любой трудной ситуации. - Он указал через весь лагерь на кучу мусора, куда мало кто отваживался сунуться. - В естественной стене вокруг этой вершины есть брешь, не более чем бесполезная расщелина для любого, кто пройдет мимо. Но я нашел время, чтобы заползти в нее, а за ним есть узкая тропинка. Это трудный подъем, не сомневайся. На некотором расстоянии человеку пришлось бы крепко держаться за скалу. Ему нужна была бы веская причина, чтобы попытаться это сделать. - Он сделал паузу. - Но у тебя есть веская причина.
Через несколько мгновений Хуэй уже спешил к краю лагеря. Он задохнулся, когда наткнулся на отвратительную вонь мусора, и его глаза наполнились слезами, но каким-то образом он нашел расщелину, которую описал Фарид, и спустился в нее.
На дне расщелины в скале Хуэй выбрался на головокружительную тропу. Она была едва достаточно широкой, чтобы он мог проползти по ней, держась за край скалы. Временами порывы ветра были такими сильными, что его сердце бешено колотилось, когда он думал, что его сорвет со склона горы и швырнет на камни внизу. ЕЕго пальцы проникали в трещины, которые не могли видеть глаза, а левой ногой он нащупывал впереди себя устойчивый склон. Вскоре тропа расширилась, ветер стих, и, когда он обогнул склон горы, лунный свет осветил путь впереди.
Наконец Хуэй почувствовал струйки дыма от костра из ослиного навоза и ступил на уступ, где в серебристом свете купался лагерь женщин. Освободившись от мучений, причиненных им мужчинами, хотя бы на время, женщины то тут, то там возвышали свои голоса в радостных песнях. Ему стало легче дышать. Мелодии заглушали шаги, когда он приближался.
Охранника на посту не было, без сомнения, он не видел особых причин проявлять бдительность. Хуэй пробирался между палатками, пока не добрался до того места, где, как он видел, Ахура разбила свою. Когда он отодвинул створки, она вздрогнула, но он прижал палец к губам, и она просияла от того, что, как он надеялся, было искренним удовольствием видеть его.
Подползая к ней, он прошептал: - Я почувствовал желание быть с тобой.
- Конечно. Как ты прошел мимо стражников на вершине лестницы?
Хуэй рассказал ей о тайном пути, и она, казалось, была счастлива, что их не будут разлучать так долго, как они предполагали; или, возможно, ей нравилось контролировать его, зная, что он готов рискнуть жизнью, чтобы увидеть ее.
Какое-то время они целовались, а потом она оседлала его. Когда он выдохся, они лежали вместе, слушая песню, разносящуюся по лагерю.
С тех пор как он покинул Лахун, Хуэй научился с легкостью выдумывать свое прошлое. Он то и дело менял свою историю, чтобы получить преимущество. Но когда он лежал, наслаждаясь теплом кожи Ахуры, желание рассказать правду одолело его.
- Скоро нам придется расстаться, - начал он.
- Ты сыт мной по горло? - спросила она голосом, сочащимся кислотой.
- Нет, никогда. Но в ближайшие три дня Сорокопуты совершат набег на Лахун на западе.
- И ты опасаешься за свою жизнь в этом рейде?
- Нет. Но когда Сорокопуты вернутся, меня с ними не будет.’
- Ты дал клятву на крови!
- За последние дни я много чего наговорил. Если боги проклянут меня за нарушение этой клятвы, пусть будет так. Я не буду доживать свой век среди банды головорезов. У меня дела в Лахуне. У меня есть дело в Лахуне. И если меня при этом убьют, я умру счастливым.
Хуэй чувствовал, что Ахура обдумывает его слова. Он никогда раньше так с ней не разговаривал.
Она прижалась губами к его уху и выдохнула: - Расскажи мне все об этом деле.
Хуэй рассказал ей свою историю. Ахура положила голову ему на грудь, молча слушая, пока он не закончил, а затем сказала: - Ты сильно страдал.
Слова были ровными и лишенными жалости – жест, не более того. Хуэй знал, что ему не следовало ничего ожидать от нее, но втайне он надеялся хотя бы на какое-то утешение. Этого так долго не хватало в его жизни. Он задавался вопросом, не подвергал ли он себя опасности, выдав свои секреты, – что она может использовать эту информацию против него.
- Этот Лахун, это прекрасное место? - спросила она.
- Да.
Что-то пробивалось в мыслях Ахуры. Он был близок с ней достаточно много раз, чтобы почувствовать признаки.
- Что у тебя на уме?
- Ничего, что тебя касается. - Ахура улыбнулась знакомой улыбкой, которая сказала ему, что он больше ничего от нее не добьется. Она была так же непримирима, как камень пирамиды, возвышавшейся над его старым домом.
Как только он сказал ей, что скоро вернется, чтобы снова увидеть ее, Хуэй выскользнул из палатки и пересек теперь уже безмолвный лагерь. Он поспешил по уступу к тайной тропе.
Голос остановил его прежде, чем он преодолел половину расстояния: - Стой на месте.
Хуэй почувствовал, как у него скрутило живот. Он был дураком. Он забыл о страже и теперь заплатит за это своей жизнью. Басти Жестокий никогда бы не потерпел, чтобы кто-то ослушался его приказа. Любой человек, осмелившийся пойти против его слова, был бы безжалостно уничтожен. Таким образом, поддерживался порядок.
- Повернись, - сказал грубый голос.
Охранник был невысоким мужчиной с сильным ожогом на левой стороне лица. Он нацелил свой меч на Хуэя.
- Я только навещал женщин, - сказал Хуэй.
- Сейчас ты пойдешь со мной к Басти. А потом ты полетишь вместе со стервятниками с вершины этой горы.
Хуэй огляделся, но бежать было некуда.
Раздалось бульканье. Охранник схватился за горло. Между его пальцами хлынула кровь. Когда охранник упал на колени и рухнул на холодный камень, Хуэй увидел фигуру, стоящую позади него.
- Помоги мне столкнуть его с обрыва, - попросила Ахура, махнув рукой. - Остальные подумают, что он споткнулся и упал.
- У тебя есть нож, - выдохнул Хуэй, уставившись на мокрое лезвие в ее кулаке.
Ахура уставилась на него так, как будто он действительно был дураком. Она начисто вытерла лезвие о свою жертву. Хуэй, спотыкаясь, шагнул вперед и помог ей подтащить охранника к краю головокружительного обрыва. Вместе они перебросили его через край.
- Что заставило тебя последовать за мной? - Хуэй заикался, надеясь, что она скажет, что была переполнена любовью к нему.
- Я думала, ты можешь не позаботиться о себе. Кто-то должен был присматривать за тобой.
- Я благодарен тебе.
- Более чем. Теперь ты обязан мне своей жизнью.
- Я у тебя в долгу. И я отплачу тебе сполна. Все, что ты пожелаешь.
Хуэй чувствовал моральный долг по отношению к ней; его. совесть еще недостаточно ожесточилась.
- Ты заплатишь. И я скажу тебе, чего я хочу. - Ее глаза сверкнули в лунном свете. - Когда ты вернешься в Лахун, ты возьмешь меня. Как свою жену.
- Но я не могу, - запротестовал он.
- Ты найдешь способ. Теперь твоя жизнь принадлежит мне. Никогда не забывай об этом.
Ахура повернулась и пошла обратно в лагерь, не оглядываясь. Хуэй почувствовал, как у него закружилась голова. Ее требование было невыполнимо, но это был долг, который нужно было заплатить. Фарид будет безжалостно издеваться над ним, если узнает об этом.
Проклиная то, во что он ввязался, Хуэй побежал к тайной тропе.
***
Когда он наконец поднялся рядом со зловонной кучей, Хуэй взглянул на твердыню, в которой царило оживление. Повсюду зажглись лампы. Разбойники выскочили из своих палаток. Другие окликали его, яростно жестикулируя. Хуэй почувствовал дрожь страха: его обнаружили пропавшим, и за ним началась охота, чтобы найти его и предать суду. Но он заметил, что танцующие огни устремились к дворцу Басти.
Охваченный любопытством, он влился в поток. Головорезы столпились у входа во дворец, но Хуэй протиснулся вперед, чтобы наблюдать спереди.
Купаясь в свете множества ламп, Басти развалился на троне из красного дерева, сверкающем золотой инкрустацией, который, должно быть, был украден у одной из его богатых жертв. Одна нога была перекинута через подлокотник кресла, и он потягивал из чаши кроваво-красное вино, прищурив глаза на похожего на крысу человека, стоящего перед ним.
- Я принес весть от клана Маа-Эн-Теф, - говорил незнакомец. Его голова была почтительно склонена, руки сложены вместе. Каждый раз, когда он двигался, красная пыль поднималась в воздух от его халата и шарфа после, должно быть, долгого и трудного путешествия по пустыне. - Созвано собрание тринадцати кланов. Никогда в наши дни мы не делали этого, но сейчас угроза слишком велика.
Басти махнул чашей в сторону растрепанного бандита.
- Какая угроза может оправдать такое собрание?
- Варвары наступают на наши земли...
- Гиксосы?
- Да, эти пропитанные кровью иностранцы. Они совершают набеги на нашу территорию. Люди начинают их бояться, создавая все больше защитных сооружений. Это усложняет для любого из нас получение добычи.
Хуэй ухмыльнулся иронии в словах незнакомца.
- А теперь они убили нескольких людей Серека. Правда здесь ясна, как горное озеро...
- Значит, не Шуфти, - сказал Басти, и его люди разразились хриплым смехом.
Щеки новоприбывшего покраснели, но он продолжал настаивать.
- Если они угрожают нам, мы должны дать отпор, иначе потеряем все. И мы можем сделать это только вместе, плечом к плечу.
Теперь настала очередь Басти ухмыляться, и по толпе прокатилось несколько смешков.
- Маа-Эн-Теф дал мне силу говорить от его имени, - продолжал мужчина, слова сыпались, словно были выучены наизусть. - И он говорит - да, у нас были разногласия в прошлые дни, и некоторые из этих разногласий привели к кровопролитию. Но сейчас не время оглядываться на прошлое. На совете повелители всех тринадцати кланов смогут найти общее дело, и вместе мы сможем проложить курс в эти времена и спасти все, за что мы так упорно боролись.