Инстинктивно отреагировав, Хуэй подтолкнул Муна к Кхиану. Капитан отшатнулся назад, когда зверь с грохотом ринулся на него, и в последний момент Хуэй снова повернул своего скакуна. Когда он переместил свой вес, он ударил его ногой. Его кожаная подошва с хрустом врезалась в лицо капитана, и он рухнул в грязь.
- Прочь, Мун, прочь! - крикнул Хуэй, и его лошадь помчалась ко входу в долину и освещенной луной тропе, ведущей вниз по склону холма. Цепляясь за жизнь изо всех сил, Хуэй выглянул из-за головы лошади и увидел, что часовой покинул свой пост. Он вздохнул с облегчением. Теперь больше не придется драться. Путь был свободен.
***
Всадник с грохотом пронесся по бесплодной земле, поднимая за собой облако пыли. Впереди в предрассветный час горели огни Лахуна.
Хуэй скакал изо всех сил с тех пор, как сбежал из лагеря гиксосов.По возможности он старался выбирать путь по каменистой почве, чтобы следы Муна не были заметны. Рано или поздно варвары обнаружат направление, в котором он ехал, – он знал, насколько хороши их разведчики и следопыты, – но он надеялся, что выполнит свою миссию до того, как они его догонят.
И если они заберут его голову тогда, так тому и быть. По крайней мере, он, наконец, свершил бы правосудие в отношении Хави.
Белые стены Лахуна вырисовывались из темноты, как выбеленные кости гигантского зверя. Лампы на сторожевых башнях мигали, когда стражники проходили перед ними. Они уже должны были услышать стук копыт Муна, даже если он терялся в темноте. И действительно, поднялся крик тревоги, переходящий из уст в уста вдоль стены.
Это был бы критический момент. Каким-то образом Хуэй должен был проникнуть внутрь, не подняв никакой тревоги, а затем незаметно ускользнуть в Верхний город. Подвиг, достойный самих богов! Но он разработал план.
Когда Хуэй приблизился к воротам, он притормозил Муна развернул его так, чтобы он мог рысью двигаться вдоль стены, легко видимый в полосе света от ламп. Хуэй представил себе, как стражники восхищаются этим огромным существом. Они никогда прежде не видели ничего подобного. Это, несомненно, заставило бы их развязать языки и побудило бы их рассматривать его дальше, как только он окажется внутри.
Хуэй был удивлен, что не услышал возгласов или взволнованных вопросов о странном звере, на котором он ехал, но ворота, тем не менее, открылись. Это было странно. Он провел Муна через тени в свет ламп за ее пределами.
Один из сторожей приветствовал его, как старого друга. Хуэй был озадачен. Эти люди никогда раньше не видели лошадей. И почему бы им не встретить незнакомца, прибывшего в темное время суток?
Но Хуэй не собирался подвергать сомнению свою собственную удачу. Опустив голову, чтобы не было видно его лица, он соскользнул со спины Муна и повел его к одной из кормушек для ослов торговцев. Как только он привязал своего коня к столбу, он погладил Муна по шее в знак благодарности за его службу и ускользнул.
Склад, который он поджег во время побега, был отремонтирован, но обугленные полосы все еще покрывали стены. Изнутри доносился слабый запах гари, но вскоре его поглотило зловоние, царившее среди лачуг беднейших жителей Нижнего города.
Лахун все еще спал, но пройдет совсем немного времени, и город проснется, чтобы начать свою дневную работу. Хуэй должен был к тому времени выполнить свою задачу и вернуться в Фивы, если он хотел иметь хоть какую-то надежду на выживание.
Он почувствовал облегчение, вдохнув благоухающий жасмином воздух Верхнего города. Он почувствовал мурашки по спине, он уже не помнил эти улицы, когда бегал по ним веселым и беззаботным мальчишкой, а помнил, как его тащили по ним как пленника, обвиненного в убийстве.
Хуэй обнаружил, что стоит перед домом своего отца, хотя теперь это было логово кровожадной лисицы. Он посмотрел вверх по стенам на плоскую крышу, где они с Хави обычно сидели, разговаривали и наблюдали за изменчивым настроением города. Эти мысли ужалили его, и горе стало таким же ясным и острым, как в тот день, когда умер его отец.
Его пальцы сомкнулись на рукоятке ножа и сжимались до тех пор, пока ему не показалось, что костяшки пальцев могут сломаться. Одного удара по этому гордому горлу было достаточно.
Хуэй проскользнул в ворота и подкрался к дому. В темном коридоре он вдохнул и понял, что пахнет по–другому - как-то кислее, как будто козье молоко свернулось. Он представил, как его мать трудится над своими зельями и ядами, а теперь некому ее осудить, когда она произносит заклинания и вызывает проклятия.
Когда Хуэй призрачно скользил по известняковому полу, до его ушей донесся приглушенный звук голосов. Он не мог себе представить, почему кто-то должен бодрствовать в такой час. Следуя за низким гулом, он оказался перед кабинетом своего отца. Он была залит светом ламп. Хуэй нырнул за колонну и прислушался.
Судя по голосу, это были трое мужчин, и один из них показался знакомым. И действительно, в поле зрения появился Кен. Его Его брови были нахмурены, лицо было таким же мрачным, как в юности, когда его охватывали приступы ярости. Он стучал кулаком по ладони. Хуэй почувствовал свой собственный гнев, когда увидел, что его брат был одет в лучшее одеяние своего отца, цвета слоновой кости и расшитое замысловатым рисунком солнца в золотом и алом – колесница Ра, несущая свои щедроты на землю.
- Не должно быть места для ошибки, - говорил Кен, расхаживая по кабинету. - От сегодняшней встречи зависит все, что мы запланировали, на несколько сезонов вперед.
- Мы хорошо подготовились.
Хуэй перешел на другую сторону колонны и увидел, что говорившим был Маду, пожилой, богатый торговец с большим животом и глубоким голосом. Третий мужчина был поменьше ростом и потише, с темной кожей и ввалившимися глазами. Его звали Заим.
- Но мы не можем рисковать, - ответил Кен. - Гиксосы любят поговорить и поторговаться, но они могут легко взять то, что хотят, с большим количеством крови, если им не понравится то, что они услышат.
- У них нет причин нападать на нас, - сказал Заим чуть громче шепота. - Мы ясно дали это понять. Мы друзья.
Кен фыркнул. - У гиксосов нет друзей. Они видят только людей, которые дадут им богатство и власть, и людей, которые бросают им вызов.
- Я понимаю, что у тебя колотится сердце и кровь бурлит, когда на карту поставлено так много", - сказал Маду, пытаясь успокоить Кена. - Но мы достаточно долго были с гиксосами, сначала в их лагере в пустыне, а потом здесь, ты же знаешь. Мы выработали наше соглашение, и они, кажется, были довольны предложенным нами порядком. Они уже ходят по улицам Лахуна, как будто это дом родной.
Хуэй стиснул зубы. Теперь он понимал, что видел и слышал перед бегством из Лахуна - военные отряды гиксосов, бродившие так близко; попытки Кена убедить его отца принять более мягкий подход в отношениях с варварами. Как давно было задумано это предательство?
Кен закрыл глаза и откинул голову назад, делая успокаивающий вдох.
- Ты прав. Нас связывают общие узы. Наше служение Сету и их поклонение Сутеху - разные имена, но один и тот же бог. Они понимают наши ритуалы и молитвы. Мы можем видеть сердца друг друга, поэтому будет правильно, если мы разделим власть здесь, в Лахуне".
Заим кивнул. - С тобой как с губернатором, с твоей матерью на твоей стороне и со всеми нами как с верными советниками. Это лучше, чем кровопролитие. Гиксосы придут, что бы мы ни делали, и они пронесутся по Египту, как багровый прилив. Господин Бакари, казалось, не проявлял к ним особого интереса.Если так обстоят дела вокруг фараона, то никакого сопротивления не будет, пока не станет слишком поздно. Почему бы нам не позаботиться о себе самим?
Позаботиться о себе, - с гневом подумал Хуэй, - продавая город и всех, кто здесь живет, этим кровожадным варварам, которые выкачают из Лахуна все богатства и превратят всех жителей в рабов.
Его отец никогда бы не согласился на это, даже если бы Лахун был в осаде. Хуэй вызвал в воображении видение Хави, строящего планы по сбору армии для отражения любого нападения варваров. Была ли это еще одна причина для его убийства, помимо простой ревности? Неужели Исетнофрет и Кен уже решили, что их судьба зависит от захватчиков?
Вот почему стражники у ворот не удивились, увидев лошадь. Они видели, как снова и снова подъезжали посланцы гиксосов, и, скорее всего, думали, что он один из них.
- Все будет решено, когда гиксосский переговорщик прибудет сегодня, - с облегчением сказал Кен.
Был ли Кхиан переговорщиком или он охранял этого человека в своем военном отряде? Хуэй задумался. Это объяснило бы, почему он отважился забраться так далеко от Синая.
- И это будет просто вопрос ожидания, пока гиксосы не осуществят свои планы, - продолжил Маду. - Скоро, я думаю. Вся хвала Сету, Владыке Хаоса, нашему богу огня и пустыни.
- Вся хвала Сету, - сказал Заим.
- Вся хвала, - пробормотал Кен, плюхаясь на скамью.
Его лицо осунулось, и он выглядел так, словно постарел на десять лет с тех пор, как Хуэй видел его в последний раз.
Почему я не ненавижу его? Хуэй задумался.
По всем правилам, он должен это сделать. Но даже после убийства Хави Хуэй видел только мальчика, с которым рос, с которым играл, о котором заботился все эти долгие годы.
Теперь времени стало меньше. Если Кхиан вскоре прибудет в Лахун, Хуэй знал, что его узнают эти варвары, кишащие в городе, и тогда его судьба будет действительно ужасной.
Кен и двое других мужчин, похоже, увлеклись обсуждением другого ритуала, который Исетнофрет проведет во имя Сета этой ночью. Это должно дать ему время покончить с жизнью своей матери так, чтобы Кен его не обнаружил. Он мало что мог поделать с гиксосами. Судьба Лахуна была решена. Но что тогда делать с Ипвет?
При мысли о своей сестре Хуэй почувствовал, как у него скрутило живот. Он зайдет к ней перед отъездом, попытается еще раз убедить ее пойти с ним. Возможно, судьба сделала его таким, но он был убежден, что именно таким он и был сейчас.