Хуэй выпрямился, приближаясь к этим мужчинам в их чистых льняных одеждах, с аккуратно нанесенным изумрудным и черным макияжем глаз. Он не выказывал никакого неповиновения, только то, что он не боялся того, что должно было произойти. Возможно, тогда они поймут, что этот приговор был несправедливым.
Бакари стоял в центре группы, его мертвенно-бледное тело возвышалось над остальными. Его темные глаза встретились с глазами Хуэя, и они потрескивали от презрения к никчемному шакалу перед ним.
- Признаешься ли ты наконец в своих преступлениях? - нараспев произнес аристократ.
- Я невиновен, - ответил Хуэй. - Я не буду лгать перед богами.
Бакари кивнул. Охранники схватили Хуэя за руки и потащили к покрытой пятнами и волдырями деревянной колонне, вмурованной в каменные плиты. Он увидел круг коричневой корки, окружавший столб для казни на белом известняке. Охранники завернули его руки за колонну и связали запястья.
- Как ты бессердечен, что не проявляешь никакого раскаяния в своем преступлении, - сказал Бакари. - Человек, который ради выгоды убил собственного отца, ниже змеи. Этот мир не будет оплакивать тебя.
- Я никого не убивал. Настоящий убийца все еще гуляет на свободе.
Бакари поднял руку, призывая его к молчанию. - Я больше не желаю слышать лжи. Время пришло.
Ветер завывал над пустой площадью. Хуэй услышал ровный скрежет. Один из высокопоставленных лиц отступил в сторону, чтобы показать мужчину с рябым лицом, проводящего точильным камнем по лезвию короткого ножа с толстым лезвием. Он поднял глаза и показал Хуэю белозубую ухмылку.
Хуэй изучал острое лезвие этого жестокого оружия, представляя, что должно было произойти.
Когда палач закончил свою работу, он отбросил точильный камень в сторону и неторопливо направился к Хуэю.
Бакари пристально наблюдал за происходящим, решив, что справедливость восторжествует.
Палач наклонился ближе. Хуэй почувствовал горький запах застарелого пота. Нож приблизился к его сжимающимся гениталиям. Он должен был войти под яички, а затем пилить до тех пор, пока Хуэй не лишится своего мужского достоинства. По крайней мере, агония продлится недолго, он надеялся... он молился.
- Остановись! - Команда прогремела по всей площади.
Тан прошел мимо Хуэя, чтобы предстать перед сановниками. Ипвет поспешила следом. Она бросила взгляд на Хуэя.
- В чем смысл этого перерыва, генерал? - спросил Бакари.
- Я здесь, чтобы просить об освобождении заключенного.
- Для этого уже слишком поздно. Судебный процесс уже давно завершился. Приговор был вынесен. И он был бы завершен много лун назад, если бы этот шакал не скрывался от глаз Маат.
Тан махнул рукой в сторону Хуэя.
- Этот человек - ценный член армии фараона под моим командованием и заслуженный воин в гвардии Синего Крокодила. Он помог избавить Египет от нашествия сорокопутов.
- Тем не менее, он убийца.
- Он не совершал преступления, в котором его обвиняли, - сказала Ипвет.
Бакари прищурился, глядя на нее. - Вы выступали от имени обвиняемого в Лахуне?
- Да. Я его сестра.
- Вы не представили никаких доказательств его невиновности...
- Но теперь я знаю правду. - Хуэй почувствовал прилив гордости, наблюдая, как Ипвет высоко держит голову. Она не собиралась унижаться в присутствии этих великих людей. - Яд был введен моей матерью, Исетнофрет, с молчаливого согласия моего брата Кена. Они сговорились убить моего отца, Хави, по одной причине – чтобы захватить власть в Лахуне и тем самым привести к власти варваров, которые нападали на караваны и рудники на востоке.
Бакари был не из тех, кто легко отступит.
- И все же...
- Она говорит правду, - настаивал Тан. - Наказать этого солдата за преступление, которого он не совершал, было бы мерзостью в глазах богов.
На площади воцарилась тишина. Бакари поднял глаза к голубым небесам, без сомнения, размышляя, как ему сохранить лицо.
- Я лично поручусь за него, - продолжил Тан, его голос смягчился, когда он попытался дать Бакари выход. - Я знаю какая храбрость живет живет в его сердце, и его ум будет неоценим, если мы хотим победить Красного Претендента.
- Ты такого высокого мнения о нем? - спросил Бакари.
Тан кивнул. - У меня нет лучшего человека под моим командованием.
Хуэй почувствовал прилив эмоций, услышав эти слова, даже если Тан сказал их только для того, чтобы спасти ему жизнь. Только его отец говорил о нем так.
- Дайте мне подумать об этом, - сказал Бакари.
- У нас нет времени, мой господин, - настаивал Тан спокойным голосом. - Подготовка к войне почти завершена.
Во время долгого молчания, повисшего над собравшимися, Хуэй видел, что Бакари борется с самим собой.
Наконец он кивнул.
- Очень хорошо. Ваши слова убедили меня, - сказал он, все еще звуча так, как будто он мог передумать.
- Благодарю вас, господин, - сказал Тан с поклоном.
Бакари хлопнул в ладоши и объявил: - Я услышал это новое доказательство и свидетельство генерала о характере заключенного, и я освобождаю этого человека.
Он зашагал прочь, как будто все происходящее теперь было ниже его интересов, а сановники поспешили за ним. Ипвет рвала путы Хуэя, пока его руки не освободились. Затем она обняла его и крепко прижала к себе.
- Я искала тебя, - пробормотала она, - и мне сказали в гарнизоне, что ты не вернулся в свою постель, поэтому я отправилась тебя искать. Когда я услышала, что ты в тюрьме, я сразу отправилась к Тану.’
- Ты во второй раз спасла мне жизнь, - выдохнул Хуэй ей на ухо. - Я не знаю, как тебя отблагодарить.
Когда она отстранилась, ее глаза заблестели.
- Мы должны заботиться друг о друге, брат. Мы - это все, что у нас есть сейчас.
Тан сделал шаг вперед. У него было суровое лицо.
- Тебе следовало сказать мне правду с самого начала. Есть еще что-нибудь, что я должен знать?
- Нет, - солгал Хуэй, улыбаясь так широко, как только мог.
Его жизнь была спасена, но, что более важно, он также получил еще один шанс получить жизнь своей матери.
- Хорошо. Тогда приготовься. Кампания по возвращению Асьюта начинается немедленно. Я хочу, чтобы ты поднялся на борт корабля до того, как солнце будет в зените.
***
На корме барабанщик размахивал мускулистыми руками, колотя по натянутой шкуре обмотанными льном палочками. Рокот разносился по скамьям, где гребцы напрягались в такт ударам. Все мужчины были раздеты до пояса, их тела блестели от жары, лица были мрачными и решительными. Под силой этих пульсирующих мышц боевая галера пробивалась вниз по течению великого Нила.
Хуэй стоял на возвышении на носу вместе с капитаном, бывалым моряком с обветренным лицом и брюшком, нависающим над килтом. Его звали Гарва. Хуэй полюбил его с того момента, как его назначили на это судно. Хотя лицо Гарвы было серьезным, его глаза сверкали, а юмор был сардоническим.
Когда корабль прорезал течение, Хуэй ухватился за поручень, чтобы не упасть. Гарва остался стоять прямо, расставив ноги и сложив руки за спиной. Он посмотрел на Хуэя.
- Мы еще сделаем из тебя моряка. Или выбросим тебя за борт к крокодилам вместе с остальным мусором. Одно или другое.
- Я ответил на зов долга, - выдохнул Хуэй, чувствуя, как у него скрутило живот, - но, боги мне свидетели, клянусь, я хочу прожить остаток своих дней на суше.
- Да, посмотрим, как ты переживешь этот день.
Галера была длинной, как бросок копья, с большим брюхом, одной мачтой и красно-белым полосатым парусом, который сейчас был спущен. На корме, за барабанщиком, еще одна приподнятая платформа служила опорой для рулевого, который стоял, положив руку на длинное деревянное весло, направлявшее корабль сквозь течения. Тау стоял рядом с ним, не сводя глаз с воды. Им не хватало опытных штурманов для растущего флота, и капитан похвалил Хуэя за то, что тот взял парня на борт. Он плавал по Нилу всю свою жизнь и знал его настроения лучше, чем кто-либо другой.
А позади плыл остальной флот, множество судов, разбросанных по реке. Грохот множества военных барабанов был подобен грому.
Когда они покинули Фивы, на обоих берегах собралась толпа, приветствовавшая их криками и улюлюканьем. Это было великолепное зрелище. Даже фараон был там, стоя на возвышении, его золотой головной убор блестел на солнце, а за ним следовали его старейшие и мудрейшие советники. Хуэй долго и пристально смотрел на царя, когда галера проплывала мимо, пытаясь запечатлеть это видение в своем сознании. Он никогда раньше не видел фараона и даже не мечтал, что когда-нибудь его увидит. Он помнил, как его грудь сжалась от эйфории, когда он наконец увидел этого представителя богов на земле, почувствовав удивление и благоговейный трепет. Но теперь, вспоминая прошлое, он не мог вспомнить подробностей лица фараона. В его памяти осталось лишь пятно, скрывавшееся под пышной короной.
Ипвет и Ахура махали ему с причала, их громкие крики поддержки боролись за его внимание, обе они прыгали и толкались. Ипвет беспокоилась о том, что он пойдет в бой. Ее глаза наполнились слезами, и она пыталась найти способы, чтобы он остался в Фивах. Ахура сказала ей, чтобы она не была такой слабой – Хуэй теперь был членом храброй гвардии Синего Крокодила, и у него была работа.
Накануне Тан повел армию вперед. Это тоже было зрелище, от которого у него кровь застучала в жилах. Орда лучших воинов во всем Египте, марширующая в едином строю, словно огромный зверь, восставший после дремоты, голодный и гордый. Их бронзовые щиты блестели на свету, и с его точки обзора на крыше одного из домов казалось, что море света движется на север. Конечно, ни один враг не мог видеть эту силу, надвигающуюся на них, и не дрожать от ужаса. Хуэй представил, как люди Красного Претендента бросают мечи и бегут, как испуганные дети, а Тан неумолимо наступает на них.