Она-то навигации хорошо училась — и опустила машину точка в точку в то самое место, где она уже стояла. Даже протаянный след в аммиачных льдах остался. Врубила обогрев, сидит в тепле, пейзаж неласковый — да ещё и буря поднялась, швыряет острый лёд в обшивку так, что модуль трясётся.
И вдруг чувствует старпомша: несмотря на защиту, начинает холодать. Прямо ползёт температура вниз — да и только. Старпомша — за термостат, то-сё — ползёт! И уже здорово холодно, прямо-таки пробирает! Уже и парок от дыхания появился — не тянет защита!
Злится старпомша, по термостату кулаком стучит — и вдруг слышит странный голос, вроде как ниоткуда: тепло ли тебе, подруга? И от того голоса совсем её сорвало с нарезки. Какая я, кричит, тебе подруга, тварюка невидимая?! И где в вашей берлоге тепло ночевало, обалдел?! У меня тут вот-вот всё инеем покроется, а ты с идиотскими вопросами лезешь!
И к передатчику — а передатчик обледенел, электроника сдохла. К пульту — а пульт уже впрямь в инее, мёртвый. А вкрадчивый голос нежно шепчет: и теперь тебе тепло, сестрёнка?
Тут старпомшу и прорвало: давай она хозяина Морозко последними словами, и так, и сяк! Всяким, мол, паршивым замарашкам с тремя курсами дешёвого колледжа несметные богатства даришь, а над приличными людьми издеваться вздумал?! И ничего уже тот голос не ответил.
А на крейсере старпомши хватились, конечно. И быстро сообразили, что она на Морозко, за сокровищами подалась — стали искать её модуль и вскоре запеленговали. Да только когда увидели его с орбиты — на нём уже и пеленгатор не работал: просто глыба льда, как прочие глыбы на поверхности планеты. И система жизнеобеспечения, и энергоблок — всё мертво, спасать-то некого…
Мы только выдохнули.
— И больше не было дураков туда соваться, — подытожил Эвейс.
— Ни дураков, ни бедолаг, ни подонков, — кивнул Лек. — Так и осталась эта загадка неразгаданной.
— Жуткая сказочка, — сказал Йонлин.
— Следующая будет повеселее, — пообещал Лек. — Про Мышиного Короля.
История четвёртая. Щелкунчик и Мышиный Король
— Ну, положим, Мышиный Король — личность знаменитая, — сказал я. — Про него я и сам мог бы немало рассказать. Стая Мышиного Короля ведь — из мышек сплошь. Говорят, базу себе они взяли с боем — и всю округу держали в страхе. Потом как-то притёрлись, присмирели…
— Ну да, притёрлись! — хмыкнул Лек. — Присмирели они! Это мышки-то? Они же такие типы! У них отроду иерархия, жесточайшая! И дисциплина! Да и вообще — зверюги. Надо быть Сыном Грома, чтобы этот народ назвать «мышками» — крысаны они! Злобные крысюки, умные, ушлые, хитрые гады. И отважные! Говорят, первые крылья себе добыли у одного полоротого, который на Мышиную Дыру прилетал поглазеть. И он же их навигации учил — а потом они до информационной директории добрались, а его, говорят, сожрали.
— Ага-ага, — кивнул Йонлин. — Это он сам и рассказывал. Как он прилетал, как обучал, и как они его сожрали. В стае Перска-Лампочки, в десятом секторе. Я тоже слышал.
Эвейс с Хрипатым заржали, а Лек отмахнулся:
— Да неважно! Это уже мелочи, сожрали или нет. Главное — так они до Мейны и добрались, на его кораблике. А тут уж развернулись, потому что бойцы очень хорошие.
— Говорят, — сказал я, — Король трёхголовый?
— Нет, — сказал Лек. — Я его сам видел. Он… как сказать… он — двое. Головы у него две, грудная клетка у него раздваивается, рук у него четыре, две ноги и хвост. Один. Скафандр и комбезы ему на заказ делают. И ходит он, как все мышки, и на двух, и на всех… шести. С подданными никогда не советуется, только сам с собой. Уроды и увечные часто бывают умнее прочих — этакая компенсация — а Король… он и умный, и злой. И быстренько сообразил, что на Мейне можно жить куда шикарнее, чем на Мышиной Дыре.
— Сколько ж им понадобилось времени, чтобы столько всего освоить? — с некоторым сомнением спросил Эвейс. — Космогонию, навигацию — да простую физику же…
— Да они в первые же дни где-то стырили лаконский гипноизлучатель! — отмахнлся Лек. — И всей стаей с ним возились. Они же даже без гипноиндукции очень умные и памятливые, а тут… в общем, им понадобилось всего-ничего, чтоб начать рвать на ходу подмётки у ротозеев — а как вышли в космос, так и вовсе… Умри всё живое. Мейна не успела разок крутануться вокруг нашей звезды, как у них уже была неплохая такая эскадра. И команда хвостатых асов: тридцать серых душ, злобные усатые морды.
Об орлах Простора Король изначально был не самого высокого мнения. Так и резал: что двуногие, что всякие прочие — в лучшем случае, добыча. Мой народ, говорил, конец мира и крах цивилизации вроде вашей пережил — и добавлял, что его парни могли бы простудиться на наших похоронах, если бы мышки вообще в принципе когда-нибудь страдали насморком.
Сначала они заправлялись и чинились, где придётся, но когда обзавелись десятком крыльев, Король отжал половину космодрома у Синего Джоччоки. Тот ринулся возражать, что, мол, территория не резиновая, но Король ему сказал, глядя этак снизу вверх, как сверху вниз: если тебе твоя техника хоть на кончик моего хвоста дорога — подвинешься. А то ведь что-нибудь может внезапно сломаться — и ты не поймёшь, почему. Мы, сказал, мышки, большие мастера перегрызть проводку под самым важным пультом управления.
Убедительно сказал. С Королём вообще непросто беседовать: говорит всегда одна и та же голова, левая, а правая левой советы даёт, вроде нашёптывает что-то в ухо. А вокруг — серые бойцы, которые держат тебя на прицеле. В общем, располагающая обстановка.
Сначала-то Джоччоки попытался дёргаться — возмутился. А Король сказал: мы уйдём, но ты пожалеешь. Так и вышло: мышки ушли, а техника стаи Синего натурально просто посыпалась — страшно стартовать, непонятно, где рванёт. А мышки неуловимые совершенно — даже на камерах их нет, как они мимо систем слежения просачиваются — непонятно. И Джоччоки сам пришёл к Королю и предложил разделить базу. На поклон буквально.
Так Король стал победителем. Мышки жили на широкую ногу — и окружающие мейнцы злить их опасались. Да и в конце концов — тут у нас каждый имеет право устроиться. Ты имеешь право любого послать, он имеет право не пойти — таков главный закон. В свободном мире — не щёлкай клювом.
— Вот тут-то мышки окончательно и обнаглели? — спросил Хрипатый.
— Точно, — Лек вздохнул. — Высокоранговая стая. Оборудованием обзавелись. Своей заправкой, своей ремонтной базой… вроде, как порядочные — но они же мышки! По сути своей — просто ворюги. И тырили у всех всё, что попадётся под лапу.
И надо ж такому случиться, что рядом с космодромом Синего проживала одна кондитерша с Лави. Заведение её называлось «Королевство сластей», в биохимии и молекулярном синтезе тётка рубила как богиня: у неё закупались и контрабандисты, и наши, и уж поверьте мне — зашибительные сладости. Какие хочешь! Хоть лавийские тянучки, хоть вафли с акациевым мёдом с Нги, хоть сладкие нитки с Тэффы — и на вкус от натуральных не отличишь. Я сам пробовал: как-то привёз ей брауни с Земли — так она скопировала, вышло просто один в один.
И вот её-то сласти мышки и повадились тырить. Ящиками. И, главное, понятно же, кто! В камеру на входе просто носом тыкали, вроде визитной карточки: вот, это мы, серая банда, делай, что хочешь. А что сделаешь! Любые запоры они взламывали, защиту отключали — и если уж не хотели, чтоб их засекли следящей системой, то просачивались мимо, как сквозняк. Незаметно.
Кондитерша попыталась поговорить с Королём. Мол, совесть-то надо иметь, у своих и крысы не тырят. На что левая, говорящая, голова Короля ей выдала: ты, что ли, мне своя? — а правая в это время душевно облизалась. Мол, прекрасное угощение, будет и впредь.
Тогда она пошла к Синему, но Джоччоки вообще не собирался связываться с мышками. Себе дороже. И тогда, вот просто от полной безнадёжности, бедняжка взяла и позвала своего старого друга, с которым они когда-то вместе учились, свалили на Мейну, а потом их раскидало по разным местам.
Быть может, потому, что парень был… ну уж совсем не из дамских любимцев. С генетической поломкой: и морда лица, и руки покрыты какой-то бурой коростой, как корой. Не для слабонервных зрелище — и звали его, сколько я помню, Эгелин-Дерево. Видно, он любил кондитершу… а та… ну, женщина! Может, искала получше — да только не слишком удачно. А тут вот вдруг поняла, что есть на свете только один человек, на которого можно положиться — и который для неё будет побеждать и мышек, и вообще кого угодно.
Эгелин впрямь тут же и прилетел. Оценил обстановку — и говорит: тут, дорогая, есть только два варианта. Либо всех мышек перебить до единой — либо как-то хитростью решить дело. Они в твоих руках, выбирай.
Кондитерша, хоть и была лихой тёткой, растерялась. Вроде жаль убивать за конфеты — а вроде уже поперёк горла… Подумала — и выбрала: можешь хитростью, говорит — решай хитростью.
Эгелин ухмыльнулся изуродованной физией: за что я тебя всегда ценил, дорогая — так это за гуманизм. И принялся за дело. Пошлялся по космодрому Синего, по кабакам вокруг, по цеху кондитерши — добыл клок шерсти или волос, как это назвать. Генетический материал мышиный. И засел за вычисления и анализ.
И за несколько дней создал препаратец. Без вкуса, без запаха, ломающий защиту чуть не на генном уровне. Действующий исключительно на мышек. А кондитерша устроила невероятно ароматные пирожные с Т-Храч, такие, что от запаха из её заведения уже на космодроме у всех слюнки текли — и этим препаратом они с Эгелином залили всю партию.
И мышки той же ночью почти всю её и тиснули.
Кондитерша боялась, что догадаются, ворюги. У мышек сначала шестёрки пробуют, а потом уже все остальные. Но Эгелин уж постарался, чтобы действие вышло отсроченным — и мышки не догадались. И только через сутки на них нашла почихота.
То-то ж Король хвастал, что у мышек никогда не случается насморка! А вся его команда начала исходить на чих, до слёз. Чуть что — чихала, чихала и чихала. И сам Король чихал — тоже был не без греха. Люди бы пережили легче — они, как-никак, прив