Как и на печатном развороте журнала, дети были совершенно друг на друга не похожи. Так почему же убийца устроил охоту на эти изображения? Достав из кармана лупу, Ленуар принялся снова и снова осматривать снимки. Девочка улыбается… На ней цепочка с кулоном с изображением креста и буквы «М»… Фирменное платье… На второй фотографии мальчик тоже улыбался… На нем тоже была цепочка с кулоном и фирменный костюмчик, а в руке он зажимал кулон. Ленуар присмотрелся и увидел, что нет, это был не просто кулон, а медальон. Медальон с изображением Чудотворной Богородицы. Такие медальоны отливали и продавали только в одной парижской церкви, которая находилась в двух шагах от квартиры Ленуара, на улице дю Бак. На одной стороне там изображают Чудотворную Богородицу, явившуюся Катрин Лабурэ, а на второй стороне – монограмму Святой Девы Марии «М», переплетенную с крестом. Как на первой фотографии! Значит, дети носили одинаковые медальоны. Такие медальоны родители дарят на крещение. Но почему у мальчика его медальон висит на шее, а второй он зажал в руке? Неужели он?..
Габриэль Ленуар рассеянно посмотрел на мадам Пикар, продолжая думать о детях.
– А вы всегда у себя в отделении используете духи с ароматом ландышей? – спросила мадам.
Сыщик нащупал у себя в кармане вчерашний флакончик духов «Мечта». Наверное, за ночь они пролились…
В редакции «Фемины» кипела работа. Сегодня нужно было сдать новогодний выпуск, поэтому на влетевшего в вестибюль Ленуара обратил внимание по долгу службы только швейцар.
– Быстрее! Откройте типографию! Сейчас же!
Швейцар схватил ключи и заковылял за Ленуаром. Сыщик снова посмотрел на часы – уже полдень. Сердце его колотилось. Неужели не успеют? Войдя в зал типографии, который занимал весь первый этаж, он сразу направился к подсобному помещению под лестницей, где уборщица обычно складывала свои тряпки и швабры.
– У вас есть ключ от этой комнаты?
– Так… Нет, он где-то у заведующего типографией… – пробормотал швейцар.
Понадобилось еще пять минут, чтобы нашли нужный ключ. Все это время Ленуар стучал в дверь, звал по имени Дерена, но с той стороны никто не отзывался. Наконец двери открыли.
Роже Дерен лежал связанный на земле. Лоб у него был разбит, а изо рта торчала половая тряпка. Ленуар присел рядом и послушал пульс – сердце заведующего конкурсами все еще билось! Он с трудом открыл глаза и смотрел на сыщика и работников типографии, столпившихся в дверях, как на стаю волков.
– Кто вас здесь закрыл? – спросил Ленуар, вытаскивая изо рта Дерена кляп.
– Не знаю… Меня оглушили, а потом заперли здесь. Не оставляйте меня с ними, – прошептал Дерен Ленуару, кивая в сторону типографии. – Только работники журнала и уборщица знают об этом помещении.
– Не волнуйтесь, мсье Дерен. Вам сейчас срочно нужен доктор, а потом… А потом хороший новогодний ужин с Доминик.
Дерен закрыл глаза. Он больше суток пролежал в темном закутке, превозмогая боль в руках и спине, молясь о том, чтобы никто не заметил, что за это время его мочевой пузырь не выдержал напряжения. А еще чтобы его ассистент справился в его отсутствие с подготовкой нового выпуска журнала и чтобы Доминик простила его отсутствие… Дерен глубоко вздохнул, и из его глаз закапали слезы.
– Вызовите врача и городового! – крикнул Ленуар.
– А зачем вам городовой? – спросил подоспевший редактор журнала «Фемина». – Нам лишних разговоров не нужно. Или вы подозреваете кого-то конкретного?
– Где сейчас ассистент Дерена?
– Работает на третьем этаже.
– Он здесь?! – спросил Ленуар, вставая и направляясь к лестнице.
– Молодой человек, кажется, простужен, но готов на подвиги! Вчера предложил прекрасные конкурсы, а сегодня составляет текст анонса с подведением конкурса фотографий.
– Это он запер Дерена в типографии! Это он убийца!
– Что?.. Но Дерен жив! Да и с чего вы взяли, что Герман де Понт кого-то убил? Он и мухи не обидит, – развел руками главный редактор.
– «Де Понт»? Настоящая его фамилия – «де Форнез». Вчера этот способный молодой человек убил одну из победительниц вашего конкурса фотографий. Да и устроился он ассистентом Дерена только для того, чтобы добыть любыми способами оригинальные снимки, – быстро говорил Ленуар, перескакивая через несколько ступенек.
– Как это возможно?
– Снимки из типографии пропали, потому что Герман взял их, когда запер мсье Дерена. Фотографии одной из победительниц он вытащил из книг вчера утром, а мне сказал, что там было пусто. Фотографии еще одной победительницы он тоже выкрал вчера, когда отпросился у меня за новогодними подарками. А заодно и убил ее, запустив ей в голову флаконом духов «Мечта»!
– Он кого-то убил? – Глаза редактора становились все больше и больше.
– Да, убил, потому что она была его няней. Она выиграла конкурс, потому что работала у де Форнезов и смотрела за детьми, когда Герман еще был маленьким. Он убил ее, а затем помыл руки и флакончик духов мылом с ароматом ландыша! Вот почему мадам Пикар сказала, что он пах ландышами!
– Какими ландышами?
– Из коробки с духами «Мечта»!
– Но зачем ему нужно было убивать, если он и так достал, как вы говорите, фотографии?
– Он боялся, что его няня обо всем догадалась и теперь он лишится наследства! – Ленуар остановился на третьем этаже, и редактор с облегчением перевел дух. – На фотографиях оба мальчика носят цепочки с медальоном Чудотворной Богородицы. Только на своей фотографии Герман не только носит свой медальон, но и держит в руках медальон брата. Медальон оказался у него в руке, потому что он из-за чего-то поссорился с братом и столкнул его в воду, срывая цепочку с медальоном. Именно в этот день брат Германа погиб. Если его мать узнает, что ее любимый младший сын не сам упал с палубы корабля, а его столкнул Герман, то не видать последнему наследства.
Сказав это, Ленуар открыл дверь в зал редакции на третьем этаже.
За центральным столом сидел Герман де Форнез и с улыбкой о чем-то беседовал с Мартой, Вероник и Франсуаз. Он был рад, что его так внимательно слушали. Увидев сыщика, молодой человек замолчал.
Мама обняла Люка и провела рукой по его светлым локонам. «Мой ангел», – называет его мама. Меня она так никогда не называет. Когда мама обращается ко мне, то всегда зовет только по имени – «Герман».
Это все потому, что у меня темные волосы и карие глаза. Отец иногда говорит, что меня подкинули. У отца голубые глаза, и у Люка такие же голубые глаза, как у него. Мне совсем не смешно, когда отец так шутит. Это плохие шутки, но все почему-то смеются.
Люку еще три года. Он маленький и глупый. А мне уже семь. Я умею считать до ста и уже давно обучился грамоте. Сегодня я сам склеил новый корабль для папы и назвал его «Вандар». Я сам его нарисовал, вырезал и склеил. Мне очень хотелось показать его папе, но папа очень торопился в университет на лекцию. Затем он похлопал меня по плечу, поцеловал Люка и уехал. Папа сказал, что посмотрит корабль вечером, когда вернется.
Я все утро играл «Вандаром», боясь его потерять. После обеда мама попросила, чтобы нас с Люком и нянюшкой Мари-Ноэль отвезли на настоящий теплоход, который катался по Роне. Люку тоже понравился мой «Вандар», но я не хотел ему давать корабль, потому что боялся, что он его поломает.
Люк начал реветь, показывая пальцем на «Вандар». Он всегда ревет, когда что-то хочет, а ему это не дают. Мама сказала, чтобы я дал Люку поиграться с корабликом, но я ведь еще не показал его отцу. Руки сами сжимались вокруг «Вандара». Люк снова заплакал, и всю дорогу мама говорила, что я злой мальчишка, что я уже большой, а до сих пор играю в детские игрушки. Мне тоже захотелось плакать. Я сказал, что дам Люку кораблик, но сначала хочу показать мою поделку папе. Мама обняла Люка и начала ему рассказывать о том, как купит новый кораблик и драже и как прекрасно мы проведем время.
На корабле в тот день почти не было туристов. На палубе детей фотографировали. Мама сказала, что это прекрасно и что обязательно нужно попросить фотографа, чтобы он сделал наши портреты. Мы с нянюшкой отправились за фотографом на палубу.
Фотограф сказал Люку какую-то шутку, и брат рассмеялся так, словно всю дорогу не плакал.
Настала моя очередь. «Вандара» фотограф у меня забрал. Сказал, что не делает портретов с корабликами. Пришлось оставить «Вандар» на столе.
Когда я сел на стульчик, подул ветер и сдул мою панамку в воду. Мари-Ноэль очень расстроилась. Тогда фотограф предложил спросить у моей мамы, нет ли у нее еще одной панамки, и они спустились вниз.
Я спокойно продолжал ждать на стульчике, пока не увидел, как Люк подбежал и схватил мой «Вандар». Я бросился к нему.
– Отдай! Это мой кораблик! – сказал я, но Люк побежал к бортику. Там он обернулся и, испугавшись, что я его сейчас настигну, запустил «Вандара» в реку.
– Злой мальфифка! – закричал он. – Злой мальфифка!
Мой картонный «Вандар» утонул. Я молчал.
Люк улыбался. Он просто стоял и улыбался своей ангельской улыбкой.
Тогда я заорал и дальше не помню, что произошло.
Помню только, что, когда фотограф вернулся, я ждал его на стуле и сжимал в руке цепочку с медальоном Люка. Потом фотограф повторил свою шутку, и мне стало так смешно, так смешно, что я смеялся и никак не мог остановиться.
Вскоре я услышал голос мамы. Она звала Люка: «Мой ангел! Люк!» Но «ее ангела» нигде не было. Я сказал, что ничего не видел. Мама тогда посмотрела на меня очень странным взглядом. Мне стало очень-очень страшно, и я заплакал.
Мама что-то кричала на Мари-Ноэль и фотографа, а я стоял и плакал. В руке у меня до сих пор была зажата цепочка с медальоном, но мама так страшно кричала, что я незаметно бросил цепочку в воду.
В тот день мама так и не пришла в ателье, чтобы получить наши фотографии.
Галина РомановаНевеста в сугробе
Глава 1
Где родился, там и пригодился!
Кому мог пригодиться Миньков в старом бабкином доме в заброшенной деревне с покосившим