— Проклятая пицца, съеденная на сухую, а главное — нарушивший герметичность лом, — подумал Котаев, наблюдая, как молодая мамаша, в облегающем задницу сексуальном трико, закрывает глаза своей юной дочке, — да не глаза, дура, нос закрывай, — сгорая от стыда мыслил Серега, слыша, как рядом, не скрывая эмоций, хохочет Антон.
Когда злосчастная кабина лифта благополучно довезла пассажиров до первого этажа, менеджер среднего звена ощущал себя человеком, лишенным невинности, а заодно и достоинства. Увидев на стене указатель с аббревиатурой WC, Сергей повернул туда и перешел на бег, судя по нестерпимой пульсации, исходящей от низа живота, до беды было уже рукой подать.
Внутри туалета оказалось на удивление людно, и это в столь ранний час. Пробираясь к писуару, Котаев рывком расстегнул молнию и с наслаждением дал волю струе. Организм вновь расслабился, а вместе с ним расслабился и сфинктер, и позади снова протрубил боевой рог.
— Глядите, мужики, а этому фраеру дымоход-то прочистили, — заржал бритый наголо здоровяк, отливающий нужду в двух шагах от него.
Посетители засмеялись, шутка дня удалась.
— Хорош смешить, мужики, сейчас обоссусь! — высокий, но худой хлыщ с усами и бейджиком на груди, гласящем, — бармен, пробирался к писуару, расталкивая всех локтями.
— Да что б тебе яичко молнией защемить, — подумал Сергей Геннадьевич, косясь на бритого детину, которому он едва доходил головой до плеча. В этот миг к боевому рогу присоединилось контральто, покраснев, лысый взял самую чистую ноту «м-Ля».
— Сволочи! — выкрикнул бармен, давясь от хохота, на его безукоризненных черных брюках расплывалось влажное пятно.
Выходя на улицу, Котаев не останавливался, уверенный, что рядом с ним шагает Антон, — до боя курантов еще две недели, а значит, нужно крайне осторожно молоть языком…
…
С наслаждением откинувшись на спинку сиденья в уютном такси, Сергей Геннадьевич отдал себя на волю случая. Домой ехать желания не возникало, а иной маршрут он не успел придумать, такси подъехало моментально, как только пальцы рыжего издали привычный и громкий щелчок, — в аэропорт, — распорядился Котаев, ожидая что, попутчик оплатит проезд за него.
По салону разлилась мелодичная музыка, в колонках магнитолы играл старый, добрый джаз. Молодая девушка, хрупкая и невинная, пела песню на незнакомом языке. Ни о чем эта песня, ни о чем в ней поется, Сергей Геннадьевич совершенно не понимал, но заслышав этот чистый и нежный голос, ему захотелось очутиться рядом с певицей, ласкавшей слух своим хрипловато-нежным тенором, — доставь меня к ней, — распорядился Котаев, обращаясь к Антону, и решив не скромничать, добавил, — хочу, чтобы у нас с ней секс был! Таксист покосился в зеркало заднего вида, но Сергей Геннадьевич уже растворялся и исчезал…
Закрыв глаза, он предавался нежной истоме, чувствуя, как его тело осторожно и бережно положили в постель, а под ним лежит обнаженная певица, и ее нежные руки блуждают по его волосатой, немытой спине. Все было здорово и волшебно до того момента, пока менеджер не открыл глаза. Она была черная и очень старая, — да лом мне в задницу! — сжимая ягодицы, возмущенно вскрикнул Сергей. Рядом послышался довольный хохот Антона, участливо интересующегося, — ну, что, Сереженька, засадил?
Когда задний проход снова оказался свободен, Сергей Геннадьевич понял, какое желание надлежит загадать, — доставь меня обратно в мой город, да в приличный бар. И чтобы до Нового Года оставалось несколько минут!
— Слушаю и повинуюсь, — ответил рыжий, после чего стены комнаты начали вращаться, а следом разомкнулись и руки нимфы, до последнего момента не желавшие выпускать Котаева из своих жарких и цепких объятий.
…
Все было исполнено в лучшем виде. Приличный бар с дорогим убранством, накрытый столик на него одного, — здорово, — подумал Сергей Геннадьевич, усаживаясь в кресло и поднимая бокал. Настенные часы показывали без одной минуты двенадцать, многочисленные посетители наполнили бокалы и затаив дыхание принялись ждать.
— С новым годом, мужики, с Новым Годом! — опрятный гражданин первым вскочил со стула и опрокинул бокал, следом присоединились и другие посетители заведения, поздравляя друг друга и выкрикивая пожелания.
— С Новым Годом, мужики! — присоединился к ним Сергей Геннадьевич, поднимаясь с места и добавил свой тост, — свобода, мужики, лом мне в задницу!
— Да погодите, ребята, часы спешат! До Нового Года еще две минуты, — обратился к посетителям вошедший бармен.
Котаев не понял, какой из звуков услышал раньше — смех Антона или громкий щелчок, но осязаемо ощутил, до боли и ярости, как между ягодицами появился твердый инородный предмет…
На каждого орущего начальника
Есть свой дед Куалык
Нахрапов Василий Адамович, сын израилев, слыл человеком вспыльчивым и недалеким, что, в общем-то, не мешало ему, вот уже десять лет к ряду, занимать должность начальника участка в крупном строительном тресте. И никакого секрета рядом тут не было, просто этот невысокий, но пузатый мужчина владел золотым законом мелкого управленца: «к начальству подлижись, с подчиненным — наори», таких заместителей начальники любят, таких начальничков вышестоящие уважают.
Орал он всегда и сразу, по поводу и без оного, тут тоже крылось золотое правило, — «чем чаще орешь, тем меньше пристают с вопросами», да и по вопросу повышения премии лишний раз не заикнуться, что в целом, так же устраивало вышестоящее руководство, — «повышать зарплату любой дурак может, а ты попробуй грамотных специалистов за просто так работать заставить».
В это утро июльского четверга Василий Адамович на работу пришел рано, собственно, в этом плане раннее утро от других дней недели ничуточки не отличалось, и сразу же наорал на подчиненного. Какой-то морщинистый, загорелый старик подметал двор у открытых ворот, ведущих на стройку.
— Тебя подметать обезьяна научила? — набросился он на несчастного дворника, — ты как метлу держишь, паскуда?
— Зачем шумишь, начальника, посмотри, какой двор чистый?
— Чистый, как твоя задница? — не сбавлял голоса взмокший начальник, — так ты тогда, либо ее прочисть, либо уши свои вымой, сказано тебе — грязно, значит засунь язык себе в зад и, давай, лучше мети!
— Эй, слушай, зачем у тебя такой поганый язык? — укоризненно спросил старый дворник.
Василий Адамович хотел выкрикнуть какое-то оскорбление, но с языка сорвалось, — «иди, учи географию!», — впрочем шутка получилась смешная. Вся начальственная свита, которая повсеместно сопровождала Нахрапова, неподдельно смеялась, поглядывая на пожилого оплёванного дворника, старик укоризненно качал головой, говоря что-то неразборчивое.
Работать в кабинете было комфортно, целых два кондиционера охлаждали настрой пылкого руководителя, впрочем, без особенного успеха. Нет, Вася в детстве был славным мальчуганом, но руководящая должность, таки, сотворила с ним неповторимые перемены, Василий Адамович стал «лицом, недовольным по жизни». В дверь кратко постучали и недожавшись ответа, на пороге появилось испуганное лицо секретарши Софьи Ивановны:
— Василий Адамович, уделите мне минутку? — краснея и заикаясь пролепетала молоденькая секретарша.
Нахрапов не удостоил девушку ответом. В общем-то, если зреть в корень, Василий Адамович мыслил рационально, — «в рабочее время здесь нет ни мужчин, ни женщин, на рабочем месте находятся подчиненные», а на подчиненных нужно орать, иначе они работать не будут, — последнее всегда всплывало перед глазами товарища Нахрапова, подобно пресловутой красной материи. Только вот, орать на Софью Ивановну пока было не за что, и Вася решил повременить с этим делом.
— Василий Адамович, у меня к вам просьба, — видя, что руководитель, как всегда, к беседе не расположен, секретарша попыталась выдохнуть свою просьбу, — Василий Адамович, ну пожалуйста, я же вам служебную записку писала, отпустите меня на две недели в счет отпуска! Видите ли, муж достал путевку, и мы с детьми очень хотели бы съездить на море, а у меня отпуск, как всегда, в ноябре… Ну Василий Адамович, ну войдите в положение…
Нахрапов мысленно похвалил себя за терпение, теперь повод наорать у него был и находился он сейчас прямо перед разъяренным начальником.
— Тебе что, дорогуша, заняться не чем? Ну ничего, я сейчас найду тебе работу! А не хочешь работать, так проваливай отсюда на все четыре стороны, поняла — нет? Ворота открыты, и я здесь никого держать не стану! — Нахрапов попытался вспомнить имя — отчество секретарши, хотя бы первое, но решил ограничиться банальной «дорогуша», по его глубочайшему убеждению, подкрепленному многолетней руководящей должностью, большего его секретарша, как и все прочие работники данного аппарата, не заслуживала.
— Ну Василий Адамович, ну пожалуйста, у нас же путевки, — роняя с ресниц крупные капли, пролепетала бледная секретарша.
— Я вам не отец родной, ты меня поняла, ДОРОГУША? График отпусков уже давно составлен и утвержден, и я из-за каких-то там плаксивых девок ничего в графике менять не собираюсь!
Видя, что секретарша вот-вот разревется, Василий Адамович впал в экстаз, слезы подчиненных вводили его в неистовое блаженство, нужно было как-то добить несчастную и руководитель подбирал нужные слова. Нужного эффекта он все-таки добился, но таких слов говорить не планировал. Были, были в его жаргоне и «почище» словечки, да чего-там, этот начальник легко и непринужденно мог часами изъясняться, используя целый язык из нелитературных слов и выражений, но слова, слетевшие с его языка, на секунду его озадачили:
— Хочешь денег — обмусоль!
Рыдающая Софья, он наконец вспомнил как зовут его секретаршу, размазывая по лицу помаду и тушь, убралась восвояси, — «что это со мной сейчас приключилось? Видимо, это все последствия жары», — успел подумать Василий Адамович, но тут же выкинул мысль из головы. В общем и целом, ничего страшного сейчас не случилось, — не в первой ему оскорблять подчиненных, а уж если не орать на них — за что тогда ему такие деньги платят? И Вася, откинув лишние сомненья, углубился в сметы и отчеты, в таких делах пролетел день, почти до обеда. у