рательству вещей — столько ценного, оказывается, содержалось в коробках, Властелина обыскала ящики в мебельной стенке и в комоде, внимательно просматривая каждую бумажку, боясь выбросить что-нибудь нужное — в одном из ящиков она нашла список их личных вещей, упакованных и переправленных им банком, в другом — квитанции об оплате коммунальных услуг какой-то женщиной, в третьем — бабушкины незатейливые «сокровища».
В одной из коробок Властелина обнаружила фотоальбомы с семейными фотографиями — смотреть их она не стала, а сложила на полку. В той же коробке лежали стопки поздравительных открыток и писем — открытки Властелина бегло просмотрела, а письма все перечитала, надеясь отыскать в них упоминание о каком-нибудь богатом родственнике.
Богатого родственника у них с Витькой не нашлось, но в одном из писем Властелина обнаружила несколько коротких записок, не имеющих к данному письму никакого отношения. Записки она прочитала, немного подумала (зачем мать хранила их в старом письме?) и прочитала снова — содержание записок без обращения и подписи было весьма интересным: какой-то мужчина упорно отказывался от своего только что родившегося ребенка.
Заинтересовавшись записками, Властелина переложила их в пластиковую папочку, решив разузнать семейную тайну — возможно, знание этой тайны принесет ей какую-нибудь выгоду.
Но к кому она могла обратиться за разъяснениями?
Властелина отыскала в записной книжке матери телефон ее давней подруги, которая в былые времена (когда у Ватутиных не было столько денег, но существовали задушевные подруги и друзья) часто наведывалась к ним в гости, и позвонила ей, в надежде подробнее разузнать о «тайной» жизни своей покойной матери.
36
Первого февраля Инна и Дорохов поженились.
Если подумать, то их «мероприятие» вряд ли можно было назвать свадьбой в общепринятом смысле: не было длинного белого платья у невесты и черного костюма у жениха, не было лимузина с кольцами на капоте и «сборища» шумных пьяненьких гостей за столом, не было ни родственников, ни свидетелей — они просто пошли в ЗАГС (Дорохов в парадном кителе, Инна в красивом нарядном платье) и расписались в «амбарной книге». Но оттого, что у них все было не так, как у всех, счастье их не уменьшилось ни на йоту. Для них все привычные свадебные атрибуты не играли такой уж важной роли — они вполне могли бы обойтись без государственной регистрации своих отношений и были бы не менее счастливы вместе, но в виду сложившихся обстоятельств они вынуждены были соблюсти формальности. Именно формальности, ибо никакой штамп в паспорте не удержит любовь в сердцах мужа и жены — так зачем тратить кучу денег и придавать значение этим формальностям?!
Таково было убеждение Дорохова, Инна же сначала думала совсем иначе — нет, она не хотела пышной и шумной свадьбы: такая у нее тоже уже была, но родных пригласить на свадьбу она хотела, хотя бы для того, чтобы познакомить их со своим избранником.
— В первые же выходные мы пригласим твоих родных и сообщим им о нашем браке, — пообещал Дорохов, и последние доводы Инны были «побиты».
Она снова уступила и не пожалела об этом.
О том, что Дорохов переехал к Инне (на время — ремонт в его квартире на Мичуринском проспекте уже начался), пришлось жалеть соседям-автомобилистам: его огромный черный джип, припаркованный у подъезда, занимал сразу два парковочных места. Соседи малость повозмущались, даже хотели по-свойски поговорить с «чужаком», но, увидев Дорохова в военной форме, притихли — полковник ГРУ серьезная фигура и машинные страсти понемногу «устаканились».
Жизнь обоих супругов изменилась: Дорохов стал больше времени тратить на дорогу до работы и чаще в раздумье поглядывать на мобильный телефон — позвонить жене или подождать, пока она сама ему позвонит, а Инна перестала задерживаться на работе и отменять положенные выходные. В выходные они забирали Витю из детского дома (документы на усыновление они собрали и подали на рассмотрение, но решения комиссия пока не вынесла) и все вместе «развлекались», по Витиному желанию, конечно.
Начальство обоих «молодоженов» терпеливо сносило неудобства и ждало окончания медового месяца.
Но в этот злополучный день Инне пришлось задержаться на работе: она подготовила все копии с документов для получения нового загранпаспорта и требовалась лишь подпись начальства, но начальство вздумало провести общее собрание коллектива. Инна нервничала, оправдывалась перед мужем по телефону, с тревогой поглядывала на часы — стрелки подходили к восьми, а она все еще находилась на работе.
Наконец, собрание закончилось, Инна подсунула разгоряченному начальнику документы на подпись, выслушала несколько нелестных замечаний по поводу своей работы и побежала в бухгалтерию, заверить начальственную подпись печатью. Там она тоже немного задержалась, выслушивая поздравления и мудрые наставления коллег — одно радовало, что необходимые подпись и печать красовались на ее документах, и завтра с утра она отнесет их на оформление.
Согнув бумаги по пополам, Инна на бегу засунула пластиковую папочку с кипой копий документов и двумя паспортами во внутренний карман дубленки — сумка была полна всякой всячиной — и поспешила домой.
Стрелки часов показывали начало десятого, когда Инна подбегала к своей блочной девятиэтажке. Без задержки она пролетела первые два подъезда, миновала детскую площадку и, поворачивая к своему подъезду, неожиданно «притормозила» — из-за крайнего дерева, росшего у самых дверей подъезда, через равные промежутки времени выплывали яркие четкие дымные колечки.
По инерции сделав несколько шагов, Инна совсем остановилась и стала считать появляющиеся дымные колечки, одновременно пытаясь вспомнить, где и когда она уже видела столь примечательный «фокус». Она насчитала пять дымных колечек, когда сильная струя последнего, дымного воздуха пронзила расплывающиеся кольца, нанизывая их на себя.
— Ну, конечно! — вдруг отчетливо вспомнила Инна, медленно идя к своему подъезду. — Это было в новогоднюю ночь на месте аварии… я совсем забыла об этом «фокусе»…
Ругая себя за забывчивость — следователь так дотошно выспрашивал ее о приметах «инопланетян», увиденных ей на месте аварии, а она оплошала — Инна поднялась по ступеням, автоматически набрала код, потянула на себя тяжелую железную дверь и шагнула в подъезд. Привычного хлопка закрывающейся двери она почему-то не услышала, но не обратила на это внимания: слишком занята она была в эту минуту собственными воспоминаниями и сожалениями.
Поднимаясь по ступеням к лифту, Инна расстегнула дубленку, нажала кнопку лифта и, услышав за спиной торопливые шаги, обернулась.
Неожиданно на нее надвинулась черная бесформенная масса с человеческими глазами, глядящими через прорези маски, прижала к стене, сдавила горло, и Инна задохнулась пронзившей ее болью.
Когда боль заполнила все тело, черная смертоносная масса оставила свою жертву, начала отдаляться, таять в полутьме подъезда, и Инна смогла вдохнуть немного воздуха.
Прежде чем глаза ее заволокло красным туманом, и сознание помутилось, она еще успела увидеть раздвигающиеся двери лифта, оторваться от стены и шагнуть в него — в его спасительную глубину, подальше от той черной убийственной массы с холодными человеческими глазами.
Двери лифта закрылись, и Инна стала медленно сползать по стене на пол кабины.
37
Дорохов стоял у плиты — жарка мяса чисто мужское дело — и недовольно поглядывал на часы: обычное время прихода Инны давно прошло. Прошло, но он жене не звонил — Инна позвонила сама и предупредила о собрании. И теперь Дорохов мучился сомнениями: возможно, это собрание продлится до полуночи, но даже если так, он не станет показывать свое волнение — он вполне доверяет своей жене и, если она задерживается, значит, тому есть веские причины.
Причин Дорохов мог придумать множество, но неприятный осадок от всего этого «опоздания» все равно оставался.
— Могла бы и позвонить, — Дорохов взглянул на часы и включил телевизор — новости он смотрел обязательно.
Экран вспыхнул голубым светом, диктор поставленным голосом вещал о снегопаде в Италии и радости местной детворы, неумело лепящей снеговиков и играющей в снежки. — В Италию, значит, не поедем, — задумчиво произнес «шеф-повар» и взял со стола мобильный телефон — все-таки решил позвонить.
Но Инна не ответила.
Дорохов сунул мобильник в карман рубашки и насупился — какое может быть собрание в десятом часу ночи!
Выключив газ, он накрыл сковороду крышкой и решительно направился в прихожую — он пойдет ей навстречу, в крайнем случае, подождет у работы, но сидеть дома и ждать он больше не может. Натянул сапоги, надел дубленку.
За окном послышался надрывный приближающийся вой сирены «Скорой помощи», Дорохов поморщился — предвестник беды направлялся в их сторону — подошел к окну, посмотрел вниз. Не смотря на позднее время, около их подъезда стояли люди. Дорохов подивился этому обстоятельству и, вернувшись в прихожую, надел шапку.
В дверь несколько раз позвонили, потом, не дождавшись ответа, застучали кулаком.
— Сергей Саныч, — закричал за дверью сосед по площадке. — Выходи скорее, Инну ограбили!
Дорохов так быстро распахнул дверь, что сосед замер с поднятым кулаком.
— Где она? — каким-то чужим, придушенным голосом спросил у мужчины Дорохов и, по указанному соседом направлению, побежал вниз.
Он добежал до первого этажа в тот момент, когда Инну укладывали на носилки.
— Пропустите, — раздвинул он любопытствующих соседей, протискиваясь к медикам. — Что с ней? Она жива?
Врач бросил на Дорохова быстрый взгляд и, успокаивая, кивнул головой.
— Вы родственник?
— Муж.
— Тогда поздравляю — ваша жена в рубашке родилась: если бы не кипа бумаг да паспорта и не расстегнутая дубленка нож угодил бы прямо в сердце, а так попал в бумажно-документный щит и изменил направление.
— А почему у нее голова в крови? — ужаснулся Дорохов.
— Скорее всего, грабитель схватил ее за горло и стукнул головой о стену, чтобы не сопротивлялась — отсюда и кровь, и потеря сознания.