— Где ты умудрилась заболеть?
— В вашем безумном городе! Прогуливалась вчера по набережной, такой ветер, что с ног сбивает! Не только тоску из головы выдувает, а вообще все! И в итоге я, кажется, заболела.
— М-да, видок у тебя! Испугаться можно! — улыбнулся Лавров.
Фаня не выдержала:
— Слушай, шел бы ты!
— Ага. Пойду. В аптеку. И в магазинчик за молоком и медом. Ты только дождись меня, смотри не умирай!
Он вернулся через полчаса и взялся за лечение. Для начала он притащил тазик с горячей водой и заставил ее пропарить ноги. Он растер Фане ступни и надел на нее теплые вязаные носки.
Потом серьезно спросил:
— Детка, что ты хочешь — водку с чесноком или теплое пиво с медом?
Фаня сморщилась:
— Хочу, чтобы ты оставил меня в покое!
— Будешь лечиться, никуда не денешься! Предлагаю проверенные рецепты, которые действительно работают.
— Только не теплое пиво, — взмолилась Фаня.
— Понял. Иду делать водку!
— У рок-музыкантов так принято?
Он рассмеялся и принес ей водку, настоянную на чесноке и лимоне. Заставил выпить залпом сто граммов. Укутал одеялом. Странное дело — от этих действий она словно отогревалась. Внутри. Ей было так хорошо и спокойно, как в детстве, когда заболел, а в школу идти не надо и можно читать книги, смотреть телевизор — впереди целый день счастья.
— Спой мне, — попросила она.
Никита покачал головой.
Фаня схватила его за палец и жалобно, словно маленькая девочка, протянула:
— Пожалуйста!
Он вернулся с гитарой и долго пел ей, пока она не заснула.
Глава 7
Броне хватило пары минут, чтобы почувствовать симпатию к новой знакомой. Фаня показалась ей обаятельной, веселой, красивой, а главное — искренней. Никаких понтов и заносчивости — живая смешливая девушка. Броня прониклась к ней таким доверием, что по дороге из аэропорта рассказала Фане о своих любовных переживаниях. И, как ей показалось, Стефания слушала с участием.
Квартира Стефании произвела на Броню изрядное впечатление — отличный ремонт, дорогая мебель, кухня укомплектована, как космический корабль. Она даже растерялась — понравится ли Стефании, привыкшей, как выяснилось, к роскоши, ее комната в коммуналке с соседом, спившимся интеллектуалом за стеной, который, когда напьется, громко читает вслух Гегеля?! На всякий случай Броня еще раз честно предупредила, что у нее условия «скромные, и если что — не обессудьте!».
Фаня, махнув рукой, заверила, что условия ее не слишком интересуют, дескать, в бедную студенческую юность ей доводилось обитать и в общежитии.
Увидев стоявшую на столе в гостиной фотографию, Броня спросила, кто это. Хозяйка довольно сухо ответила, что это ее жених Петр, и так горько вздохнула, что Броне стало ясно — в отношениях Стефании и симпатичного жениха есть проблемы.
Проводив Стефанию, Броня подошла к окну и задумалась — чем заняться? Погулять по Москве? Почитать? Посмотреть телевизор? Чем заполнить пустоту? Она не нашла ничего лучшего, чем реветь, сидя на подоконнике, глядя на Москву-реку. Точно так же, как несколько дней назад на родной Фонтанке. Она повторила вслух: «От перемены мест слагаемых сумма не меняется… Ничего не меняется».
История с Лондоном повторялась. Она гуляла по Москве и чувствовала себя посторонней. Великолепный, красивый, надменный город, миллионы спешащих людей, которым нет до нее дела.
Через пару дней, проведенных в бесцельных блужданиях по городу, Броне вообще расхотелось куда-либо выходить. Третий день пребывания в Москве она просидела дома, погружаясь в тоску и уныние. К вечеру она совершенно преуспела в этом занятии и так устала от слез и переживаний, что заснула.
Разбудили ее звуки шагов в соседней комнате. Броня была девушкой не робкого десятка, но в данной ситуации она почувствовала даже не страх, а ужас — чужой город, чужая квартира. Она сползла с кровати, схватила вазу, стоявшую на прикроватном столике, и спряталась за кресло. В ту же секунду в комнате зажегся свет. Из своего укрытия она увидела лишь ноги — размера этак сорок четвертого, края брюк, носки…
«Надо действовать на опережение!» — решила Броня и с воплем вылетела из засады. Откуда ей было знать, что злоумышленник, проникший в квартиру Стефании, на самом деле и не злоумышленник вовсе, а Фанин жених — Петр, который всего лишь заехал забрать кое-что из вещей?
Броня подлетела к незнакомцу и врезала ему вазой по голове. Нате — будете знать, как проникать в чужие жилища! Хорошо хоть ваза была скромных размеров, посему Петр от удара зашатался, но на ногах устоял. Только схватился за голову и застонал:
— Что вы здесь делаете? Вы кто вообще?
— А вы кто? — нервно выкрикнула Броня, морально готовясь повторить удар.
— Петр! Друг Фани! — ответил Петр, продолжая раскачиваться.
Броня вгляделась в незнакомца и мысленно сопоставила его образ с изображением на фото в гостиной, но наложения не получилось, поскольку жених на портрете был в очках, а этот тип — без них.
Посему она запротестовала:
— Не ври! Я видела ее жениха! Он сроду на тебя не похож! Тот парень носит очки! А ты, воришка, небось хотел обчистить квартиру?!
Петр растерянно пробормотал, что не столь давно сделал операцию по исправлению близорукости и теперь ходит без очков.
Броня фыркнула, мол, так я тебе и поверила!
Петр подумал, что последствия удара вазой гораздо серьезнее, чем он понял сначала, — у него явные проблемы с головой, он ничего не соображает. Кто эта лысая, полуголая девушка? Тем не менее у него хватило сообразительности и выдержки догадаться, как можно доказать этой сумасшедшей, что он действительно жених Фани. Он протянул Броне свой айпад, предварительно раскрыв в нем sms от Стефании.
Броня глянула в телефон и хотела было заикнуться о том, что айпад не доказательство (может, его умыкнули у настоящего владельца), но промолчала. Видать, на самом деле жених. Только очки зачем-то снял.
— Значит, вы… — Броня ойкнула и отступила на шаг назад. До нее вдруг дошло, что она стоит перед Фаниным женихом в одних трусах. Залившись краской, она заорала, чтобы Петр немедленно отвернулся. От ее крика он вздрогнул и как ошпаренный вылетел из спальни.
Одевшись, она вышла в гостиную. Петр стоял у окна.
Он повернулся к ней и угрюмо спросил:
— Ну а теперь, может, скажете, кто вы такая?
Рассказ, который услышал Петр, произвел на него примерно такой же эффект, как удар вазой по голове. Странная девушка из Петербурга выдала все драматические перипетии своей жизни и на закуску шокировала эпизодом их с Фаней обмена квартирами. В финале повествования Петр как-то совсем потерялся и, чтобы прийти в себя, попросил напоить его чаем.
Чай пили на кухне. Петр удивленно рассматривал девушку. Признал, что девица попалась необычная. Лысая. Абсолютно внезапная. Разящая наповал тяжелыми предметами.
— Я вхожу, а на меня летит валькирия с шашкой наперевес, — он попытался обратить все в шутку. — И без лишних выяснений — хрясь и по башке!
Броня извинилась за «приветствие вазой в голову», мол, откуда мне было знать, я лежала голая и несчастная, уже почти спала, а тут вламывается в квартиру посторонний мужчина с неизвестной целью, какой реакции вы, Петя, от меня ждали?
Петр махнул рукой, ничего, дескать, пустяки, спасибо, что вообще не убила. Потер голову, где от удара начал расти рог. Завтра будет большой, как у носорога. Броня застенчиво улыбнулась. Когда она смущалась, на лице проступал нежный румянец.
Петр удивился:
— Ты чего смущаешься? Надо же… Атавизм какой-то. Мне казалось, что в наше время способность смущаться как отпавший за ненадобностью хвост, к примеру.
Броня пожала плечами и подлила ему еще чая.
— Значит, ты в Москве уже три дня? И чем ты тут занимаешься?
— Так, сижу дома. Убиваю время…
— «Я убиваю время, время убивает меня», — он усмехнулся. — Понятно. А чего дома сидишь?
— А куда ходить?
— Ну, я не знаю, Москва большая, концерты, театры, выставки.
— Спасибо, не интересует!
— Зачем же ты сюда приехала?
— Сама не знаю. Наверное, страдать. И честно страдаю.
— Про несчастную любовь я уже понял. Неужели все так безнадежно?
Броня печально вздохнула и рассказала новому знакомому про кодекс Иродо, закончив сакраментальным: «А вы бы, Петя, оценили подобный подвиг во имя любви?»
Петр поперхнулся чаем, не желая даже представлять себя в такой экстравагантной роли — ему бы не понравилось, если какая-нибудь девушка, им вдохновленная, вдруг начала отрезать волосы, а также другие части тела. Кстати, когда Броня рассказала про идею с отрезанием пальца, Петр схватился за голову и едва не взревел: «Да на что ему твой палец? Какая с него польза?!»
— Это акт любви! — печально и гордо сказала Броня.
Петр не выдержал и отрезал:
— Акт любви — это другое. Объяснить, что именно?
Она смутилась. Он долго молчал, тарабаня пальцами по столу, потом поинтересовался, не голодна ли Броня. Та честно призналась, что не знает, мол, как-то не до еды было. Он прошел к холодильнику, открыл его. Там стояла только бутылочка с соевым соусом.
— Ясно, — мрачно сказал Петр. — А тебе не говорили, что страдать можно и на сытый желудок?
Броня равнодушно пожала плечами, дав понять, что такие пустяки, как еда, ее не волнуют.
Петр задумался, что ему делать с этой чудачкой, свалившейся на его голову невесть откуда. Уйти? Пусть сама разбирается со своими проблемами? И то верно! Как-нибудь, глядишь, все наладится и без его срочной психологической помощи! Он взглянул на нее — девица понурила голову, того и гляди опять зальется слезами. Ладно, для начала ее нужно хотя бы накормить.
— Собирайся!
— Куда? — растерялась Броня.
— Ужинать. Поедем в ресторан!
— Я не хочу!
— Я тебя не спрашиваю!
В ресторане, оказавшемся, с Брониной точки зрения, чересчур помпезным, она смущалась, чувствуя себя среди модных декораций и разодетых посетителей инородным телом. Петр заказал несколько блюд и буквально заставил ее поесть. Она вяло поклевала какой-то салатик, скорее из благодарности к Петру — все-таки старался человек. А вот от предложения выпить Броня не отказалась, надеясь, что от вина осмелеет. Ей хотелось избавиться от скованности и быть естественной.