Неожиданно полковник сделал паузу. Через небольшую паузу снова заговорил:
— Сдайте, наконец, вещи, если в похищенных вещах нет нужды для следствия. Меня тоже достали уже некоторые «деятели» из-за этих вещей! Видите ли, по их мнению, мы виновны в том, что задерживаем, препятствуем выполнению заказов жителей из-за отсутствия материалов. Одни требуют вернуть похищенные платья, другие требуют, чтобы мы быстрее вернули товар в мастерскую.
На реакцию Пашкова пришлось вмешаться мне.
— Товарищ полковник, я понимаю вас и других, но почему такая спешка? Только начинаем расследовать данное дело, вещественные доказательства, то есть вещи, должны находиться при уголовном деле, пока не установим преступника и не предъявим обвинение. У нас ведь пока нет виновника данного преступления. Пока расследуется дело, вещи нужны, как воздух. Я, конечно, произведу выемку из ниши похищенных вещей, предъявлю на опознание работникам мастерской…
— За тот срок, что определил я, — не дослушав и строго взглянув на меня, заговорил Пашков, — определитесь с этой кражей. Примите решение по вещам. Верните похищенный товар. Мне представляется, после возвращения похищенного товара, как я предполагаю, фактически материального ущерба в мастерской не должно быть. Прошу тебя, Рудольф Васильевич, тщательно произвести сверку с актом ревизии. Если выяснится, что кражей не нанесено значительного ущерба мастерской, тогда есть ли смысл возбуждать уголовное дело. Подумайте хорошенько об этом…
Я не стал дальше слушать полковника: «Вот в чём, оказывается, причина недовольства Пашкова и Пилина. Хотят, чтобы я не возбудил дело, а сделал отказной материал, как по первой краже. Нет уж!..»
Резкий телефонный звонок прервал мои размышления. Полковник поднял трубку. Через несколько секунд Пашков рукой прикрыл микрофон трубки и, обращаясь ко всем, сказал:
— Идите, работайте!
— Что-то случилось у тебя на работе? — спросила жена, когда сели ужинать.
Я удивлённо посмотрел на жену.
— Ты что, телепат или ясновидящая? Что-то до сегодняшнего вечера я не замечал у тебя таких способностей. Ты читаешь мысли?
Жена засмеялась и, весело устремив на меня свои, милые моему сердцу глаза, проговорила:
— Совсем не обязательно иметь такие способности, и ни к чему они мне, чтобы заметить твоё плохое настроение. За годы совместной жизни я изучила тебя, как свои пять пальцев на руке. Ты, случайно, не заглянул в зеркало, чтобы увидеть себя?
— Нет. А что, на лице у меня написано что-то ужасное? — сделав нарочито удивлённые глаза, спросил я.
— Ещё как!
— Ну, и что же там написано? Ты меня и вправду заинтриговала. Я весь во внимании!
— Ты пришёл домой с кислым, недовольным видом на лице и без настроения. Настроение у тебя какое-то подавленное, нежизнерадостное. И оно, между прочим, и сейчас таковое. К тому же чуточку был взвинчен и, конечно же, очень расстроен. Эти признаки говорят о том, что у тебя на работе не всё в порядке. Случилось непредвиденное и не очень приятное для тебя. Ну, как, угадала? Только давай так договоримся, что сейчас ты — мой любимый муж — всё чистосердечно изложишь мне устно о происшедшем. Хорошо?
— Ну, ты уж, как настоящий следователь. Давай чисто-сердечку, да ещё устную! А как закончишь «устную», изложишь на чистом листе бумаги, да ещё собственноручно! Так, да?
— Это зависит, дорогой муж, как ты изложишь «устную часть».
— Как же я могу устоять перед такой красивой и, к тому же, любимой женщиной, конечно же, расколюсь, открою своё чистое сердце!
— Вот и отлично! Я слушаю. — При этом глаза её сияли торжеством и возбуждением. Глядя на неё, я слабо улыбнулся и стал рассказывать:
— Значит так, на оперативке у начальника решили, вещи, что похищены были из пошивочной мастерской, которые в настоящее время находятся в нише под охраной наших сотрудников, изъять. С этой целью после оперативки я взял с собой Бобова и ещё двух человек, и мы пошли к месту хранения вещей. В то время в нише должны были дежурить участковый Иванченко и кинолог Бакланов. Только Бакланов на этот раз был без собаки. Когда мы пришли к нише, время было около трёх часов дня. Мы с Бобовым первыми зашли в нишу. Внутри тишина и, что нас очень удивило, нет никого. Понимаешь?
— Понимаю, — согласилась жена. — Что дальше?
— Бобов, не веря своим глазам, пошарил фонариком всю внутренность. Каждый угол, за трубами. Никого!
Ни души! Мы в недоумении. Стоим и молчим, как немые. Очнулся первым Бобов.
— Ничего не понимаю! — удивлённо и в то же время каким-то упавшим голосом проговорил он. — Где же Иванченко и Бакланов? Где они шатаются? Бросили пост. Это же непостижимо! — Я молча пожал плечами. Вдруг меня осенило, и говорю:
— Николай, посмотри-ка, вещи на месте? — Бобов направил свет фонаря на то место, где должен лежать узел с вещами.
— Узла нет! — расстроенно воскликнул он. — Рудольф, ты что-нибудь понимаешь?
Узнав, что вещей в нише нет, я тоже сильно расстроился. Внутри у меня стало закипать. Что я мог ответить? Ничего. Сказал просто, что ничего тоже не понимаю. Расстроенные и злые, мы вышли из ниши. На улице стали думать, что делать? Прикидывали так и сяк, но ничего разумного придумать не смогли.
Решили идти в отдел и доложить начальнику. Приходим в отдел. Идём прямо к начальнику отдела Пашкову. Заходим. За столом сидит Пашков.
Мы в недоумении стоим. Начальник, увидев нас, пристально посмотрел на нас и не то серьёзно, не то шутя произнёс:
— Пока вы наслаждались зимней природой, прогуливаясь по заводу, Иванченко и Бакланов, проявив настоящую смекалку и бдительность, задержали преступника, который пришёл за похищенными вещами!
Сообщение полковника привело меня в дикое шоковое состояние. Я ушам своим не поверил. «Начальник, вероятно, решил подшутить над нами. Я знаю его давно. На шутки он мастак, когда у него хорошее настроение. По виду, настроение у него действительно приподнятое. Тут что-то не так. В дневное время прийти в нишу за вещами, когда вокруг так много народу, и открыто нести узел — на такой шаг мог пойти только сумасшедший, только ненастоящий вор. А кражу совершил, я уж точно уверен, вор настоящий! — отметил я про себя. — Он что, совсем с ума выжил, рехнулся? Ночью, выходит, он побоялся встречных людей, потому и спрятал вещи в нише. А тут, на тебе, приходит днём! Не-ет, тут что-то не так, нечисто. Нечисто! Но не принимает мой разум такое явление».
Я и Бобов изумлённо посмотрели друг на друга. У Бобова, вероятно, сдали нервы, и он, не сдержав себя перед полковником, не спросил спокойно, а громко выкрикнул:
— Товарищ полковник, это правда или Вы пошутили?
Я посмотрел на возбуждённого Бобова. Взгляд его пожирал Пашкова. «Беспокойство Бобова я понимаю. Он расстроен тем, что награды ждал в случае задержания им преступника. А тут его обскакали. Осечка вышла!»
Полковник, прямо не ответив на вопрос Бобова, неожиданно предложил:
— Идите в кабинет Пилина и сами увидите своими глазами. А ты, Рудольф Васильевич, займись задержанным. Проведи необходимые следственные действия, а после доложишь мне!
«Выходит, правда, что преступника задержали», — подумал я, покидая кабинет начальника.
Мы покинули кабинет начальника и направились в кабинет начальника уголовного розыска.
— Обскакали нас, Рудольф Васильевич, — с обидой и болью в душе высказал Бобов. — Надо же такому случиться! Именно они задержали. Повезло ребятам. Начальник обязательно поощрит их. А мы останемся ни с чем. Это же несправедливо! Почему они, а не мы? Ты не переживаешь, Рудольф? — Я был занят своими мыслями и не слушал болтовню Николая. — Почему ты молчишь? — прогудел голос Бобова рядом с моим ухом. Я не успел открыть рот, как открылась дверь кабинета Пилина. В дверях показался сам хозяин.
— Ба! На охотника и зверь бежит! — воскликнул Пилин, увидев нас. — Так вроде бы говорят в народе?
— Вроде бы так, — произнёс я в ответ.
— А я к тебе собрался, Рудольф Васильевич, — быстро заговорил Пилин, широко улыбаясь. «Довольная улыбка! Теперь он на высоте!» — успел подумать я, глядя на него.
— Только что позвонил Пашков и сообщил, что ты был у него. Я подумал, что ты от начальника пошёл себе, и поэтому я собрался к тебе. Поговорить надо. Пойдём к тебе. Не возражаешь?
— Я-то не возражаю, Алексей Николаевич, но разве мы не можем поговорить у тебя? Что мы будем болтаться туда-сюда. Мне Пашков поручил заниматься задержанным. Вот иду к тебе, чтобы забрать его к себе.
Только успел закрыть свой рот, неожиданно Пилин закрыл дверь и, взяв меня под локоть, стал уводить подальше от двери его кабинета.
— Слушай, тут вот какое дело, — проговорил Пилин, понизив голос до полушёпота, — Сурков категорически отказывается давать показания. Молчит.
— Кто этот Сурков?
— Как кто? Задержанный в нише.
— Почему молчит, не говорит?
— Молчит, как рыба. Слушай, Рудольф, может, задержим его? Пусть посидит некоторое время, а? Может, заговорит?
— Николай Алексеевич, — сказал я, выслушав Пилина, — задерживать ты тоже имеешь полномочия. Зачем спрашиваешь у меня? Ты меня тоже пойми. Я ещё не разговаривал с задержанным и потому ничего тебе обещать не могу. Давай поступим так, Пашков поручил мне заниматься с ним. Я заберу его к себе, а вы переправьте ко мне в кабинет похищенные вещи. Кстати, протокол изъятия вещей составлен?
Пилин удивлённо уставился на меня.
— Не знаю! Пойдём, спросим у Иванченко.
Мы зашли в кабинет Пилина. В кабинете находились Иванченко, Бакланов и незнакомый мне мужчина. Мы поздоровались.
— Николай Иванович, протокол изъятия вещей у тебя? — спросил я у участкового. Иванченко округлил свои изумлённые глаза и выпалил:
— Нет!
— Где?
— Его нет.
— А как же ты изъял их?
— Ну, когда задержали Суркова, попросили его нести вещи до отдела, — не моргнув глазами, быстро ответил участковый.
От такого ответа всё у меня внутри закипело от ярости и возмущения. Хотел всю ярость обрушить на Иванченко, но вовремя сдержал себя. Только мысленно выругал его, а вслух сказал: