— Николай Иванович, и как ты теперь предлагаешь мне привязать к делу эти вещи? Привяжем к делу узел и самого несущего — так, что ли, по — твоему? Привяжем тогда и тебя в придачу к делу. Чему вас учили в школе милиции, или ты там не учился?
Участковый от стыда стоял передо мной с опущенной головой и молчал.
— Даю урок для не соображающих. Исправь положение!
— А как я теперь сделаю, Рудольф Васильевич? — умоляющим голосом проговорил Иванченко.
Я недовольно посмотрел на него. Хотел наговорить лишнего, но, подумав, смолчал. Продолжая сердиться на него, строго сказал:
— Забери вещи и пошли ко мне в кабинет. Сурков, — обратился я к задержанному, — помоги участковому!
Через несколько минут наша компания, кроме Пилина, оказалась в моём кабинете.
— Николай Иванович, — сказал я, — исправляй теперь ошибку. Найди мне двух понятых и приведи сюда. Это ты хоть можешь сделать?
— Сделаю, Рудольф Васильевич! — сказав, пулей выскочил из кабинета.
После ухода Иванченко я в присутствии Бобова начал допрос Суркова. Пока заполнял в бланк протокол допроса его данные, я спросил у него:
— Сергей Петрович, Вы подтвердите при понятых, что вот этот узел с вещами находился в нише заводского забора, в районе заброшенного цеха? — Я прямо и открыто посмотрел на Суркова. В ответ на мою просьбу лицо Суркова, мрачное и печальное несколько минут назад, неожиданно посветлело, и он радостно воскликнул:
— Да. Я видел этот узел с разными тканями в нише.
— Отлично, Сергей Петрович! Тогда поясните, пожалуйста, каким образом Вы оказались в этой нише? Вы что, знали эту нишу раньше?
— Конечно, знал. Эта ниша специально сделана для того, чтобы удобно было обслуживать теплотрассу.
— Поясните, пожалуйста, подробнее?
— Для подачи тепла в жилые здания, школы, детские сады, расположенные ближе к заводской территории, по территории завода проложена теплотрасса. Когда оградили завод забором, то на том месте, где сейчас ниша, забор пересёк теплотрассу. На пересечении трассы, в заборе, в глубине сделали нишу. В нише расположены вентиля для перекрытия тепла после окончания отопления или наоборот.
— Хорошо. Это понятно. Но Вы-то там как оказались, Сергей Петрович?
— Знаете… — неожиданно замолчал Сурков. Я заинтересованно посмотрел на него. Вид его говорил о стеснённости и стыдливости. Через короткую паузу он заговорил:
— Я пришёл в нишу по работе. Вчера на заводе выдавали тринадцатую зарплату. Ну и, как повелось в подобных случаях, сделали с работниками своего отдела небольшой праздник.
— Конечно же, с выпивкой, не так ли? — с юмором спросил я, глядя на покрасневшего от стыда Суркова.
— Да. Выпивка у нас затянулась допоздна. Я должен был пойти в ту самую нишу, чтобы открыть вентиля до конца. Нужно было увеличить подачу тепла, так как на улице понизилась температура. Я в нишу в тот день не попал. Причину Вы, вероятно, поняли. Сегодня у меня был выходной. Я решил сегодня сходить в эту нишу. Когда шёл на завод, встретились друзья. Ну, как обычно, сообразили. Примерно в третьем часу дня я пришёл на завод. Пошёл в нишу. Захожу. Вижу, на трубе спит милиционер. Я его не стал будить. Вентиля находились чуть дальше от милиционера. Я открыл их до конца. Сел отдохнуть. Фонарь у меня был. Нечаянно свет фонаря упал на узел. Узел чуть был развязан. Я присмотрелся. Вижу, в узле разные цветные материи. Ну и разглядываю, и вдруг в нишу заходит ещё один милиционер.
Увидев меня, мгновенно заорал с такой страшной силой, что у меня волосы дыбом встали. Я не понял, что он кричал, какие слова говорил. Короче, произносил непонятные, нечленораздельные слова. Он орал или кричал, видимо, от испуга.
«Представляю состояние Иванченко. Увидев лежащего Бакланова, видимо, подумал, что его задушил преступник. Асам преступник после разглядывал вещи», — мысленно прикинул в уме.
— От крика, вероятно, проснулся спящий милиционер. И тогда тот перестал кричать и кинулся на меня. Ему стал помогать проснувшийся милиционер. Они вдвоём кинулись на меня. Повалили на пол. Не говоря ничего, надели наручники. Потом сказали, чтобы я взвалил узел на себя и нёс. Я говорю им, как же я понесу, если у меня руки связаны. Тогда они сняли наручники и повели в милицию.
От услышанного меня стал разбирать смех. Я не сдержался и громко прыснул от смеха. Представил такую картину: приходит настоящий преступник, видит спящего милиционера, преспокойно берёт узел с вещами и уходит. Да, напоследок, небось, скажет: «Спи дольше, мент. Хороших тебе снов!» Просыпается милиционер, видит, узла нет! Вот была бы потеха! Примерно я представил, какая была бы сенсация!
— Сурков, — сказал я, когда пришёл в себя от смеха, — выйди в коридор. Посиди или покури. Потом я вызову, как Иванченко приведёт понятых. — Когда Сурков вышел, я посмотрел на Бобова. Пока я допрашивал Суркова, Бобов не проронил ни одного слова. Сидел, глубоко задумавшись.
— Ну, как тебе? Можно так работать, а, Николай?
— У меня слов нет, чтобы что-то сказать. Хорошо ещё, что Сурков не являлся настоящим преступником. А то бы улетели наши вещи. Ищи тогда ветра в поле. Вот и надейся!
Интересно, кто же спал? Куда же второй ходил? Второго не было же в нише, когда пришёл в нишу Сурков.
— А это легко узнать, — смеясь, сказал я. — Спроси Бакланова, он всё расскажет. Впрочем, это теперь не имеет никакого смысла. Меня сейчас больше интересует, что будет, когда об этой истории узнает наш начальник. Вот будет потеха! — Но я рано радовался.
— Слушай, Рудольф, что ты теперь будешь делать с Сурковым? — пристально заглядывая в мои глаза, спросил Бобов. — Будешь задерживать его или отпустишь?
Я усмехнулся в себе, но вслух задал взаимный вопрос Бобову:
— А ты как поступил бы на моём месте?
Бобов отвёл от меня свои глаза, слегка замялся и ответил неопределённо:
— Не знаю, но соглашусь с любым твоим решением.
— Отлично, Николай! — воскликнул я. — Раз ты согласен с моим мнением, тогда поступим по совести. Теперь вся надежда на тебя. Сделай доброе дело. Это необходимо! Проверь, пожалуйста, где был, что делал в ночь на первое января этот Сурков. Подробно допроси жену, детей, соседей. На работе тоже поинтересуйся. Поговори с его друзьями. Почему я это говорю? Чтобы не было потом недоразумений. Ты понял меня?
— Понял, Рудольф. Сделаю, как ты просишь.
— Ты отпустил его? — спросила жена, когда я кончил говорить.
— У меня не было никаких оснований задержать его.
— Все согласились с твоим решением? — задала вопрос жена, прямо посмотрев на меня. Я понял её, почему задала она этот вопрос. Она в курсе, какие отношения бывают у меня с уголовным розыском и его начальником в принципиальных вопросах.
— Поживём и увидим. Дело только раскручивается.
— Заходите, Зинаида Ивановна, — сказал я, увидев в дверях моего кабинета заведующую пошивочной мастерской. Мы обменялись приветствиями, и я предложил ей сесть. Она охотно приняла моё предложение. Когда она уселась, я произнёс:
— Простите, Зинаида Ивановна, я не ожидал Вас так рано, и по этой причине Вам придётся немного подождать. Я не успел подготовиться, так как для проведения опознания мне нужны понятые. Я на некоторое время отлучусь. Вы пока почитайте вот этот журнал. — Подал ей журнал «Советская милиция» и вышел из кабинета. Пошёл искать понятых. На улице я остановил двух молодых людей и попросил быть понятыми. Получив добро, я повёл их ко мне в кабинет. Пока шли, я вкратце рассказал им о сути дела. Когда уселись понятые, я обратился к Зинаиде Ивановне:
— Я пригласил Вас для того, чтобы Вы внимательно посмотрели в присутствии понятых на вещи, изъятые нами в нише заводского забора. Ваша задача заключается в том, чтобы определить, есть ли среди предъявленных Вам вещей вещи из Вашей мастерской? Дать пояснения по каждому материалу, почему указанная вещь из Вашей мастерской? Есть ли на указанный товар документ: накладные и тому подобное. Вам вопросы ясны, Зинаида Ивановна?
— Да.
— Отлично! Тогда приступим к делу. Вот узел с вещами, — я поднял узел, который стоял в углу кабинета, и поставил возле стола. — Вот Вам лист бумаги, ручка и метр. Записывайте каждый материал отдельно с указанием длины, расцветки и стоимости, и когда получили данный материал. Я думаю, Вы, Зинаида Ивановна, прихватили с собой документы на материалы?
— Да, Рудольф Васильевич, как Вы сказали!
— Хорошо. Давайте тогда работать.
Потратив более одного часа на всю эту процедуру, в заключение Зинаида Ивановна заявила:
— Среди рассмотренных вещей нет двух платьев из кримплена. Я официально заявляю, что предъявленные на опознание вещи являлись собственностью нашей мастерской и были похищены в новогоднюю ночь. Все накладные на эти вещи имеются. Хочу добавить, что платья тоже были похищены. Эти платья, как я Вам уже говорила, были готовы к Новому году, но одна заказчица не пришла по неизвестной причине, а вторая пришла, но нашли недоработки в платье, и она не взяла его. Оставила на доделку.
— Зинаида Ивановна, Вы помните этих заказчиц?
— Конечно, знаю. Знаю, где они работают и где живут. Город ведь у нас не велик. Я сама родилась в этом городе и знаю очень многих, и меня знают. Все заказчицы, извините меня, когда приходят заказывать какую-либо вещь, приходят ко мне. Просят показать материал. С моего согласия, с материалом идут уже к швее. Вы, вероятно, знаете, что материалы наши дефицитные, и по этой причине заказывающие люди из сословия знатных, занимающие определённые должности в городе.
Я усмехнулся, услышав такое пояснение, и добавил от себя:
— Если выразиться по простонародному наречию — «по блату», по знакомству, по указанию выше. Я правильно понял Вас, Зинаида Ивановна? — Мои слова явно обожгли душу Зинаиды Ивановны. Её светлое, не потерявшее ещё в свои пятьдесят лет свежести лицо в один миг превратилось в красный комок. Она виновато, может, от стыда, опустила глаза. Не поднимая глаза, проговорила: