— Если принять во внимание, что злостные, конченные алкоголики пьют всякие гадости, вплоть до тормозной жидкости, я не исключаю и такую возможность: подвернулся этот, как его «каустик», и по пьянке мог и выпить. Я не удивлюсь, если в следующий раз кто-то из алкоголиков выпьет и кислоту какую-нибудь.
— Какой же ты, Николай Никифорович, жестокий, безжалостный, бесчувственный человек к алкоголикам, — поддел я его. — Не забывай, они тоже люди. Точнее будет сказано, были ранее нормальными людьми. Жизнь ведь организована не по законам истинной человеческой справедливости. Всякое бывает в жизни: печальное стечение обстоятельств, всякие несправедливости по отношению к человеку, жизненные неурядицы, и в какое-то время они выпали из колеи нормальной жизни. Не оказали им своевременную помощь, не проявили милосердия. Они нуждаются в нашей помощи, поддержке…
— Мне с ними детей не крестить, — недослушав меня, быстро заговорил Бобов. — Они у меня вот где сидят! — и Бобов рукой показал на свою печень. — У кого-то в семье не заладится, бегут ко мне с жалобой. Разборки в семье — снова ко мне с жалобой. Пропил муж зарплату, жена его у меня с жалобой. Начинаешь собирать материал для наказания в административную комиссию или для отправки в лечебно-трудовой профилакторий, жёны снова ко мне, но уже не с жалобами, а, наоборот — с просьбой о помиловании. Начнут плакать, умолять, что они у них хорошие, были пьяны и потому дебоширили, и так далее, и тому подобное… Как я к ним должен относиться?
— Ладно, не расстраивайся, я так — к слову пришлось. Алкоголизм, считай, не привычка, а настоящая болезнь. Эта наша общая беда. Алкоголизм медленно, но верно, беспощадно, целенаправленно развращает, уничтожает, убивает и самого пьющего, и тех, кто с ним рядом. Его надо лечить, и лечить надо его чем быстрее, тем лучше, иначе это станет проблемой самого общества.
— Бороться надо с алкоголизмом надо, — сказал уже более спокойно Бобов. — Но одной милиции с этой проблемой не справиться. Нужен масштаб и — самое главное — всеобщее хотение и стремление, тогда и будет результат.
— Очень правильно и глубоко мыслишь, Николай Никифорович, — поддержал я его. — Это очень хорошо, но давайте обсуждение больной для всех темы отложим на более благоприятное время. Сейчас я хотел бы услышать мнение участкового Иванченко по поводу заключения судмедэксперта? Поймите меня правильно, я расспрашиваю каждого из вас по поводу заключения экспертизы не ради праздного интереса, как мне кажется, тут кроется какая-то тайна. Эту тайну мы должны раскрыть, и тогда мы выйдем на след преступника. Ведь каким-то образом этот каустик попал же в желудок сторожа Журова. Сам Журов, как мне думается, зная, что каустик опасен, вряд ли употребил его. Он же не самоубийца. — Выслушав меня, Иванченко вскинул на меня глаза и, не моргнув, выпалил:
— Я полностью согласен с Бобовым. Пьяницам, алкоголикам нет никакой разницы, что пить, что нельзя, лишь бы находиться в пьяном состоянии. Пьют же, черти, всё подряд. Мне представляется, какая может быть тайна, если человеку подвернулся этот каустик, по пьянке мог и выпить. Говорят же, что «пьяному и море по колено».
Я горестно покачал головой и сказал:
— И ты туда же, Николай Иванович, что и Бобов! Что у вас больше не о чём говорить! Задолдонили одно и то же. Надо мыслить, ребята, шире и глубже. То, что у Журова в желудке обнаружен этот каустик, это уже доказанный факт. Значит, это говорит о том, что он употреблял этот каустик. Теперь, когда мы знаем причину смерти, то возникает вопрос: каким образом этот каустик оказался под рукой Журова в ночное время, в замкнутом помещении мастерской? Вот о чём надо думать! У меня этот вопрос возник тотчас же, как только прочитал заключение эксперта. Как я помню и ты, Николай Никифорович, помнишь, вероятно, что при осмотре мастерской после кражи, никаких бутылок или другой ёмкости с такой жидкостью не обнаружили. Помнишь или нет?
— Помню, конечно.
— Если помнишь, хочу ещё добавить к сказанному, и ёмкости из-под спиртного, тоже ведь не обнаружили. Эти факты не наводят ли вас на глубокие размышления, а? Только прошу вас, отнеситесь к делу серьёзно и творчески!
Первым, как обычно, заговорил Бобов.
— Логично! — воскликнул он, не раздумывая. — Действительно, откуда взялся этот каустик у Журова? — задал вопрос Бобов, не зная, кому он адресован. — Во время осмотра действительно мы не обнаружили никаких ёмкостей. Вот это новость!
Я сделал серьёзный вид и добавил:
— Николай Никифорович, подумай-ка лучше, может, ты плохо искал? Может, плохо осматривал помещение? Как-никак в тот момент голова твоя не совсем была свежа, после бурной праздничной ночи. Не так ли? Ты не допускаешь такой вариант?
Бобов воспринял мой выпад болезненно и отчаянно выкрикнул:
— Рудольф Васильевич, такого быть не может! Что я, первый раз, что ли, участвовал при осмотре места происшествия? Я тщательно осматривал все комнаты, все углы и даже в туалет заглядывал. Нет, нет, это — исключено! Бутылок никаких не было, это точно так же, как дважды два — четыре! Если ты, Рудольф, сомневаешься, давайте пригласим понятого Дёмкина. Он от меня не отходил ни на шаг и сам всё проверял.
Я охотно согласился и кивнул головой.
— Хорошо. Я верю. Я тоже проверял, осматривал. Тогда давайте всем миром думать, гадать, предполагать, выдвигать версии, как каустик оказался у Журова, а именно, в мастерской, и самое главное, — где он его взял и когда?
— Не допускаете ли вы, — вступил в разговор Иванченко, перекидывая свой взгляд то на меня, то на Бобова, — что Журов пришёл на работу, уже будучи выпившим? Мог выпить дома перед работой, по дороге на работу у каких-то алкашей. Мог ведь?
— Мог! — твёрдо и уверенно возразил Бобов, направив свой смешливый взгляд на Иванченко. — Но только не в этот раз. Журов, что — совсем того, — и Бобов покрутил пальцем возле виска. — Николай, говори, но не заговаривайся. Заведующая мастерской уверила, что Журов в тот вечер на работу пришёл трезвенький. Так-то вот, товарищ участковый! Да к тому же, что Журов, если даже по дороге на работу выпил с кем-то, нарочито выпил бы что ли каустик, чтобы среди ночи заболеть и уйти с дежурства и через день умереть? Ты в такую чепуху можешь поверить? — Иванченко не хотел признать свою версию несостоятельной и стал упорно огрызаться.
— Николай Никифорович, заведующая как могла определить, что сторож выпивший или нет? На глаз? Это ещё не доказательство. А ведь она не водила же его на освидетельствование. Так?
Бобов резко вскинул свои изумлённые глаза на участкового и быстро проговорил:
— Не водила, это верно. Это ничего не значит. Но ты пойми, если пьяный человек — ты что, не поймёшь, не заметишь, что он пьян? Тогда тебе, Николай, если в таких вещах не разбираешься, тебе не в милиции работать, а в колхозе быкам хвосты крутить, — торжествующе закончил Бобов свою речь, отвёл свой взгляд от Иванченко и направил на меня. Видимо, ожидая моей поддержки. Не дождавшись, участковый, всё равно решил не сдавать свою позицию.
— Вышло ведь всё же по-моему! — торжественно воскликнул Иванченко. — Я оказался прав. Дважды, прав!
Так и есть, что Журов пришёл на работу в нетрезвом состоянии. И, по всей видимости, каустик, уже будучи в организме сторожа, постепенно стал разъедать его желудок. И, когда ему стало совсем плохо, он выставил стекло окна, вылез из помещения и ушёл домой.
Я и Бобов изумлённо уставились на Иванченко.
— Николай Иванович, — смеясь, проговорил я, — а как же вещи? Вы все утверждали, особенно ваш начальник, что сторож похитил вещи. Как же он, еле живой, тащил вещи и спрятал в нише, перелезая через забор, а?
На мою реплику Иванченко не ответил. Молча остался сидеть.
Бобов, по привычке своей несдержанности, тут же стал возражать и спорить с Иванченко. Я не стал вмешиваться в их спор.
Пока они спорили, я стал размышлять по поводу высказываний Иванченко: «С доводами Иванченко можно было бы согласиться частично, если бы не было заключения судмедэксперта. В заключении чётко и ясно указано, что в организме Журова обнаружено повышенное содержание алкоголя. Если бы Журов пришёл на работу в сильной степени опьянения, то заведующая непременно заметила бы. Это тоже факт! Я пока верю ей». Вдруг меня осенило!
— Ребята, постойте! Перестаньте ссориться! — воскликнул я, обрадовавшись своей догадке. — Ребята, а ведь действительно, в самом деле, была бутылка!
— Где же она тогда? — разом выкрикнули Бобов и Иванченко, уставившись на меня своими удивлёнными глазами.
Я сделал секундную паузу. И с таинственным видом, чтобы удивить ребят, воскликнул:
— Её забрал с собой Журов, когда уходил домой!
Высказав, я сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию ребят.
— Как ты узнал, что Журов забрал бутылку домой? — тут же задал вопрос Бобов. — У тебя что, есть данные, свидетельствующие об этом? — наступал на меня Бобов, по-видимому, радуясь, что наконец-то тайна раскрылась.
Я слегка усмехнулся и произнёс:
— Ребята, вы сейчас разочаруетесь, но сразу предупреждаю, что в этом есть рациональное зерно. У меня нет пока никаких данных, доказательств, что Журов забрал бутылку домой. Но я почему-то уверен, что оно так и было. По сему ещё раз придётся поговорить с женой Журова и поискать в её домовладении эту бутылку.
Не успел закончить фразу, как Бобов и Иванченко устремили на меня свои удивлённые глаза.
— Мы же проводили у них обыск, но ничего не нашли, — быстро проговорил Иванченко и, довольный собой, победоносно посмотрел на меня.
— Я знаю, Николай Иванович, — сказал я, — что вы производили обыск в домовладении Журовых. Хочу спросить сейчас, что вы тогда искали? Можете ответить?
— Как, что искали? Искали похищенные вещи, — уверенно выкрикнул участковый.
— Верно. Вы искали у Журовых похищенные вещи, — спокойно сказал я. — На бутылки вы тогда не обращали внимания. Так ведь? Так! Это факт! Тогда мы не знали о каустике, потому не искали, а теперь знаем. Вот и его надо искать теперь. Это нужно сделать срочно и немедленно! Сейчас же! Потом, может, будет поздно. Кому поручим это дело?