– Ужин на столе, пап, – сказала я ему.
– Спасибо, Беллз. – Он еще раз прижал меня к себе, прежде чем устало зашагал на кухню.
Элис направилась обратно к дивану, я за ней. На этот раз она прижала меня к плечу.
– Выглядишь усталой.
– Да, – согласилась я и пожала плечами. – Это все от смертельных трюков… Ну, а что Карлайл думает о твоей поездке сюда?
– Он ничего не знает. Они с Эсми отправились на охоту. Я свяжусь с ним через несколько дней, когда он вернется.
– Но ему-то ты ничего не расскажешь… когда он снова приедет навестить вас? – спросила я.
Элис поняла, что теперь речь шла вовсе не о Карлайле.
– Нет. Иначе он мне голову откусит, – мрачно ответила она.
Я рассмеялась, а потом вздохнула. Спать мне не хотелось. Мне хотелось всю ночь напролет разговаривать с Элис. И усталости я вроде бы не должна была чувствовать после того, как целый день провалялась на диванчике у Джейкоба. Однако сегодня я чуть не утонула, и это выжало из меня почти все силы – глаза у меня слипались. Я опустила голову на твердое, как камень, плечо подруги, и вскоре провалилась в счастливое забытье, на которое могла лишь надеяться.
Проснулась я рано, после глубокого, без сновидений сна, чувствуя себя хорошо отдохнувшей, но какой-то одеревеневшей. Я лежала на диване, укрытая одеялами, которые приготовила для Элис, и слышала, как они с Чарли о чем-то разговаривали на кухне. Судя по доносившимся оттуда звукам, Чарли готовил ей завтрак.
– И как тяжело это проходило, Чарли? – тихо спросила Элис, и я сначала подумала, что речь шла о семье Клируотеров.
– Очень тяжело, – вздохнул Чарли.
– Расскажи-ка мне все. Я хочу знать, что именно произошло, когда мы уехали.
Наступила пауза, во время которой закрыли дверь шкафчика и выключили таймер на плите. Я ждала продолжения, сжавшись в комок.
– Я никогда не чувствовал себя таким беспомощным, – неторопливо начал Чарли. – Сам не знал, что мне делать. В первую неделю… я думал, что мне придется отправить ее в больницу. Она не ела, не пила, вообще не шевелилась. Доктор Джеранди сыпал словечками вроде «кататонический ступор», но я не разрешил ему ее осмотреть. Я боялся, что это ее еще больше напугает.
– Но она ведь как-то из этого выкарабкалась?
– Я попросил Рене приехать и забрать ее к себе во Флориду. Мне не хотелось оказаться… в случае, если бы ей пришлось отправиться в больницу или куда похуже. Я надеялся, что рядом с матерью ей полегчает. Но когда мы стали собирать ее вещи, в ней проснулась какая-то ярость. Я никогда раньше не видел, чтобы Белла закатывала такие скандалы. У нее никогда не было склонности к истерикам, но тут она разъярилась не на шутку. Она швыряла одежду по всему дому и визжала, что мы не сможем заставить ее уехать… а потом наконец разревелась. Я решил, что это переломный момент. И не стал спорить, когда она настояла на том, чтобы жить здесь… к тому же сначала мне и правда казалось, что ей становится лучше…
Чарли умолк. Мне было тяжело слушать все это, зная, сколько боли я ему принесла.
– Однако… – подтолкнула Чарли Элис.
– Она снова стала ходить в школу и на работу, ела, спала и делала уроки. Она отвечала, когда кто-то задавал ей прямой вопрос. Но стала… какой-то опустошенной. Пустой, неосмысленный взгляд… И еще масса других мелочей. Она больше не слушала музыку – в мусорном баке я нашел целую кучу расколотых компакт-дисков. Она перестала читать, не появлялась в гостиной, когда там работал телевизор, хотя и раньше-то нечасто его смотрела. Наконец я понял: она старательно избегала всего, что могло бы напомнить ей… о нем. Мы с ней почти не разговаривали. Я опасался сказать что-нибудь, что ее расстроит, – она вздрагивала и тряслась от малейших пустяков, – а сама разговоров не заводила, лишь отвечала, если я ее о чем-то спрашивал. И все время она была одна. Она не звонила своим друзьям и подругам, и через какое-то время они сами перестали ей звонить. Тут была настоящая ночь живых мертвецов. Я до сих пор слышу, как она кричит во сне…
Я почти видела, как он вздрогнул. Меня саму трясло от этих воспоминаний. Мне не удалось обвести его вокруг пальца, ни на секунду…
– Мне очень жаль, Чарли, – печально произнесла Элис.
– Это не твоя вина. – По его интонации было совершенно понятно, что винит он другого. – Ты всегда была ей хорошей подругой.
– Но теперь-то ей, кажется, уже лучше.
– Да. С тех самых пор, как она стала общаться с Джейкобом Блэком, я заметил, что она действительно пошла на поправку. Возвращается домой с румянцем на лице, с блеском в глазах. Она стала счастливее. – Чарли умолк, а когда заговорил снова, голос его изменился. – Он на год с небольшим младше ее, и я знаю, что она всегда воспринимала его как друга, но теперь, по-моему, тут уже нечто большее или, по крайней мере, к тому близится, – почти с вызовом произнес он. Это прозвучало как предупреждение, но не Элис, а тем, кому она его передаст. – Для своих лет Джейк почти взрослый человек, – продолжил он по-прежнему слегка вызывающе. – Он ухаживает за инвалидом-отцом так же, как Белла обихаживала свою взбалмошную и неуправляемую мамашу. Это придало ему зрелости. К тому же он симпатичный парень – весь в мать. Знаешь, он неплохая пара для Беллы, – твердо закончил Чарли.
– Это хорошо, что он у нее есть, – согласилась Элис.
Чарли шумно вздохнул, быстро успокоившись от отсутствия возражений.
– Ладно, похоже, я немного преувеличиваю. Не знаю… даже с Джейкобом, я иногда вижу что-то у нее в глазах и гадаю, понимаю ли до конца, какую боль она переживает. Это ненормально, Элис, и… это меня пугает. Совсем ненормально. Не как будто ее кто-то бросил… а как будто кто-то умер. – Его голос дрогнул.
Действительно, как будто кто-то умер – я. Потому что случилось большее, чем утрата главной любви всей жизни – словно этого недостаточно, чтобы убить человека. Я словно лишилась будущего, семьи, той жизни, которую для себя избрала…
Чарли продолжил безнадежным тоном:
– Не знаю, как она все это переживет, не уверен, сможет ли она залечить все эти раны. Она всегда отличалась постоянством. Она не отступается, не меняет решения.
– Да, она из такой породы, – сухо согласилась Элис.
– И еще, Элис… – Чарли замялся. – Ну, ты знаешь, как я к тебе отношусь и могу сказать, что она просто счастлива видеть тебя, однако… я немного беспокоюсь насчет того, что с ней будет после твоего отъезда.
– Я тоже беспокоюсь, Чарли, уж поверь. Я бы не приехала, если бы мне в голову не пришли кое-какие мысли. Извини.
– Не надо извиняться, дорогая. Кто знает? Может, это для нее и хорошо.
– Надеюсь, что ты прав.
Последовала долгая пауза, во время которой слышался стук вилок о тарелки. Мне стало интересно, куда Элис прятала еду.
– Элис, мне нужно кое-что у тебя спросить, – неуверенно начал отец.
– Давай, – спокойно отозвалась Элис.
– Он ведь не наведается сюда, как ты, правда? – Я уловила в голосе Чарли тщательно скрываемую злобу.
Элис ответила тихо и убедительно:
– Он даже не знает, что я здесь. В последний раз, когда я с ним говорила, он находился где-то в Южной Америке.
Я замерла, услышав эту новость, и прислушалась еще внимательнее.
– Это хоть что-то, по крайней мере, – буркнул Чарли. – Ну, надеюсь, что ему там неплохо.
В голосе Элис впервые зазвучали стальные нотки:
– Я бы не спешила с выводами.
Я знала, что глаза ее вспыхивали, когда она говорила подобным тоном.
Громко скрипнул отодвинутый от стола стул. Я представила себе встававшего Чарли: Элис никогда бы не произвела такого шума. Из крана потекла вода, брызгая на тарелку. Похоже, они не собирались больше говорить об Эдварде, так что я решила, что пора просыпаться.
Я повернулась на бок, навалившись на пружины, чтобы они заскрипели, и громко зевнула. На кухне воцарилась тишина. Я потянулась и вздохнула.
– Элис? – невинно позвала я. Раздраженное горло сделало мою игру еще более правдоподобной.
– Я на кухне, Белла, – отозвалась Элис, словно и не подозревала, что я подслушивала. Подобные вещи она хорошо умела скрывать.
Чарли собрался уезжать – он помогал Сью Клируотер с организацией похорон. Без Элис день тянулся бы для меня бесконечно долго.
Она так и не обмолвилась о своем отъезде, а я ее не спрашивала. Я знала, что это неизбежно, но выбросила это из головы. Мы стали говорить о ее семье – обо всех ее членах, кроме одного.
Карлайл работал в ночной хирургической бригаде в Итаке, штат Нью-Йорк, совмещая это с преподаванием в Корнелльском университете. Эсми занималась реставрацией особняка семнадцатого века, исторического памятника, стоящего в лесу к северу от города. Эмметт и Розали уехали в Европу, чтобы провести там очередной медовый месяц, но скоро должны вернуться. Джаспер тоже учился в Корнелльском университете, на этот раз на философском факультете. А Элис занималась своим частным расследованием, касавшимся информации, которую я ей случайно раскрыла прошлой весной. Она успешно разыскала лечебницу для душевнобольных, где провела последние годы жизни в качестве человеческого существа, – жизни, которую она вообще не помнила.
– Меня звали Мэри Элис Брэндон, – тихо сказала она. – У меня была младшая сестра по имени Синтия. Ее дочь – моя племянница – до сих пор живет в Билокси.
– Ты узнала, почему тебя поместили в эту… больницу? – Что могло довести родителей до подобной крайности? Даже если у их дочери случались видения будущего…
Она покачала головой, задумчиво глядя на меня.
– Я не очень-то много о них разузнала. Я просмотрела на микропленках все старые газеты. Мою семью в них не часто упоминали, она не принадлежала к кругу, интересующему журналистов. Там говорилось о помолвке моих родителей. И о помолвке Синтии. – Она неуверенно произнесла имя сестры. – Объявление о моем рождении… и мой некролог. Я нашла свою могилу. И запись о поступлении в лечебницу в архивах. Дата моего поступления в лечебницу и дата смерти на надгробном камне – одна и та же.