Друга Володю схоронили в Пасхальную среду на Семеновском кладбище. Там похоронены двое моих детей, Галя и Миша, умершие в 1898 и 1904 гг. Могилки их были огорожены деревянной решеткой с прочными столбиками, и увы! — нет уже этой загородки: в эту зиму и ее растащили на дрова, таковой же участи подвергнулись на кладбище всякие такие загородки. Крест на их могилке пока пощажен284.
«Похоронные администраторы» пытаются противостоять этому, но и они понимают, сколь высока потребность в дровах, в том числе работников кладбищ: Сегодня один из преподавателей командных курсов, человек лет 60, говорил мне, что отсутствие средств не дало ему возможности приобретать яблоки, в то время как другие жрали их десятками. И вот у него появилось желание украсть несколько яблок на базаре. Но если человека образованного тянет к себе так сильно яблоко, то что же должен испытывать бедняк, видящий недоступный ему кусок хлеба. Отсюда, быть может, и кража хлеба на базаре красноармейцами. Тогда как осуждать таких воров? Смотрю же я сам сквозь пальцы, когда сторожиха моего кладбища за неимением дров крадет кресты с кладбища для обогревания жилища и варки пищи285.
Стихийный захват кладбищ советскими организациями и городскими обывателями не был единственной причиной изменения внешнего вида московских некрополей. Переосмысление функций кладбищ повлекло за собой изменение восприятия не только всей территории, но и отдельных объектов, находящихся на ней. Мрамор, гранит, плиты и склепы, чугунные решетки (ограды) — все эти символы вечности также оказались ненужными в новом мире. С наступлением НЭПа Похоронный отдел МКХ начинает реализацию залежей мрамора и гранита со своих складов286, а Госфонд использует надгробия и другие материалы с кладбищ на нужды молодого Советского государства — на облицовку зданий и мощение улиц и набережных287. Наряду с камнем вторично используются и металлы288.
Несмотря на то что функционеры и хозяйственники руководствовались соображениями целесообразности, такое решение вызывает оторопь обывателей: — Вот посмотрите на Большой театр. Его недавно заново облицевали. Так при этом до того заботились о художественной стороне дела, что не решились облицевать новыми камнями, которые дисгармонировали бы с возрастом здания.
Инженеры отправились на кладбище и отыскали там надмогильные плиты соответствующего года — и теперь видите, как хорошо вышло?
— Правда, правда, — прибавил он, видя, что я с совершенно ошарашенным видом смотрю на него289.
Смотреть на эти сваленные в кучу памятники нет сил. Сколько слёз на них было пролито, с какою любовью их ставили на вечные времена, и вот пришел хам и все снес. Зачем? Только для того, чтобы вдоль широкой улицы панели были бы обложены гранитом — и какие граниты! — и мрамором и приезжие туристы восхищались нашей культурой. А рядом в Олонецкой губ. 26 сортов мрамора. Сволочи. И все трусость подлая, желанье выслужиться, показать, что всем жертвует для коммунизма. А при чем тут коммунизм?290 Вдобавок ко всему инициатива по демонтажу памятников и надгробных плит зачастую сильно опережала реальные потребности строительства, и сваленные в огромные кучи прямо на кладбище монументы месяцами ждали дальнейшего использования:
Личным осмотром Рогожского кладбища в Москве установлено безобразное отношение со стороны Г орфинотдела и Mo crop дор отдела, которые не считаясь с возможностью своевременно использовать и вывезти с территории кладбища сваливают и разбивают надгробия и памятники, чем вызывают вполне справедливые нарекания не только религиозно верующих, но и всех тех, кто хозяйски относится к имуществу Госфонда и необходимому культурному порядку291.
В результате такого способа благоустройства города, естественно, ухудшалось и без того бедственное состояние кладбищ:
Кладбище превращено в каменоломню. Отовсюду доносится стук молотков о камень. Все склепы, памятники разворочены, в грудах лежат надгробные плиты, мраморные кресты; это все для городских панелей! Я увидала группы молодых граждан, обмеривающих памятник, и спросила, все ли склепы и памятники будут уничтожать. «Те, которые отбирает комиссия после постановления Президиума» (по-видимому горсовета)292.
Кладбища как общественные пространства советских городов
Говоря об изменении функций кладбищ в больших городах Советского Союза в 1920-1930-е годы, необходимо отметить, что кладбищенские территории стали в этот период одними из немногих зеленых зон в растущих городах. Лавинообразный приток населения в города, уплотнение жилого фонда многократно повысили нагрузку на рекреационные городские пространства. Как уже отмечалось, немногочисленные общественные пространства и зеленые насаждения, муниципализированные так же, как и кладбища, вскоре после революции, серьезно пострадали во время топливного кризиса первых лет советской власти. Попытки восстановить зеленый фонд не были достаточно эффективными, и к концу 1920-х дореволюционный уровень благоустройства городской среды так и не был достигнут. Однако в начале 1930-х ситуация меняется, поскольку вопрос озеленения и развития общественных пространств переводится в политическую плоскость. Рабочий «нуждается <...> в заслуженном отдыхе среди зелени и цветов»293. Началось стремительное озеленение городов, и всего за два года (1931-1932) были достигнуты дореволюционные показатели; более того, в Москве площадь зеленых насаждений увеличилась в 5 раз по сравнению с 1916 годом294.
Недостаток общественных пространств заставляет новых горожан использовать для отдыха любые зеленые насаждения, в том числе кладбища. Авторы дневников 1920-1930-х годов часто упоминают кладбища как места прогулок. На кладбищах гуляют как в одиночестве, так и в компании друзей295. Создается впечатление, что порой это превращается в развитую социальную практику:
С мешочками, пакетами, фанерными чемоданчиками, свертками, с «выпивкой», порой с пузатым самоваром, одеялами и подушками — всей семьей, со всеми домочадцами, включая кошку и собаку, отправляются ленинградцы на кладбище. Постепенно тьма окутывает кладбище и рабочий, размякший от еды и выпивки, усталый от криков, шума, хриплых шарманок, священных псалмов, спешит вернуться домой и заснуть мертвым сном после праздничного «отдыха»296.
Такого рода гулянья, конечно, родственниками похороненных воспринимаются отрицательно:
Кукуевское кладбище. Возвращались с могилы старицы моей, натолкнулись (я и Соня) на бесчинствующую молодежь. Рабочие, человек пять, один с гармошкой, с ними молодая женщина. Орали песни, потом стали плясать под гармошку, возле церкви, на одной из главных аллей кладбища. Сначала меня обуял гнев, но удалось подавить его. Я подошла и тихо сказала: «Милые мои, ведь тут горе человеческое. Горю, слезам нужна тишина, место ли тут гармошке и танцам». Один из парней с хорошим лицом спросил: «Вы тут схоронили кого-нибудь?» Я ответила: «Не я одна, смотрите, сколько тут схороненных, вон там две девушки плачут. Вы, может быть, не знаете еще этого горя, но придется ведь и вам хоронить». Другой парень перебил меня: «Мы не знали, нам сказали, что тут гуляйте. Что ж, мы можем и в другом месте». Гармонист, чтобы не сдаться сразу, брал еще на гармонике такты, но все замедленнее и тише. Девушка, которая смотрела на меня сначала как злой зверек, отвела глаза и задумчиво утупила их на соседнюю могилу. Другие тоже оглядывались, как будто только сейчас осознав, что они среди могил и что есть в мире смерть и горе297.
Рост городов и появление новых производств с рабочими поселками на их окраинах также требовали создания рекреационных пространств. При этом свободные территории для этого предлагалось изыскивать в наиболее санитарно неблагополучных зонах, расположенных, как правило, вокруг старых границ городов. Так, например, в январе 1926 года в отделе Московского коммунального хозяйства Моссовета прошло совещание, посвященное изучению перспектив расширения Москвы на юго-востоке, за территорией городских скотобоен. В ходе этого совещания были отмечены основные площадки, на которых предполагалось создать широкую полосу зеленых насаждений, отделяющую бойни от будущих жилых построек. Для этого предлагалось закрыть Калитниковское кладбище и Спасскую свалку, перепланировать их и использовать как парк298. Центром будущего парка должен был стать пруд на Калитниковском кладбище, с чем были связаны основные опасения отдела относительно санитарной безопасности. Несмотря на то что проект так и не был реализован, а кладбище работает до сих пор, Калитниковский пруд был выведен за территорию кладбища, расширен и превращен в рекреационную зону.
Наделение кладбищенских территорий смешанными и неопределенными функциями порой меняет их статус, делая их более маргинальными пространствами, чем они были раньше. По ночам большие темные пространства с множеством укрытий, особенно там, где сохранились старинные склепы, балдахины и усыпальницы, становятся местом бандитских сходок. Грабеж, разбой и хулиганство становятся постоянной головной болью кладбищенской администрации.
Винный «запасец» быстро истощается и близлежащие пивные берутся с боя, а семейный рабочий торопится «свернуть монатки» и вернуться домой. Боязно. Между могилами с темнотой появляются подозрительные тени, высматривающие добычу. Из полуразрушенных склепов доносятся визги и циничная брань299.
Для других кладбище становится просто местом совместной выпивки:
27 сентября. После обеда пошел на кладбище проведовать брата Алексея. Там нашел друзей, пьющих вино: Сплиндера и Саныпу Леонова. С ними и выпил хорошо. Под вечер опять работал до потемок. Пьяный больше не был. Поправляюсь. 28 сентябрь. По окончанию работы в мастерской опять пью на кладбище со Сплиндером и Васей (бывшим милиционером, уволенным из милиции за вино)300.
Десемантизация смерти на общественном уровне, стихийный захват кладбищ, дефицит общественных пространств приводят к полному уничтожению старого порядка на территории кладбищ, но не создают новые институциональные нормы и одобряемые образы поведения. Даже те посетители кладбищ, которые используют их (в соответствии с новыми веяниями) как общественное пространство, продолжают разрушать кладбища.