Мертвое тело, таким образом, всё больше ассоциируется с мусором, а вопрос о правильном обращении с ним получает новый закономерный ответ — так же как и мусор, мертвое тело должно быть уничтожено, и как можно быстрее, безопаснее и технологичнее. И лучшим средством очиститься от этой нечистоты является огонь.
Рост городов в эпоху промышленных революций, ухудшение санитарной обстановки, эпидемии и переполненность городских кладбищ на рубеже XVIII-XIX веков были ключевыми факторами, вызвавшими изменения похоронных практик по всей Европе397. Традиционный способ захоронения в землю все чаще ассоциировался с угрозой распространения инфекций. Однако, несмотря на общий гигиенический пафос кремационного движения, всплеск интереса к новой погребальной практике в 1870-1880-е годы не был напрямую обусловлен серьезными гигиеническими или санитарными проблемами, связанными с похоронами. Большая часть проблем такого рода в странах Европы и в Америке была к тому времени успешно решена: новые и старые кладбища не были переполнены, а многие кладбища, которые когда-то действительно представляли опасность с точки зрения санитарии и гигиены, были к этому времени закрыты и превращены в парки или застроены новыми городскими кварталамиЗ98.
Таким образом, хотя кремационное движение в целом развивалось в русле представлений эпохи Просвещения о гигиене, которые предусматривали утилизацию трупов наиболее безопасным и технологичным способом в интересах общественного блага, в действительности мертвые тела и зараза, распространяемая ими через кладбища, перестали нести в себе угрозу задолго до появления первых кремационных активистов.
Тем не менее отсутствие прямой угрозы заражения через кладбищенские пространства не меняло отношения общества к мертвому телу в лучшую сторону. Развитие медицины и открытие в 1854 году Филиппо Пачини холерного вибриона ив 1878-1884 годах Робертом Кохом бацилл сибирской язвы, туберкулеза, а также биологических источников других инфекционных заболеваний делало мертвое человеческое тело, особенно если речь шла о смерти инфицированных больных, всё более и более опасным в глазах общества. Вместе с тем и кладбища с сотнями разлагающихся и распространяющих инфекцию трупов, хотя и не несли в действительности никакой угрозы горожанам, представлялись обывателям всё более и более опасной частью городской среды399. И именно кремация воспринималась как та технология, которая могла уничтожить мертвое тело еще до того, как зараза, живущая в нем, начнет распространяться400.
Развивая эти идеи, гигиенисты второй половины XIX века, такие как Уильям Исси и Эдмунд Паркс, всё чаще уподобляют человеческие трупы городским отходам. Поэтому неудивительно, что кремация развивается параллельно с идеей технологической борьбы с городским мусором путем его сжигания. Идея сжигания городского мусора, как бытового, так и человеческих экскрементов и трупов животных, становится всё более популярной во второй половине XIX века.
В середине XIX века санитарные власти многих городов постепенно приходят к выводу, что огонь является наиболее гигиеничным и эффективным способом борьбы с мусором. Он позволяет уничтожать все виды мусора без остатка, избегая трудоемкой процедуры его предварительной сортировки. Начиная с 1870 -х годов этот метод переработки мусора успешно применялся в британских, европейских и американских городах. «Разрушитель мусора», как окрестили американские газеты мусоросжигательную станцию в британском Лидсе, уничтожал до 60 тонн отходов в сутки. Мусоросжигательная станция, представленная на Колумбийской выставке в Чикаго в 1893 году (и одновременно перерабатывавшая ее отходы, скапливавшиеся в процессе работы выставки), описывалась как способная переработать «любые отбросы, жидкие нечистоты, отходы, мусор, навоз и тела животных», не выделяя при этом ни запахов, ни копоти, ни дыма401. Такого рода характеристики, безусловно, вдохновляли пропагандистов кремации того времени. Совпадала даже используемая при описании кремации и сжигания мусора техническая терминология: установки для сжигания мусора назывались sanitary garbage cremators (букв, «ассенизационные мусорные крематории»), а печь для уничтожения мусора и камера для сжигания человеческих останков до сих пор обозначаются одним и тем же словом — incinerator. Так же как и в случае кремации, толчком к созданию «мусорных крематориев» часто оказывались эпидемии. Так, например, мусоросжигательная станция в Лоуэлле, Массачусетс, была открыта после эпидемии холеры402.
Несомненно, развитие идей кремации стало результатом запроса эпохи — «мертвые должны принадлежать исключительно <...> тем, кто мог наиболее эффективно и гигиенично утилизировать органические отходы (химикам, санитарным инженерам, металлургам, врачам и техническим специалистам различных специальностей), и никому другому»403. И инженеры здесь играли важнейшую роль. Кремация развивается параллельно не только с мусороперерабатывающими технологиями, но и с техникой в целом. Регенеративные печи Фридриха Сименса, появление которых в 1856 году совершило переворот в металлургии и стекольном производстве, оказались в 1874 году наиболее пригодными для одной из первых публичных кремаций, когда в незначительно перестроенной печи Сименса было сожжено тело 24-летней Леди Дилке404. Немецкая фирма-производитель кремационных печей «Топф и сыновья»405 первоначально специализировалась на производстве отопительных систем и пивоваренного оборудования, но позже расширила свое производство, включив в него мусоросжигательные и кремационные печи.
Опыт катастрофы
Гигиенический пафос европейского кремационизма во многом носил умозрительный характер. Кладбища крупных европейских городов были в целом реформированы на рубеже XIX-XX веков, последние крупные городские эпидемии относятся к первой половине XIX века, а такие сопряженные с большим числом смертей события, как Крымская война, происходили далеко за пределами Европы. Несомненно, большую роль в развитии и принятии кремации населением европейских стран сыграла Первая мировая война, серьезно изменившая восприятие европейцами как смерти, так и мертвого тела. Однако наибольший интерес к кремации и усилия по ее легализации в Европе пришлись на относительно спокойные (по крайней мере, в санитарно-гигиеническом отношении) 1870-1880 годы. Конечно, большинству образованных людей были очевидны те опасности, которые может представлять не вовремя или недолжным образом погребенное тело, но это не были реальные угрозы, перед с которыми люди сталкивались в своей повседневной жизни.
Контекст развития кремационного движения в Советской России был совсем иным. Острейший кризис, охвативший страну в первые послереволюционные годы, позволил всем и каждому осознать опасность, которую несли в себе мертвые тела. Неожиданные и невиданные ранее перемещения больших масс людей, голод и войны заставляли людей перебираться в большие города. Следствием эпидемий тифа, холеры и других болезней, сопутствовавших этим миграциям, стал резкий рост абсолютной смертности по всей стране. Городские муниципалитеты и похоронные службы оказались в силу ряда причин не в состоянии справиться с захоронением огромного числа трупов, заполнивших больницы, мертвецкие, кладбища и обочины железнодорожных линий406. Справиться с проблемой не удавалось в течение нескольких месяцев, что грозило еще большей санитарной катастрофой с потеплением поздней весной и летом. Описания ситуации в отчетах и воспоминаниях современников рисуют действительно ужасающую картину.
В Москве пик похоронного кризиса приходится на зиму 1918/19 года. Вот как описывает его отчет «О состоянии похоронного в Москве дела в связи с национализацией кладбищ и похоронных бюро», составленный Юрисконсультским отделом Народного комиссариата государственного контроля: Точных и полных сведений о числе трупов и местах нахождения их по всей Москве добыть не удалось <.. .> трупы стали доставлять на кладбище из военного госпиталя на возах, оголенные, неприкрытые. Много трупов <...> лежало на кладбище перед Р. X. н. г. не в могиле, а просто на земле без гробов, в данное время на кладбище имеется незакопанная братская могила, в которую ожидается поступление до 300 трупов из госпиталя Петра I <...> находящиеся в могиле трупы, повидимому разлагаются. Заслуживает особого внимания, что в морг того же госпиталя в ночь на 25 декабря 1918 года было доставлено сразу только 23 трупа в санитарном, а не в специальных вагонах трамвая407, остановились с трупами, не доехав, вследствие снежных заносов, полторы версты у бывш. Алексеевского военного училища, трупы оказались в таком безобразном виде, что это вызвало волнение собравшейся утром толпы в 300-400 человек, такое волнение, что пришлось вызвать военную силу. <...> Трупы <.. .> находятся в сильной степени разложения. <.. .> Их свалили в большом количестве друг на друга, так как форма лица и туловища от сильного сдавливания были изменены. На некоторых трупах была часть собственной одежды, на многих — нижнее белье, иные были совсем голые. По билетикам на трупах трудно было определить личность покойного408.
Ситуация в других городах была еще хуже. Зимой 1919/20 года, в разгар Гражданской войны, Ново-Николаевск (Новосибирск), крупнейший город Сибири, был охвачен эпидемией тифа. Жертвами болезни стала почти половина населения города. Городским властям требовалось срочно захоронить десятки тысяч (!) трупов, большая часть которых не была опознана. Историк Екатерина Красильникова приводит в своей книге воспоминания «старого большевика» А. Денисова, участвовавшего в «очистке» города после отступления из него армии Колчака:
Мы получили в наследство 62 000 трупов. Могилы мы делали сразу на 8000 трупов, а потом заливали их известкой, чтобы не распространялась зараза. Частично сожгли их в Гофмановых печах. Опускали туда трупы сверху через люк... В каждом доме почти были расположены белогвардейцы, в каждом доме был тиф. Чтобы не хоронить мертвых, жители закапывали их в снег, вывозя на улицу, больше на Базарную площадь. Выйдешь, а из снега то ноги торчат, то еще что-нибудь. Мы свозили их к Военному городку. Когда эти 62 тысячи были сложены в штабеля, то получилась колоссальная скала, горы настоящие. Это было что-то кошмарное409.