После долгих объяснений подпись судебного врача была наконец получена. Когда он возвратился снова к нотариусу, очередной хвост оказался еще внушительней, а между тем время не терпит. Покойник лежит уже четвертый день без гроба, но ничего не поделаешь; запасшись терпением и простояв несколько часов в очереди, он наконец достиг «стола смерти». За этим столом две девицы еле справляются с «мертвыми душами». Задается целый ряд вопросов, приходится расписываться в трех книгах. Наконец бумага дана. Но это еще не все.
За окончательным решением пришлось снова идти в комиссариат и отвечать на вопросы вроде таких, например:
Сколько лет жил в Москве покойник, занимал он квартиру или комнату, в каком жил доме, в каменном или деревянном и т. д.
Ответив на эти все вопросы, он, наконец, на пятый день получил возможность похоронить своего друга586.
Очевидно, что тот набор не соответствующих скорбному моменту вопросов, на которые должен был ответить герой заметки, задавались с одной целью — собрать крупицы информации, касающейся жилищного фонда города и освободившейся жилплощади, тогда, когда это было возможно. По всей видимости, каждое советское ведомство испытывало недостаток сведении о населении.
Для того чтобы добиться успеха, родственникам приходилось проявлять определенную настойчивость. Вот как описывает это в своих воспоминаниях Питирим Сорокин:
Умереть сейчас в России легко, а вот быть похороненным — очень непросто. В разговорах с десятками чиновников, во многочасовых очередях пролетело четыре дня, прежде чем мы смогли получить разрешение похоронить Веру. В конце наших мытарств мы пригрозили одному чиновнику, что, если он не даст разрешения, мы принесем тело в его кабинет587.
Проблема оформления документов многократно усиливалась из-за резкого притока населения в большие города, в первую очередь в столицы. Миграционные потоки 1918-1920 годов, связанные с переносом столицы, Первой мировой войной, Гражданской войной, голодом, меняют демографическую ситуацию в городе. Резкий приток жителей в город, лишенный соответствующего снабжения, а также эпидемии сапа и сыпного тифа приводят к скачкообразному росту нагрузки на похоронную индустрию588. В надежде на лучшую жизнь люди едут в города и заболевают, путешествуя в поездах в антисанитарных условиях. Многие из них умирают в поездах и на вокзалах, другие — в больницах и на улицах города. Все эти тела оказывались в зоне ответственности городских похоронных служб:
...военнопленные умирали часто в суточный срок. Трупы их валялись вдоль полотна железной дороги, так что поезд по пути в Москву подбирал и грузил их в вагоны для предания в городе погребению589.
В период с 1917 по 1922 год происходит резкий рост абсолютного числа смертей. Если в 1917 году смертность в Москве составляла 25 человек на 1000 жителей, то в 1919 году этот показатель составил уже 48,5 человека590. Ситуация в Петрограде была не лучше:
Не зная точной статистики о числе ежедневных смертей в Петрограде, а только вспомнив число смертей в среде своих знакомых за последний только год (более полсотни наберется) — число их громадно! А число жителей, по официальным данным, уменьшилось уже наполовину! Присутствуя же на отпевании умерших в церквах на кладбищах (4 ряда, гроб к гробу, насчитал более ста гробов), не понимаешь, как это Петроград еще не весь вымер?!591 Значительную часть покойников было невозможно идентифицировать. Помимо проблемы деформации трупов этому препятствовала отмена удостоверений личности — в ситуации высокой мобильности, когда многие умершие не имели никаких знакомых, в городе некому было ни опознать их, ни заниматься поисками пропавших родных592. Поскольку число умерших в общественных местах было очень велико, городские власти действительно занимались только ими, пытаясь разгрузить переполненные морги и мертвецкие. Родственники людей, умерших дома, не могли получить поддержки от властей, чтобы похоронить их593.
Как и для других сфер жизни, для похоронного обслуживания сочетание трех важнейших принципов периода военного коммунизма — общественной справедливости для всех трудящихся, отказа от товарно-денежных отношений и принудительной трудовой повинности — привели к плачевным результатам. Поскольку целый ряд декретов 1918-1920 годов не только вводил для всех граждан обязанность трудиться, но и запрещал самовольный переход с одного места работы на другое, бывшим владельцам частных похоронных бюро и их работникам приходилось (хотя бы формально) продолжать выполнять свои обязанности даже тогда, когда условия труда для них были неприемлемы. В то же время принцип социального обеспечения предполагал, что все трудящиеся должны быть в равной мере обеспечены похоронным обслуживанием. После введения обязательной трудовой повинности это означало, что муниципалитеты должны были изыскать возможности для достойного погребения абсолютно всех граждан. Однако механизм оплаты работы похоронных служб был противоречив. Согласно декрету, похороны должны были оплачиваться либо за счет родственников и близких покойного через кассу местного Совета, либо по договорам социального страхования для застрахованных граждан, пенсионных фондов для пенсионеров, за счет местных Советов для малоимущих и беспризорныхб 94. В то же время похороны, равно как и другие коммунальные услуги, были выведены из сферы товарно-денежных отношений. Де-факто это означало, что муниципализированным частным похоронным бюро предлагалось выполнять свою работу бесплатно. Переход на безденежные отношения полностью парализовал сферу похоронных услуг. Могильщики, гробовщики, возчики и конюхи исполняли лишь самый необходимый минимум работ. Со всех государственных складов исчезли гробы595. Похоронные бюро систематически саботировали работу. Возник настоящий черный рынок гробов и похоронных услуг, который предлагал те же услуги, но по другим, часто недоступным ценам. Несмотря на протесты и санкции со стороны Похоронного отдела, все акторы организации похорон готовы были предоставлять свои товары и услуги быстро и вне очереди за наличный расчет596.
Из всех трудностей, с которыми столкнулись родственники умерших, наиболее символичным стало отсутствие гробов. Неоднократные попытки похоронной администрации решить проблему поставки гробов в большие города раз за разом проваливались. В холодную зиму 1918/19 года древесины не хватало даже на дрова. Обеспечение древесиной мертвых происходило, естественно, по остаточному принципу:
Председатель культурно-просветительного кружка приехал реквизировать доски для устройства подмостков в театры. «Не дадим, не дадим! — кричат. — Они определены на гроба». Спор... Со всех сторон вздохи тех, кому нужны гробы: «Ну и жизнь, вот так жизнь, помрешь, и не похоронят, зароют как собаку!597 Зачастую речь уже не шла о покупке готового гроба в похоронном бюро, родственники отдельно изыскивали лес, отдельно — столяра:
Он [батюшка] <...> сказал, что главное затруднение будет с гробом, и указал на находившегося в церкви столяра. Столяр сказал, что уезжает в Богородск, но указал на другого столяра. Тот выразил готовность сделать, но заявил, что нет материала — тесу, причем как-то глупо улыбался и вообще держал себя как пещерный троглодит. Мы побывали еще у третьего столяра, но у того не оказалось ни материалу, ни инструментов. Мы были близки к отчаянию, когда возвращались домой. В передней мы нашли какого-то человека, пришедшего к Гриневскому с какою-то просьбой. Узнав, в чем дело, он сказал Гриневскому, что тес есть в Турбине у какого-то Ив[ана] Сергеевича, которого стал вызывать по телефону. После долгих усилий и звонков Ив [ан] Сергеевич] сообщил по телефону, чтобы присылали за тесом. Дело, казалось, было сделано. Гриневский послал туда лошадь. Но, увы, Ив [ан] Сергеевич, как и полагается, надул. Опять положение стало безвыходным. В конце концов отыскались какие-то доски в усадьбе, и свой столяр вызвался сделать гроб к завтрашнему дню598.
Когда и этого сделать не удавалось, гробы заменяли тем, что можно найти, и даже брали напрокат:
Достать гроб действительно так трудно, что большинство людей хоронят своих покойников просто в матрацах или мешках. Некоторые берут гробы напрокат, чтобы только довезти тело до кладбища599.
Несут гроб, поп сопровождает похороны одиноким бормотанием. Разговаривают про то, что хоронят в гробах держаных (на две категории гробы: заразных и простых)600.
Но даже «своего», не прокатного гроба можно было лишиться уже после погребения:
Смертность поэтому большая, а гробов тоже нет. Недавно на этой почве было такое происшествие: у красноармейца умерли в больнице жена и ребенок. Он почему-то повздорил из за похорон с милиционером. Тот его смертельно ранил. Убитому и его семье устроили торжественные похороны; гробы были обиты красной материей. После похорон пришла милиция, разрыла могилу и выбросила покойников из гробов, которые забрала601.
Понимая, как тяжело будет организовать похороны, некоторые готовили всё необходимое при жизни:
Он готовится к смерти, видимо, боится ее, но и тут поступает практично, рассудительно и неторопливо: не так давно в своей чувашской мастерской велел сделать на каких-то удешевленных началах гроб, чтобы с похоронами не вышло осложнений для окружающих602.
Привычный катафальный транспорт также отсутствовал, отчасти по причине реквизиции лошадей, отчасти из-за общей разрухи и разрушения всех социальных связей. Гробы на кладбище люди возили на салазках, и даже крестьянские похороны в изображении В. Г. Перова казались образцом достойного погребения:
Температура опять понизилась, по утрам морозы 3-5 градусов, но санный путь испорчен без возврата. Прощай, саночки! А с ними жилось легче. Тот, кто не имел их, был несчастнейшим человеком. Да и мало было таких людей, разве только комиссары да «правительствующие» коммунисты не нуждались в них. Не говоря уже о дровах, картошке, хлебе, муке, домашнем скарбе, печках, мясе и т. п., сплошь да рядом возили на них вручную и гробы, да не пустые, а с прахом лиц всякого «бывшего» звания. Нас трогала, бывало, картина Перова «Деревенские похороны», которая изображала, как крестьянка везет на дровнях, запряженных одной лошадкой, тесовый гроб своего мужа, а теперь мы видим, как бывшая миллионерша или генеральша надрывает свои невеликие силы, таща за собой на кладбище сани с гробом своего мужа, брата или отца.