<...> [когда] средняя стоимость захоронений не могла быть ниже 60 руб., в то время как теперь захоронение в среднем для всех категорий по существующей таксе, считая детские могилы, стоит около рубля, то есть более чем в 60 раз дешевле дореволюционного времени651.
Хотя новая тарифная сетка видимым образом разделяла советское общество на несколько больших групп, введение классового принципа оплаты погребения само по себе не было способом конструирования новой иерархии. Напротив, именно старая иерархическая система похорон была использована для нормализации ситуации в похоронной сфере. Тот факт, что эта мера далась Похоронному отделу МКХ крайне тяжело, а тарифы были в итоге сокращены в несколько раз, свидетельствует о противодействии этой прагматичной мере со стороны Моссовета. В этом отношении введение классового принципа оплаты погребения можно сравнить с паспортизацией, произошедшей 10 лет спустя. Рассматривая историю введения паспортов в СССР, А. К. Байбурин обращает внимание на то, что сходство нового советского паспорта с дореволюционным, даже в его оформлении, было настолько очевидным, что создается впечатление, что у руководства страны даже не было цели это скрывать. По мнению Байбурина, это свидетельствует о том, что паспорт рассматривался в первую очередь именно как документ, а не как идеологический конструкт652. Сходство советских похоронных классов с дореволюционными, равно как и сметы и дискуссия вокруг этой инициативы, свидетельствует о том, что новые тарифы были инструментом, который использовался в попытке исправить состояние кладбищ и похоронной инфраструктуры в целом.
Стоит отметить, что большевики были не первыми, кто использовал дифференцированную систему похоронных тарифов для того, чтобы преодолеть последствия похоронного кризиса, вызванного реформами, основанными на идеях равенства людей и секуляризации жизни. Прецедент мы найдем в истории Великой французской революции, в ходе которой помимо реализации идеи равного для всех погребения у Церкви был также отобран эксклюзивный контроль над похоронным делом и обеспечение похорон стало обязанностью государства. Примечательно, что результаты этой реформы по своему разрушительному характеру были близки к опыту Советов. После многочисленных попыток решить вопрос иным путем в 1804 году Наполеоном был издан декрет, разделяющий ответственность за погребение между церковью и муниципальными властями и вводящий разряды погребения. «Система различных классов похоронных процессий была задумана таким образом, чтобы показные желания самых богатых работали на благо самых бедных, которые составляли значительную долю захоронений в течение всего XIX века»653. Таким образом, системы французских и советских похоронных разрядов, при тех задачах, которые решались через их введение, имели существенное отличие. Оно состояло в том, что похороны по более высокому разряду во Франции предполагали покупку некоторого «дополнительного блага» (траурного поезда, украшений, дополнительных услуг) и именно покупка этих «дополнительных благ» представляла интерес для родственников, побуждая их заплатить за погребение больше. В Советском Союзе классово чуждые элементы («бывшие», нэпманы и т. д.) должны были платить больше, не приобретая за эти деньги никакого «дополнительного блага». Другими словами, они должны были заплатить в 10 раз больше и не получить никакого похоронного сервиса, как и «привилегированные» рабочие и советские служащие.
Решение ввести новую тарифную сетку, основанную на классовом принципе, было принято не сразу и после долгих колебаний. Об этом свидетельствует и статья экономиста, одного из создателей Госплана, Юрия Ларина «Не пора ли погодить?», опубликованная в «Известиях» в январе 1922 года, т. е. за полтора года до реального принятия решения о дифференцированном принципе оплаты погребения. В этой статье Ларин, в частности, пишет:
В «Известиях» от 25 января сообщается654 о намерении московского коммунального отдела ввести плату за погребение умерших в довоенных рублях с переводом по курсу на советские (для января сто тысяч за рубль). Все похороны делятся на три разряда: за богатые по десять миллионов советских рублей с умершего, за средние — по два с половиной миллиона и за бедные по 843 тыс. руб. Если умирает ребенок — тогда скидка и по третьему разряду надо платить всего полмиллиона (535 тыс. р.).
Здесь все прелестно. Вместо одинаковых для всех похорон, как необходимого по санитарным соображениям акта, вводится классовый принцип. «Буржуя» будут хоронить с помпой, на целых десять миллионов, а пролетария зароют как-нибудь уж и за миллион (точнее за 845 тыс. в январе). Если кто-нибудь умрет в рабочей семье, рабочему достаточно отдать за погребение свою месячную денежную получку и дело готово, может ли быть дешевле?655 Хотя основной пафос статьи Ларина касается экономической составляющей погребения, автор, как последовательный сторонник полного отказа от денег, пишет о недопустимости монетизации коммунальных услуг для советских рабочих и служащих по крайней мере без соответствующей индексации заработной платы, — важным аспектом в его статье является также и вопрос о равенстве, а именно о равном для всех погребении. Введение классового принципа оплаты погребения для Ларина — компрометация целого комплекса советских достижений, и в первую очередь — идеи социального обеспечения трудящихся. С нарушением этого принципа Ларин, как партийный идеолог, примириться не мог: Что касается меня, то завещаю в случае моей смерти ничего не платить и ждать: догадается ли тогда коммунотдел о санитарной необходимости для общества хоронить покойников или будет тверд в своих принципах? При общеизвестном моем упорстве скорее сгнию, чем похоронюсь за свой счет даже по третьему разряду, ибо при установлении заработной платы расход на могилки не учитывался (выделено автором. —А. С.).
Справедливости ради стоит отметить, что похороны Ю. Ларина в 1932 году прошли за государственный счет и по наивысшему разряду — его тело было кремировано и прах захоронен в некрополе Кремлевской стены.
Статья имела примечание «В дискуссионном порядке», которое отражало сложность и неоднозначность того явления, о котором писал Ларин. В целом осуждая возвращение к монетарной экономике и денежной оплате коммунальных услуг, в том числе похорон, Ларин признаёт, однако, что «коммунальное хозяйство <...> находится в весьма затруднительном денежном положении»656. Таким образом, необходимость дополнительного финансирования коммунального хозяйства для Ларина очевидна. В качестве основного пути решения данного вопроса Ларин предлагает черпать <.. .> средства для городского благоустройства <.. .> главным образом, из усиленного обложения той части городского населения, какая не является государственными работниками <...> буржуазно-мещанская [часть жителей советских городов], живет лучше рабочего класса, и с нее надо собирать столько, чтобы хватало и на коммунальные услуги и для государственных работников657. Таким образом, даже отказываясь от предложения Московского коммунального хозяйства о введении классового принципа оплаты погребения, Ларин тем не менее настаивает на возвращении к сословно дифференцированной оплате.
Итак, само по себе возвращение к сословно дифференцированной оплате похоронных услуг в 1922-1923 годах хотя и вызывало разногласия, но воспринималось как единственный способ компенсации затрат коммунального хозяйства в условиях нестабильной экономики и постоянного дефицита бюджета. Основная дискуссия велась по поводу того, какие именно социальные группы должны нести основное финансовое бремя и в каких пропорциях. Несомненно, введение классового принципа оплаты похорон воспринималось как один из элементов «стратегического отступления», о котором говорил Ленин в докладе «Новая экономическая политика и задачи политпросветов»658. Однако, в отличие от собственно НЭПа, который предполагал за счет свободной торговли добиться оживления сельхозпроизводства и подъема экономики в целом, введение классового принципа оплаты погребения было нацелено в первую очередь на то, чтобы извлечь прибыль от похорон «богатых буржуев», держателей нетрудовых доходов. Таким образом, по сути возвращаясь к дореволюционной практике сословно дифференцированных похорон, МКХ и Президиум Моссовета обосновывали такое возвращение через марксистские категории эксплуатирующего и эксплуатируемого класса.
Как показывает история администрирования кладбищ Москвы, при реализации программы по отделению Церкви от государства в области похоронного дела принципы атеизма, отделения Церкви от государства и социалистического равенства оказывались вовсе не такими важными, какими они виделись в 1917-1918 годах. Более того, основополагающие пункты этой программы, а именно выведение кладбищ из управления религиозных общин и ликвидация чинов погребения, были фактически отвергнуты. Единственным пунктом программы реформ, остававшимся актуальным, было введение кремации, которая должна была дать возможность «равного для всех погребения в эстетическом и экономическом смысле»659. Однако и тарифная сетка на сожжения в первом в СССР Донском крематории первоначально была составлена в соответствии с классовым принципомббО.
Отказ от безденежных отношений и политики военного коммунизма, переход к новой экономической политике декларировались как временная мера, необходимая для восстановления народного хозяйства после долгих лет войны, интервенции и Гражданской войны и разрухи. Впрочем, несмотря на некоторые экономические компромиссы, большая часть революционных нововведений оставалась в силе еще достаточно долго — до начала и середины 1930-х годов. Прецедент сдачи кладбищ в аренду общинам верующих, как и введение дифференцированного тарифа оплаты погребения, выглядит как явный отход от принципов, провозглашенных первыми советскими декретами, в гораздо большей степени, чем это происходило в других сферах жизни, прямо и косвенно регулируемых Советским государством. Введение классового принципа оплаты погребения в Москве не было временной мерой, принятой после введения НЭПа, тарифы на погребение по классовому принципу существовали вплоть до формально декларированного конституцией 1936 года построения бесклассового общества в СССР.