Алексей понял сразу недвусмысленный намек собеседника и не заставил ждать его с ответом:
– Мы боролись не за анархию, не за бардак!.. Не за постоянную инфляцию!
Устало вздохнув, Топтыгин махнул рукой и с сожалением посмотрел на молодого депутата.
– Вы к кому? – строго спросила секретарша, молодая девица лет двадцати, на минуту взглянув на вошедших и потом уставясь в маленькое зеркальце в руках.
– Мы – к Писаренко.
– Он занят, – только и успела сказать дежурную фразу секретарша, но Алексей не дал ей продолжить:
– А мы оба являемся депутатами городской Думы.
Секретарша быстро встала, услужливо открывая дверь в кабинет начальника.
В приемной томилось, ожидая встречи с Писаренко, около десяти пожилых теток. Они с большой завистью глядели вслед депутатам.
Директор местного РЭУ Писаренко Савва Никитич, грузный мужчина лет пятидесяти пяти с покрасневшим лицом, сидел в удобном мягком кресле, глубоко зевая и вытянув вперед руки. Так он сидел уже полчаса, не двигаясь, до прихода гостей.
Прошло пять лет с тех пор, как Писаренко вступил на должность начальника РЭУ. За эти годы он успел купить иномарку и оплатить половину взноса за новую трехкомнатную квартиру. Заняв начальственную должность, он только сейчас понял, какое-то необыкновенное счастье – руководить своими подчиненными, что-то им приказывать, диктовать приказы, всех проверять и изображать бурную деятельность на своем месте для вышестоящего начальства. Особых проблем со здоровьем у него не наблюдалось, кроме бронхита курильщика да иногда обострявшегося люмбаго, чему Писаренко был несказанно рад. Дома тоже всё складывалось отлично: мягкая, покладистая жена, трое дочек. Словом, как не раз думал Писаренко, жизнь у него удалась. И что бы было, если б в свое время Подпевалов услужливо не намекнул мэру Новопотемкино про некоего Писаренко Савву Никитича, мечтающего стать начальником чего угодно, лишь бы им стать, и который будет очень благодарен за участие и помощь высокого начальства. Несмотря на то, что образование у Писаренко неполное среднее и неоконченное музыкальное училище, его назначили по приказу Горемыкова директором РЭУ города Новопотемкино после его личной встречи с Горемыковым.
Вспоминая свое назначение директором РЭУ и восседая в мягком кресле в личном удобном кабинете с новой мебелью, кондиционером, холодильником, телевизором, телефаксом, компьютером, Писаренко светился неподдельным счастьем.
– Приветствуем! – поздоровались оба депутата, входя в кабинет.
Писаренко привстал, поздоровался и предложил гостям сесть.
– Что угодно господам депутатам? – поинтересовался Писаренко.
– Только при мне прошу не говорить слов «господа» или «господин»! – вежливо попросил Топтыгин, морщась, – мне приятно старое обращение «товарищ».
– А по мне, – поддержал разговор Алексей, – обращение ко всем «товарищ» по меньшей мере глупо.
Топтыгин нахмурил брови:
– Это почему?
– Как могут быть все друг другу товарищами? – воскликнул Алексей. – Это обращение же бред несусветный!.. Мы забыли почему-то старые обращения, бытовавшие ранее, – «сударь», «сударыня». Если кто-то не хочет, чтобы его или кого-то называли господином, эти наши старые обращения как нельзя кстати.
– Сударь?
– Да, не слышали разве? Везде есть свои специфические обращения: «мисс», «миссис», «мистер», «сэр», «миледи», «фрау», «герр», «сан», «господин», «госпожа», «сир», «мадемуазель», «мадам», а у нас вместо этого слышится на каждом шагу: «мужчина», «женщина».
Писаренко промолчал, поглядывая на то на одного, то на другого депутата, не догадываясь пока о цели визита к нему.
– Ладно, – произнес Топтыгин, – мы не за этим явились, чтобы в жилищной конторе обсуждать форму обращения к людям.
– А по какому поводу?
– Мы по поводу реформы ЖКХ, – ответил Алексей, после чего наступила долгая пауза.
Лицо Писаренко помрачнело, благостная улыбка исчезла. Он стал постукивать нервно пальцами по столу, думая, что ответить и какие документы показать.
В свою очередь оба депутата тоже примолкли, ожидая ответа директора РЭУ, но он продолжал молчать. В неестественном затянувшемся молчании каждый из них думал о своем.
За дверью послышался чей-то недовольный старушечий крик:
– Сколько еще ждать?.. Ну, сколько?
Писаренко вздрогнул при одной лишь мысли о встрече с недовольной старухой, которая, как ему было ясно, пришла с какой-то жалобой; к тому же он догадывался о большой очереди в коридоре, но старался не думать о ней.
«М-да, – подумал Писаренко, – депутаты или старухи… Всё ведь едино: и те, и другие чего-то от меня хотят: старухи – ремонта их квартир, депутаты – отчета. Домой как хочется! Да, мешают мне работать!»
Раздался робкий стук в дверь.
Писаренко обреченно глядел на дверь, внутренне собираясь с духом.
– Савва Никитич, к вам рвется посетительница, – чуть приоткрыв дверь, сказала секретарша, – можно ей войти?
– Я занят!
– Да, я так и говорю.
– Я по поводу ремонта! – кричала за спиной секретарши старуха, порываясь войти или хоть просунуть голову в приоткрывшуюся щель.
– Я занят!
– Мне срочно нужно, – настаивала старуха.
– Я занят! Минут через пять.
Дверь закрылась.
– Вы ответите на наш вопрос? – напомнил о себе Алексей.
– Да, ответьте или скажете, как сейчас вашим посетителям, что очень заняты? – добавил Топтыгин.
– Чего вам ответить? – нехотя протянул Писаренко. – Дня два назад звонил мне председатель партии «Единое Новопотемкино» господин Подпевалов, ему я всё рассказал.
– То есть Подпевалову нужно отвечать на вопросы, а нам нет? – обиделся Топтыгин.
– Ну, зачем так категорично?
– А разве не так можно заключить? – спросил Алексей.
– Нас избиратели постоянно теребят вопросами о капремонте домов! Что это за реформа, если ничего не реформируется? Только цены повышаете! – возмущенно воскликнул Топтыгин. – Реформа постоянного увеличения цен на жилье!
Писаренко снова нервно застучал пальцами по столу.
– Сколько можно грабить трудящихся? – продолжал Топтыгин.
«Как бы их выкинуть из кабинета?» – подумал он, раздраженно смотря на гостей, после чего, подбирая нужные слова, медленно проговорил, словно учительница рассказывает новый урок школьникам:
– Так, реформа наша идет полным ходом. Движется!..
– Куда она движется? – поспешил спросить Алексей, а Топтыгин успел добавить с усмешкой:
– В сторону вечного повышения цен на их услуги. О трудящихся не думают.
Писаренко вздохнул и попытался продолжить, стараясь не замечать иронии депутатов:
– Происходит перерасчет стоимости отопления, горячей и холодной воды, газа, электричества, текущего ремонта.
– Неужели? – всплеснул руками Алексей. – Реформа идет полным ходом?
– То есть происходит постоянное движение в сторону увеличения оплаты жилья трудящихся? – насмешливо заключил Топтыгин. – Это так выглядит реформа?
Зазвонил телефон на столе директора.
– Да, слушаю, – моментально по-начальственному произнес Писаренко, беря трубку.
– Точно меня ты слушаешь? – услышал он в трубке баритон мэра Новопотемкино. – Али не узнал?
– Ой, простите, Демид Демидович, как же, как же вас-то не узнать! – поспешно ответил Писаренко, покачивая головой. – Это я машинально.
– Как твои дела?
– Всё хорошо. Всё у нас в шоколаде!
– Точно?
– Да, просто отлично, всё у нас в шоколаде! Что-то нужно сделать или чего? – услужливо поинтересовался Писаренко.
– У меня тут полно заявлений от жителей двадцати домов по поводу капремонта, – продолжал Горемыков. – Ты понимаешь, что у меня денег на этот чертов ремонт?
– Да, Демид Демидович.
– Я должен сейчас строить аэровокзал и спорткомплекс, люди приедут на спортивные игры. Еще министр из Москвы скоро приедет, – недовольно говорил Горемыков. – Ясно? Ясно, какое строительство и какие расходы?
– Ясно.
– А если понимаешь, зачем доводить людей до подачи заявлений?
– Знаете, лично я никого не прошу писать мне или вам заявления, – откровенно ответил Писаренко. – Такие заявления я просто выкидываю в мусорку!
Оба депутата молчали и запоминала каждое слово директора РЭУ.
– Может, я чуть попозже вам перезвоню? – попытался выйти из положения Писаренко, поглядывая на напряженные лица депутатов.
– Ах, не вовремя я тебе позвонил?
– Нет, но у меня сидят депутаты…
– Ну и пусть они сидят, где хотят, хоть в тюрьме! – заорал Горемыков. – Ты мне отвечай, для тебя я начальник, я тебе помог с назначением на пост или нет?
– Да, вы, Демид Демидович…
– Или эти депутаты тебя назначили директором?
– Нет, вы, Демид Де…
– А раз так, если ты всё понимаешь, кто их учит мне заявления писать?
– Точно не скажу. Демид Демидович… Я все такие заявления в мусорку выбрасываю.
– Это выход? А если снова напишут?
Подумав минуту, Писаренко предложил:
– Можно посоветовать? Сказать примерно так: «Ваше заявление мы рассмотрим в ближайшее время» или «Через месяц создадим ответственную комиссию, которая займется проблемой капремонта в городе».
– Ладно, а через месяц что ты будешь делать?
– Через месяц многое может произойти. Может, та старуха, написавшая заявление, помрет?
– Ну, такое ты говоришь!.. М-да… Души у тебя нет!
– Черт, при чем тут душа? – раздраженно, уже не сдерживаясь и не обращая внимания на сидящих рядом и внимательно слушавших его беседу с мэром депутатов, красный от гнева почти рявкнул Писаренко в трубку. – И к чему она?
– Не скажи, Савва Никитич, не скажи. Только кричать на меня не надо, ясно? А то уволю тебя к свиньям собачьим!
– Извините, Демид Демидович…
– Ладно… Душа у человека должна быть, если человек, а не сволочь какая.
– Спасибо за сволочь! – обиженно сказал Писаренко, пытаясь не смотреть на депутатов и не зная, как избавиться и от беседы с мэром, и от них.
– Не за что, – великодушно молвил Горемыков, – но я тебя не оскорблял… Так, как у тебя с чествованием почетных дворников города?