– Всё хорошо, Демид Демидович, всё у нас в шоколаде.
– Точно?.. Как и с капремонтом? – хохотнул на другом конце провода Горемыков.
– Вчера проводили собрание, вручили грамоты.
– А почему в городе столько мусора?
– Выросло благосостояние наших горожан, потребление их возросло, так что коммунальные службы не справляются с таким возросшим количеством мусора в городе! – нашел ответ Писаренко, вытирая пот со лба.
– Гм, ловко ты придумал! А если честно?
– А если честно, чтоб мусор убирать, нужны люди. А где их взять на зарплату в три тысячи рублей? Нет дворников на такую зарплату.
– А как же у тебя есть почетные дворники?
– Вообще-то это ваша идея – награждать старых дворников, которые отработали своё и пошли на пенсию, но у нас есть и молодые кадры тоже.
Какой ты бред несешь?.. Ты думаешь, что говоришь:
– Не понял…
– У тебя молодые кадры только на бумажке или живые они? – допытывался Горемыков, повышая голос и стуча кулаком по столу. – Отвечай мне!.. Если есть молодые дворники в штате, как же нет людей для уборки мусора?
– Одно дело – держать кого-то живого в штате, – откровенно пояснял Писаренко, уже не обращая внимания на депутатов, когда приходится с самим мэром, желая только ответить побыстрее мэру и распрощаться с ним, – другое – держать эти штаты дворников только на бумаге. А эти низкие оклады в три тысячи рублей мы распределяем среди нуждающихся нашего учреждения.
– Ловко! Строишь потемкинские деревни в своем учреждении? – засмеялся Горемыков.
– Зачем вы так…
– И ты тоже в списках остро нуждающихся твоего учреждения?
Писаренко вздохнул и честно признался:
– Я – самый последний в этом списке.
– Но больше всех получаешь?
– Ну…
– Хотя и в конце списка?
– Стараемся… Всё будет у нас в шоколаде.
– Эх, Савва Никитич, души у тебя нет, – закончил беседу Горемыков, попрощался и повесил трубку.
Последние слова мэра оставили у Писаренко довольно неприятный осадок – их он вспоминал позднее не раз.
Положив трубку, Писаренко вопросительно взглянул на молчащих депутатов, словно спрашивая их: «Чего еще надобно? Не засиделись ли вы у меня в конторе, господа-товарищи?»
Алексею стал понятен взгляд директора РЭУ и он с улыбкой сказал, повторяя любимое выражение Писаренко:
– Ясно, всё ваше РЭУ в шоколаде.
– Знаете, – замялся Писаренко, – у меня много дел, может, в другой раз?
Алексей встал, поглядывая на Топтыгина.
Однако тот не торопился уходить, пытаясь добиться толкового ответа от ловкого и хитроумного директора:
– Но что-то конкретное мы можем услышать от вас? Хоть в двух словах?
– В двух словах нельзя, как и в десяти, – нашелся с ответом, ухмыляясь, Писаренко. – Несколькими словами можно лишь обозвать.
Топтыгин неспеша поднялся, неодобрительно смотря на Писаренко.
– Ну, ждите депутатского запроса и проверок, – буркнул Топтыгин.
– Всегда, всегда рады гостям!
Выходя из РЭУ, Алексей задумчиво обронил:
– Такова сюрреальная наша фантасмагоричная действительность!
– Вы это о чем? – не понял сложных для его понимания и его низкого интеллекта слов Топтыгин, думая в этот момент только о завтрашней встрече с избирателями в городском клубе.
– Обо всем понемногу, – уклончиво ответил Алексей, после чего спросил в свою очередь:
– Слышали вы о приезде министра из Москвы?
– Да, только не знаю, когда он приедет.
– Точно и я не знаю… Скоро.
– Скоро?
– Да, скоро. Будет проверять, как идет строительство аэровокзала и спорткомплекса.
Топтыгин недоуменно произнес:
– Но оно даже не начиналось!
– Да, только кирпичи, песок, цемент привезли.
– Какое безобразие! – возмутился Топтыгин. – Вот раньше…
– Не надо, – перебил быстро его Алексей, – только не надо насчет этого «раньше», хорошо? Прошу вас… Сейчас одни нерешенные проблемы, а раньше были другие… Да, как вам понравится проект будущего спорткомплекса со стеклянной крышей? Это в наших условиях, когда полгода холод и снег?
– Безобразие! – простонал почти Топтыгин раздраженно сжимая пальцы рук в кулаки. – Я вот тоже в отместку вам сообщу последний депутатский проект или предложение.
– Интересно.
– Хотят построить в центре нашего города памятник кошке, как вам это понравится? Депутаты партии «Единое Новопотемкино» изъявили желание видеть в центре города памятник кошке Горемыкова!
– Но ведь не голосовали за это?
– Голоса будут, будут, – грустно ответил Топтыгин, – и будет он стоять в центре Новопотемкино.
– Кто?
– Памятник. Памятник кошке! У нас в городе нет памятников Гоголю, Пушкину и еше многих деятелям, а пямятник кошке Люське будет стоять! И надпись там напишут: «Преданной кошечке Люсечке от преданных поклонников мэра Горемыкова».
– Такова наша фантасмагоричная действительность, – только и вымолвил Алексей, садясь с Топтыгиным в машину.
Писаренко, оставшись один в кабинете, некоторое время просидел в задумчивости. Почему-то слова мэра об отсутствии у него души не выходили из памяти. Раздавшийся робкий стук в дверь отвлек Писаренко от грустных мыслей. Он застыл, обреченно глядя на дверь.
Стук повторился.
– Савва Никитич, к вам рвется посетительница, – сказала секретарша, чуть приоткрыв дверь, – можно ей войти?
– А по какому вопросу?
– Я по поводу капремонта, – бодро ответила старуха, услышав вопрос директора РЭУ.
– Ну, пусть заходит, – распорядился Писаренко, вздыхая.
Дверь распахнулась, раздался стук деревянной трости, которую держала в правой руке вошедшая старуха с морщинистым лицом. Сделав несколько шагов, она остановилась, охая и часто дыша, будто только что пробежала стометровку.
Посетительница была одета очень скромно: белый чепчик на голове, белая простая кофточка без всяких рисунков и изысков, коричневую длинную юбку ниже колен, поношенные черные сапоги, плохо очищенные от грязи.
После короткой паузы Писаренко нетерпеливо спросил ее:
– Ну, чем обязан? В чем дело?
Старуха в ответ шумно вздохнула, укоризненно покачав головой:
– А ты мне, милок, даже сесть не предложишь?
– Ну, садитесь. Только мне тыкать не надо, давно не мальчик.
Усевшись, старуха неторопливо осмотрелась вокруг, после чего заключила:
– Неплохой у тебя кабинетик, милок! Хорошо начальнику живется, как я посмотрю.
– Я вам не милок! – раздраженно бросил Писаренко. – Что вы хотите?
– Чего я хочу? – ответила старуха, внимательно смотря на помрачневшее лицо директора. – А хочу, чтобы ты занялся капремонтом нашего дома, улица Октябрьская, дом 17.
– Ясно, но…
– Послушай меня, – продолжала старуха, – ведь не было капремонта у нас лет пятьдесят.
– Точно пятьдесят лет? И никак не меньше?
– Да.
– А год назад двери вам не меняли? А в этом году один балкон не укрепляли?
Старуха усмехнулась:
– Милок, ты чего-то путаешь микроскопический ремонт, где работы на часа два, с капремонтом всего нашего дома?
Раздраженный директор РЭУ стукнул кулаком по столу, повышая голос:
– Так, я ничего не путаю, ясно? И нечего мне говорить с усмешкой: «милок»! Савва Никитич меня зовут.
– Да, Савва Никитич.
– И я лучше знаю, где и когда, в каком районе города следует проводить ремонтные работы. Если есть жалоба, всё должно быть в письменном виде.
– Оно как же, бумага – двигатель прогресса, – моментально согласилась старуха, кладя на стол свое заявление.
– Что это?
– Заявление с подписями жильцов нашего дома.
– Ну, всё?
– Что всё?
– Ну, еще есть вопросы ко мне? – спросил Писаренко, даже не взглянув на заявление.
– Какие могут быть другие вопросы, если нет ответа на вопрос о капремонте? Только этот у меня…
– Всё ясно, бабуля, вы свободны! – резко перебил ее Писаренко, кладя заявление в папку.
– Но…
– Всё, мы разберемся!
– Да?
– Да, разберемся, создадим ответственную комиссию, которая займется вопросами капремонта домов нашего города. Всё?
Короткая пауза.
– Всё, я занят… Да, занят, очень занят!
Старуха не двигалась.
– У нас будет скоро депутатская комиссия, мы разберемся. Всё!
Неспеша старуха встала, снова шумно вздыхая:
– Да-а, милок, зазнался ты, как погляжу.
– Что-о?!
– Зазнался ты… Души у тебя нет!
– Чего нет?
– Души…
– Почему это нет.
– А вот так: нет! Нет у тебя души! – повторила старуха, тряся указательным пальцем и неодобрительно смотря на директора. – Жиром ты оброс, народа не поймешь, толстокож слишком… Души у тебя нет! Ох-хо-хо!..
Писаренко молчал, не желая даже отвечать старухе и смотреть в ее сторону.
Старуха, выходя из кабинета, успела обронить одну фразу, которую Писаренко хорошо запомнил, постоянно проговаривая потом про себя:
– Вот у тебя в кабинете весы стоят в углу. Проверь-ка ты свой вес, может, душу свою потерял и стал меньше на двадцать один грамм?
Старуха вышла, хлопнув дверью. А Писаренко встал, подошел к весам, решив взвеситься.
Взвесившись, он повернулся к столу и застыл от неожиданности: за столом восседал неизвестный, не двигаясь и насмешливо наблюдая за ним.
– Кто… кто вы? – вырвалось у Писаренко.
– А так ли это важно?
Голос у неизвестного показался директору РЭУ очень знакомым, будто говорит он сам с собой.
«Но такого не может быть! – подумал Писаренко, подходя поближе к столу и вглядываясь в незнакомца. – Как он проник в мой кабинет и я не услышал? И кто он? Чего-то лицо его и голос очень знакомые… Да и костюмчик похож на мой… Ой, может… нет, вздор, нелепица одна, как погляжу…»
После минутного оцепенения Писаренко с удивлением обнаружил, что незнакомец точь в точь копия его самого: то же покрасневшее лицо, то же грузное тело, тот же недовольный взгляд; приглядевшись, он с ужасом заметил полное сходство и в одежде: тот же синий в белую полоску костюм, тот же черный галстук, та же белая рубашка.