– Мне кажется, не очень-то справедливо обвинять тебя, – говорит она. – Наверно, я не должна тебе завидовать. От этого все воспринимается в искаженном свете.
– Почему? Как ты можешь мне завидовать? Ведь у тебя были те же возможности, что и у меня. Просто ты выбрала для себя другое.
– Мне кажется, – медленно произносит она, – что чем большего успеха ты добивалась, тем меньше у меня этих возможностей оставалось. А потом я вообще забыла о том, что они у меня когда-то были…
Я пытаюсь подобрать слова, которые бы разубедили ее. Мне хочется, чтобы она взглянула на вещи объективно.
Однако наши отношения никогда не были простыми. Почему же это должно измениться сейчас?
– Но, Клара, ведь ты можешь заниматься какими-то другими вещами. Кроме того, у тебя есть семья. А на мою долю достались страдания, о которых ты и понятия не имеешь.
– Ты о чем?
– Об одиночестве.
Клара обнимает меня.
– Как можно страдать от одиночества, когда тебя окружает столько людей? – говорит она.
– Мне нужна сестра, – говорю я.
Она так протяжно вздыхает, словно ей приходится признаться в чем-то неизбежном.
– Мне тоже.
В этот момент раздается стук в дверь.
– Кто там? – кричит Клара.
– Это я, Стивен.
Она открывает дверь и бросается в объятия мужа.
– Как я рада, что ты здесь!
Она приподнимает голову от его плеча и встречается со мной взглядом. В этот миг мы обе понимаем как относительны все наши радости и печали.
Стивен в смущении смотрит на нас. Наши лица заплаканы, волосы растрепаны. Он не понимает что к чему. Ему всегда не хватало воображения.
– Ты больна, Клара, или просто потрясена? Она смотрит на меня.
– Просто потрясена. А ванна всегда была нашим укромным местечком. Правда, Мэгги?
Стивен не готов к такой постановке вопроса и чувствует себя лишним.
– А ты как, Мэгги? Держишься?
– Держусь, – отвечаю я и тоже ополаскиваю лицо прохладной водой.
Клара все еще находится в объятиях супруга. В этом положении она кажется особенно хрупкой и маленькой.
– Мендель вызвал «Ридженс»? – спрашивает она, отодвигаясь от него.
– Он совсем плох. Пришлось звонить мне. Они просят, чтобы пришел кто-нибудь из членов семьи и сделал все необходимые распоряжения. Хотите, я этим займусь?
– Нет, мы сами, – отвечаем мы с Кларой в один голос.
Я нервно скрещиваю руки на груди, чувствуя, что теряю над собой контроль. Я вдруг чувствую себя такой уставшей и такой замотанной, что, кажется проспала бы целую вечность.
– Но кое-что ты бы мог сделать, – говорю я.
– Что такое?
– Позвони родителю и расскажи ему, что случилось.
Стивен удивлен.
– А разве еще никто этого не сделал? Разве он до сих пор не знает?
Клара отрицательно качает головой.
– Мы были слишком расстроены.
Стивен смотрит на меня и задумчиво потирает подбородок.
– Значит, ты этого не сделала, – говорит он таким тоном, словно никак не ожидал от меня такого поведения.
– Нет, – отвечаю я, направляясь к двери. – Пожалуй, я не настолько хорошо к нему отношусь, чтобы сообщить такую приятную новость.
Клара хихикает.
– Она и не думала этого делать.
Стивен растерянно смотрит на нас. Он никак не может въехать в контекст.
– Даже не думала? – переспрашивает он.
– Ты же психиатр, Стивен, – говорю я, выходя, – и не понимаешь таких простых вещей.
Внутреннее убранство похоронной конторы «Ридженс» навевает какие угодно мысли, только не мысли о смерти. Повсюду ковры пастельных голубых тонов. Хрустальная люстра. Приемная увешана репродукциями портретов королевы Анны. Как бы там ни было, но на лицах служащих застыло почтенное скорбное выражение, а из-за нескольких закрытых дверей доносятся печальные звуки органа. Впрочем, никаких намеков на запах формальдегида. Мы следуем за маленьким и с непропорционально большой головой мужчиной в нижнее помещение. Здесь также ничто не напоминает посетителю о недавно почивших дорогих покойниках. Однако кровь стынет в жилах, когда пытаешься представить себе, что именно находится за всеми этими закрытыми дверями, мимо которых мы проходим по длинным, застеленным толстыми коврами коридорам, пока наконец не попадаем в большой и светлый кабинет.
– Примите, пожалуйста, мои самые сердечные соболезнования, – говорит мистер Ланс и слегка сгибается в талии. – Кто из вас изволил потерять дорогого покойника?
Если бы только сегодня вздумали учредить премию за самый глупый вопрос, то ее, вне всяких сомнений, присудили бы мистеру Лансу.
Лицо у Клары сплошь опухло, глаза заплыли от слез, и вообще она выглядит так, словно только что спаслась после бурной переправы через Нил, когда в результате кораблекрушения людоеды-аллигаторы сожрали всю команду, пассажиров и капитана. Что касается меня, то я не перестаю время от времени икать. Икота напала на меня с того самого момента, когда за родительницей прибыли из «Ридженс» служители с ужасными черными носилками. Я судорожно глотаю воздух и пытаюсь произнести нечто членораздельное.
– Мы обе это… потеряли, – икая, говорю я.
– Примите искреннейшее сочувствие, – говорит мистер Ланс и снова сгибается в талии. – Ну да, она была вашей матерью. Теперь я вижу, как вы похожи на нее. И теперь вы, естественно, желаете отдать ей долг дочернего уважения, приличествующий ее положению.
Клара опускается на стул, и на ее лице застывает выражение полной непричастности к происходящему.
– Моя сестра сделает все распоряжения, – говорит она.
Большое спасибо за такую честь, сестра. Что же, сестринские взаимоотношения имеют бесконечное количество оттенков.
– Итак, – говорит мистер Ланс, слюнявя маленьким язычком костлявый палец, чтобы перелистнуть страницу соответствующего каталога, – здесь вы найдете полный перечень наших услуг и цен на различные гробы, венки, на аренду помещения для предварительного прощания с телом, а также ритуального зала, включая музыку и, естественно, три лимузина, чтобы транспортировать вашу дорогую покойницу и всех близких родственников на кладбище, причем цена указана независимо от расстояния, если оно не превышает пятидесяти километров. Если превышает, то следует приплюсовать дополнительную оплату и налоги. Вам все понятно?
Я ничего не понимаю из того, что он говорит, и меня охватывает дикий ужас. Однако как женщина прилично воспитанная я спешу поблагодарить мистера Ланса за его исчерпывающие и полезнейшие объяснения.
Он вздыхает, отбрасывает со лба прядь седых волос и продолжает:
– Рытье могилы входит в функции администрации кладбища… А теперь позвольте показать вам некоторые образцы наших изделий.
Я встаю и не без труда сохраняю равновесие. Мистер Ланс лезет в карман, достает золотые часы и подносит их к уху.
– Мы можем идти?
– Ты остаешься? – интересуюсь я у Клары.
– Если ты не возражаешь, Мэгги. Я не очень хорошо себя чувствую.
– Это мой долг, не так ли? – говорю я, хлопая ее по руке.
Когда мы входим в небольшое помещение, где пахнет кедром и сосной, меня снова начинает подташнивать. Здесь представлены многочисленные образцы изделий, – то бишь гробов. Меня вдруг пронзает ощущение исключительной материальности всего происходящего. Подобного мне никогда не доводилось испытывать. Я застываю перед суровым лицом реальности: родительница мертва, а я здесь, чтобы выбрать для нее подходящий гроб.
– Мистер Ланс, – начинаю я.
– Я вас понимаю, – сердечно говорит он и берет меня за руку.
Мы медленно возвращаемся обратно в его кабинет. У него приятная сильная рука.
– Ты позволишь? – спрашиваю я, присаживаясь около Клары.
– Конечно, – отвечает она, едва шевеля губами. Я глубоко вздыхаю.
– Не будете ли вы так добры, мистер Ланс, сделать все необходимые распоряжения сами и…
– Все распоряжения уже сделаны, – говорит он немного смущенно. – Все, что осталось, это выбрать подходящий гроб… Видите ли, – продолжает он, – в тот день для этого уже не было времени. Если мне не изменяет память, был вторник… Она сказала, что у нее назначена встреча…
Глаза у Клары округляются от ужаса. Она не в состоянии даже помыслить о такой возможности.
– Не надо, – говорю я, нежно гладя ее по руке. Мистер Ланс понимающе наклоняет голову.
– Я вас обо всем извещу.
Мы осторожно бредем обратно в квартиру родителей. На улице подмораживает, и тротуар покрылся льдистой корочкой. Клара тесно прижимается ко мне. Холодный ветер бьет прямо в лицо, но это и к лучшему: мне становится немного легче, я чувствую себя бодрее. Впереди следующая фаза кошмара.
– Она сама сделала все распоряжения, – тихо говорит Клара, – зачем?
– Очевидно, она все распланировала заранее. Ты ведь знаешь мать – она все должна сделать сама.
Джонези встречает нас у двери. Мы обмениваемся несколькими вопросами, а потом она рассказывает о приготовлениях к похоронам.
– Я отдала им ее белое кружевное платье с красными пуговицами… – сообщает она, не замечая, что Клара начинает бледнеть. – Еще им нужна ее фотография. Они хотят знать, как она выглядела, когда была жива…
– Хватит, Джонези, – прерывает ее Стивен, который появляется в дверях, берет жену под руку и ведет в гостиную.
– Ты позвонил отцу? – спрашиваю я, следуя за ними.
– Да. Он уже выехал.
– Что он сказал? – спрашивает Клара.
– Что потрясен и не может в это поверить. Клара собирается с мыслями.
– И это все? – удивляется она. – Больше он ничего не сказал?
– Что ты имеешь в виду, Клара? – мягко спрашивает Стивен.
Но Клара молчит.
– Что он должен был сказать, – вздыхаю я, – тут нечего говорить.
Нужно сделать несколько телефонных звонков. Известить кого следует. Составить для газеты некролог. Словом, переделать десятки дел, необходимых для похорон, до которых остается слишком мало времени.
Стивен и Клара сидят на диванчике с желтыми блокнотами на коленях и составляют списки всего, что нужно сделать. Я сижу на полу, скрестив ноги, и листаю адресные и записные книжки родительницы. Наконец я добираюсь до записей, которые могут относиться к тому самому вторнику. Время – между пятью и семью вечера. Не успеваю я углубиться в чтение, к