– Да.
– И как там живется со ставленниками Дэвиса?
Капитан Кидд уже почувствовал опасность, однако отступить не захотел.
– Понятия не имею, – ответил он честно. – Всего лишь купил свежие газеты с востока.
– Значит, будете читать «Дейли стейт джорнал»?
– Нет, не буду. Там сплошная пропаганда.
– Сэр!
– Это мое личное мнение. Не хочу служить бесплатным рупором для сил Остина. – Капитан Кидд не мог заставить себя сдать позиции; никогда не умел этого делать и считал, что учиться слишком поздно, а потому невозмутимо заявил: – Постарайтесь понять: я читаю сообщения о событиях в местах столь далеких, что порой кажутся сказочными. Если вас это не интересует, лучше останьтесь дома.
Он гордо выпрямился во весь рост – исполненный чувства собственного достоинства, которое не нарушили ни старая, потертая куртка, ни видавшая виды дорожная шляпа.
– Я доктор Бивис, Энтони Бивис, – представился незнакомец. – Вовсе не считаю, что в «Дейли стейт джорнал» печатают сказки. Издание представляет ценные материалы для современной полемики.
– Я и не говорил, что там печатают сказки, доктор. – Капитан Кидд вежливо приподнял шляпу. – Если бы так! Доброго вам дня, сэр.
Тем временем в мастерской Джоанна хлопотала по хозяйству, а занятый изготовлением метел хозяин недовольно посматривал на сохнувшие на веревке одеяла, висящую на борту повозки упряжь, скворчащие на маленькой печке бобы и бекон. С серьезным сомнением рассматривал надпись «Целебные воды» и следы пуль вокруг золотых букв. Когда капитан Кидд вернулся, он с готовностью сообщил, что девочка повела лошадей на берег – пастись. И добавил:
– С ней что-то не так.
– Что же именно? – уточнил капитан, сидя на откидном борту повозки, положив рядом стопку газет и тупой столярный карандаш. Он решил, что здесь, в Дюране, надо читать не те статьи, которые читал в Далласе. Что-нибудь более умиротворяющее. В запасе хранились информационные бюллетени агентства Ассошиэйтед Пресс с сообщениями о наводнении на реке Саскуэханне и железнодорожных облигациях, распространяемых в Иллинойсе для сбора средств на строительство вокзалов Берлингтон и Иллинойс-Сентрал. Вряд ли кто-нибудь станет возражать против железных дорог как таковых. У капитана был богатый выбор газет: «Лондон таймс», «Нью-Йорк ивнинг пост», «Филадельфия инкуайрер», «Милуоки дейли ньюс» (капитан называл его сплетнями о сыре и Норвегии), «Харперс уикли», «Блэквудз мэгезин» и конечно давний, но никогда и нигде не теряющий актуальности номер «Хаусхолд вордз». Ни одно из этих изданий ни словом не упоминало о Гамильтоне, Дэвисе, избирательном праве чернокожих жителей Техаса, военной оккупации или мирной политике.
Из Дюрана капитан Кидд надеялся выехать не только более состоятельным, чем сейчас, но, по возможности, целым и невредимым. Он считал это своим долгом, поскольку, кроме него, у Джоанны никого не было. Ничто не связывало ее со странным, вздорным миром белых людей, который так трудно понять. Капитан поднял голову и с завистью взглянул на кур – самоуверенных, глупых, невежественных птиц.
– Во-первых, она не говорит по-английски.
Хозяин мастерской засунул черенок в отверстие вращательного устройства и принялся привязывать мокрые пучки сорго. Чванливый невежа сидел здесь целыми днями и тупо занимался одним и тем же делом, при этом гордо считая себя знатоком английского языка лишь на том основании, что слова лились у него изо рта, как вода из природного источника, – без малейшего усилия.
– И что же?
– А то, что внешне девочка похожа на англичанку.
– Скажете тоже!
Капитан Кидд обвел несколько статей в «Филадельфия инкуайрер» и напомнил себе, что здесь надо соблюдать осторожность. Филадельфия – город квакеров, а квакеры связаны с мирной политикой, благодаря которой людей убивали не только в Северном Техасе, но даже здесь, к югу от Ред-ривер. В итоге он выбрал для чтения изящно написанную легкомысленную статейку о катании на коньках где-то на окраине Филадельфии, в местечке под названием Лемон-Хилл: «Только представьте: здесь разводят на льду костры, а леди катаются с развевающимися юбками. Здесь спокойно и безопасно, а лед настолько толст и крепок, что надежно держит веселую толпу над мрачной бездонной пропастью».
– Кто же она в таком случае?
Лицо мастера выглядело приплюснутым, словно супница. У его ног возились куры.
– Вот Пенелопа, а это Амелия, – любезно представил хозяин. Опустил ладонь, и куры принялись клевать семена сорго.
Капитан Кидд взглянул с раздражением. Еще бы: он пытался заботиться о полудикой маленькой девочке, отбиваясь от бандитов, стремившихся похитить ее ради самого ужасного на свете преступного бизнеса, и в то же время должен был зарабатывать деньги единственным возможным способом, чтобы продолжать путь. А помимо всего этого еще и дипломатично обходить раздиравшие Техас жестокие политические противоречия. Не слишком ли много всего и сразу для одного человека?
– Почему бы вам не заткнуться и не заняться своими метлами? – вежливо предложил он не в меру разговорчивому хозяину. – Кажется, я не спрашиваю девичью фамилию вашей матушки, не так ли?
– Послушайте, – не унимался хозяин.
– Избавьте, – отрезал капитан.
Он развернул «Блэквудз мэгезин», на миг прикрыл глаза и попытался успокоиться, однако в этот миг из-за забора в дальнем конце двора донеслись громкие крики: трудно было не узнать характерный поток тональной речи кайова и звонкий детский голос Джоанны в ответ на сердитый женский голос – как и следовало ожидать, местная жительница возмущалась по-английски. Судя по всему, на берегу реки разгорелся нешуточный конфликт. Капитан быстро догадался о причине ссоры, бросил карандаш, схватил одеяло и поспешил на помощь.
Джоанну он обнаружил на мелководье, в зарослях тростника – обнаженной, если не считать старого корсета и мокрых широких панталон, подаренных одной из сердобольных хозяек в Уичито-Фолс. За ней гналась женщина с деревянным ведром в руке. Обе бежали прямо по воде, поднимая фонтаны брызг. Наконец, не прекращая кричать, Джоанна бросилась в глубокий залив в устье впадавшего в реку ручья. Мокрые волосы свисали беспорядочными прядями; рот был широко открыт, так что виднелись мелкие белые зубы. Она насылала на обидчицу темную магию своего духа-хранителя, а если бы в эту минуту в руке оказался кухонный нож, без тени сомнения вонзила бы оружие в грудь блюстительницы порядка и нравов.
– Не допущу такого безобразия! – гневно восклицала женщина с ведром. Она выглядела молодой, прилично одетой и стояла по колено в воде, отчего широкая юбка намокла и вздулась. – Никто не смеет купаться голым! – Она сдернула с головы шляпу и в ярости хлопнула ею себя по бедру. С высоты, бесшумно шевеля листьями, на нее равнодушно взирали виргинские дубы, а из города доносилось слаженное пение: среда – день занятий местного хора.
– Мадам, – заметив на пальце обручальное кольцо, обратился капитан Кидд к возмущенной особе. – Прошу вас, успокойтесь. Девочка всего лишь хотела освежиться.
– На видном месте! – не унималась женщина. – Без одежды!
– Не совсем, – возразил капитан. Не раздеваясь и не разуваясь, он вошел в реку и укутал Джоанну одеялом. – Не волнуйтесь, мадам, она просто не знает, что в ваших краях это не принято.
На противоположном берегу располагалась стоянка грузовых повозок. Несколько возниц курили, лениво привалившись спинами к фургонам, и с интересом наблюдали за спектаклем. Листья отбрасывали на лица подвижные тени, отчего люди выглядели смеющимися.
– Девочка долгое время находилась в плену. У индейцев, – пояснил капитан.
– Мне нет никакого дела до того, откуда она явилась и кто такая, – вцепившись обеими руками в веревочную ручку ведра, сердито заявила женщина. – Пусть даже готтентот или сама Лола Монтес. Главное, что она демонстрировала свои прелести, словно бесстыдная далласская шлюха.
Капитан Кидд вывел Джоанну на берег и строго заявил:
– Я везу девочку к родственникам, согласно контракту с агентом по делам индейцев Сэмюелем Хэммондом из Форт-Стилла. Выполняю официальное правительственное поручение Военного ведомства.
Стоя по щиколотку в зеленой воде Боске-ривер, Джоанна всхлипнула и прижалась к защитнику, а капитан продолжил:
– В шесть лет ее жестоко оторвали от матери, а родителям тут же, на глазах у дочери, размозжили головы. Голодная и избитая, малышка даже забыла родной язык и присущую цивилизованным людям скромность. Страдания ее не поддаются описанию.
Блюстительница порядка надолго умолкла, а потом заключила:
– Ясно. Но девочку необходимо исправить, насильно внушив правила приличного поведения.
Джоанна стояла, закрыв глаза ладонями, и думала о своей маме-кайова по имени Пестрая Утка. Представляла мамин смех, когда они плескались в прозрачной речке Кэш-Крик в горах Уичито и с восторженным визгом плюхались в воду. А далеко на склоне горы группа молодых людей поддерживала веселье барабанным боем. Четыре-пять девочек с украшенными алыми бусами волосами невинно купались в чистом потоке. Сейчас Джоанна плакала от тоски по маме, сестрам, речке и горам. Плакала странными взрослыми слезами, низко склонив голову. В этот миг все ужасные потери навалились тяжким, гнетущим грузом.
– Мне очень жаль это слышать, – призналась женщина совсем другим, мягким голосом, а спустя мгновение склонилась к девочке и повторила: – Дорогая, мне очень-очень жаль.
– Оставьте ребенка в покое, – потребовал капитан Кидд ледяным тоном. Приподнял шляпу и взял Джоанну за руку. – А если считаете себя добродетельной христианкой, то постарайтесь найти девочке приличную одежду и обувь, чтобы ей было в чем продолжить путь.
Они вернулись в мастерскую. В сапогах у капитана хлюпала вода, а насквозь мокрая, босая, укрытая грубым одеялом Джоанна дрожала от обиды, горя и отчаяния.
К восьми часам вечера в Дюране уже стемнело, и капитан позаботился о том, чтобы Джоанна устроилась в повозке в ночной рубашке и с зажженным фонарем. Она сидела, завернувшись в мексиканское одеяло, которое считала надежным убежищем, и, тихо напевая медленный спокойный мотив, подшивала обтрепанный край серого шерстяного пледа. Испачканную кровью рубашку капитана она замочила в соленой воде. Сам же он спрятался в пустом стойле, снял мокрые сапоги и шпоры, надел парадный костюм, приличные ботинки и тщательно побрился.