Querido[6] Джефф!
Ласковый голос возвращал из чересчур яркого правдоподобного сна, где он непременно боролся за жизнь, будь то в Ресака-де-ла-Пальма, на реке Таллапусе или на развороченных улицах разрушенного города, где шли бои за каждый дом, как в Монтеррее.
Возможно, нечто подобное навсегда меняло психику попавших в плен детей: пережитый во время похищения и гибели родителей ужас не мог пройти бесследно. Очевидно, жестокие воспоминания навсегда сохранялись в сознании – невидимые и непризнанные окружающими.
Сейчас некому было разбудить его нежным голосом, поэтому капитан выпустил из рук свернутую куртку, лег, закрыл глаза, приказал себе успокоиться и снова уснул.
Весь день путники провели на стоянке, и почти все время капитан Кидд проспал в повозке под навесом. Вечером приехали в крошечное местечко Кранфилс-Гэп, где в единственном магазине купили кое-каких продуктов и маленький бочонок для воды – всего на двадцать пять галлонов. Наполнили его и отправились дальше.
На следующий день проехали двадцать миль – расстояние вполне приличное. Преодолеть его удалось потому, что дорога оказалась ровной, без подъемов, и твердой, а Фэнси успела хорошо отдохнуть. Капитан Кидд чувствовал себя намного лучше, так что даже нашел силы продолжить уроки английского языка. Скоро Джоанна научилась считать до ста, петь первый куплет песни «Тяжелые времена» и завязывать шнурки, когда удавалось убедить ее надеть ботинки. Могла даже определить время по его часам. Жареная курица наполнила ее энергией.
– Влемя, Kontah! Влемя, влемя!
Она встала на козлах и начала исполнять танец кролика – детский танец кайова. А когда капитан велел прекратить, спрыгнула на землю и побежала рядом с повозкой. Нашла на дороге крышку от банки из-под целебной мази с нарисованной пчелой, принялась размахивать ею и жужжать.
За все время пути им повстречались только две крестьянские телеги и кавалерийский отряд. Всадники ехали из Сан-Антонио в Форт-Стилл, и майор предупредил, что среди холмов рыщут бандиты.
– Почему же вы до сих пор ничего с ними не сделали? – спросил капитан.
– Выполняю приказ командования, а не просто блуждаю, где попало, и делаю, что хочу. – Майор пришпорил коня и продолжил путь. Джоанна тихо сидела сзади и прислушивалась к разговору.
Неподалеку от городка Лэнгфорд-Коув остановились, немного отдохнули, и капитан Кидд ощутил прилив свежих сил.
Возле Лампасаса протекала чистая полноводная речка. Несколько раз он проезжал в тех краях и знал, что на берегу можно устроить долгий привал, проветрить одеяла и просто приятно провести время. Сейчас путники оказались на плоскогорье, где деревья встречались редко, а кусты топорщились колючками и молодыми листьями.
Четыре года назад, спустя год после смерти Марии-Луизы, этой дорогой он ехал в Северный Техас. Не смог оставаться в изящном, полном испанских изысков Сан-Антонио с красивыми двухэтажными особняками, узорными коваными решетками на балконах и яркими черепичными крышами. Все старинные испанские дома стояли, повернувшись спиной к реке. Таким способом их владельцы подчеркивали свое отличие от первых поселенцев с Канарских островов, основавших город в 1733 году. Почтенные Бетанкуры прятались от жары и посторонних взглядов за полированными деревянными оконными решетками, а ходили по прохладным, выложенным керамической плиткой полам. Дамы не считали возможным покинуть дом без веера и мантильи, так же как пропустить утреннюю мессу в церкви Сан-Фернандо, узурпированной немецкими и ирландскими католиками – людьми, говорящими на непостижимых языках. Испания – дочь света, защитница веры, гроза мавров – печально увядала.
Капитан вспоминал семейные прогулки по реке. Девочки унаследовали от матери серые глаза и темные волнистые волосы, а с проходящих мимо лодок предлагали дыни. Огромные кипарисы. Один, высотой в сотню футов, стоял по колено в реке Сан-Антонио. Счастливые воспоминания.
Марию-Луизу он встретил в то время, когда начинал печатное дело на Плаца де Армос: погрузившись в процесс появления слов на бумаге, экспериментировал с чернилами и шрифтами. Мог взять наборную верстатку и прочитать в обратном направлении, а по звуку станка мгновенно определял качество выполняемой работы. Знал свою бумагу и свои чернила, гордился безупречно напечатанными посланиями миру, даже если послания исходили не от него лично.
Но какой смысл жить в прекрасном городе, если ее больше там нет? Пытаясь успокоиться, капитан Кидд посмотрел в небо. Люди уходят и больше не говорят ни слова. Это неподвластное пониманию обстоятельство сводило с ума. Ни слова, ни знака. Никаких известий из другого мира. А может быть, какие-то сообщения поступали, но он их не замечал? Капитан увидел двух парящих в вышине орлов каракара с черными пиратскими крыльями, в красных капюшонах и белых жилетках, а вскоре услышал, как Джоанна напевает «Тяжелые времена»:
– Глусный взгляд и глусный вздох…
– Не «глусный», а грустный, – поправил он с улыбкой.
– Да, Кеп-дан, глусный. Глусный вздох.
До Лампасаса оставалось всего несколько миль; вокруг росли жесткие, как кости, креозотовые кусты. Круглые листья трепетали на ветру. На севере потоки перистых облаков напоминали замороженную песчаную бурю; откуда-то с полюса прилетали клочья холодного тумана. Наверное, там собирались с силами новые грозы.
Скоро должен был начаться холмистый край с глубокими каньонами и высокими отвесными скалами, с размывающими древние слои песчаника чистыми, прозрачными ручьями. Конечно, воинственным отрядам кайова и команчей проще найти укрытие в местности с таким сложным рельефом, но если опасная встреча состоится, Джоанна сумеет договориться с сородичами. Повозка весело катилась среди зарослей; колеса поднимали клубы желтой и розовой пыли. Долгое время «Целебные воды» оставались единственным экипажем на пустынной дороге.
Первой встречной оказалась пожилая леди в кабриолете. Капитан издалека заметил похожий на жука темный округлый экипаж, а вскоре он превратился в легкую коляску, которую тащила длинная тощая лошадь. В узком пространстве между колесами возвышался аккордеон.
– Ну вот, кто-то едет, – проговорила леди и остановилась. Выглядела она миниатюрной, аккуратной, в лихо сдвинутой набок модной соломенной шляпке блином. Седые волосы были собраны на затылке в пучок, а руки прятались в облегающих коричневых перчатках.
– Да, мэм. А куда направляетесь вы?
– Далеко, в Дюран. Надеюсь добраться за три дня. Многие пытались отговорить от поездки, но я никого не послушала, потому что должна начать судебный процесс.
– Понимаю, – кивнул капитан. – Держите путь из?..
– Из Лампасаса.
– В таком случае попрошу об одолжении. – Капитан Кидд потянулся за полотняным мешочком с деньгами. – Буду чрезвычайно признателен, если передадите две монеты по пятьдесят центов хозяину мастерской, где делают метлы.
– Этому грубияну! – возмутилась леди. – Не знаю, за что вы ему платите, но денег он все равно не заслуживает. Честно говоря, готова отказаться.
– Прошу вас, согласитесь. Дело в том, что мы непреднамеренно увезли у него двух кур, а звание куриного вора мне претит. Глубоко переживаю из-за нелепой случайности.
– Во всем Техасе не найдется курицы, которая стоит полдоллара серебром.
– Это своего рода извинение.
– У вас слишком нежная совесть.
– Куриные воры не пользуются уважением в обществе.
– Что правда, то правда. Хорошо, давайте деньги.
Капитан Кидд спустился, подошел к кабриолету и отдал монеты.
– Чрезвычайно вам признателен. – Он вежливо приподнял пропотевшую дорожную шляпу.
– А куда, позвольте спросить, едете вы?
– В Кастровилл. Хочу купить семена.
– Очень хорошо. Вот только девочка как-то странно смотрит. Должно быть, у нее не все в порядке с головой.
Капитан Кидд вернулся в повозку и взял в руки поводья.
– Ничего подобного. Желаю счастливого пути.
В полдень он оседлал Пашу, чтобы по неспокойной местности ехать верхом рядом с Фэнси. Ставя седло, все-таки уступил возрасту: достал из кучи одеял подстилку из овечьей шерсти и перекинул через жесткое кожаное сиденье. Стало намного удобнее. Джоанна внимательно наблюдала за его действиями. Теперь, когда незнакомая женщина уехала, голубые глаза ожили и потеплели. Капитан закрепил повод Фэнси на кольце уздечки, взял его в руку и дальше поехал верхом, ведя лошадь за собой. Запасов воды должно было хватить до Лампасаса, да и путь предстоял недолгий. Легкий ровный аллюр Паши доставлял радость, и капитан не удержался – ласково похлопал коня по шее и поправил гриву так, чтобы она волной спускалась на одну сторону.
Лампасас не отличался спокойствием – это капитан знал с тех времен, когда несколько лет назад оказался в городе проездом. Враждовали две семьи, каждая из которых могла похвастаться множеством сыновей. Очевидно, таково одно из правил человеческой природы. До определенного возраста мальчики растут вместе, а чуть повзрослев, начинают драться – поначалу играя. Рано или поздно кого-то ранят, и тогда разворачивается бесконечная кровавая драма мести.
Вокруг в неярком солнечном свете мерцала, словно посыпанная слюдой или кварцем, бурая трава, но сейчас, когда день заметно прибавился, сквозь пожухлую прошлогоднюю массу уже начали пробиваться молодые зеленые побеги. На дороге появились едущие в Лампасас люди. Кажется, была суббота: возможно, здесь существовал обычай ездить в город за покупками и впечатлениями и оставаться на ночь, чтобы отоспаться после веселья или утром сходить в церковь – а может быть, и то и другое вместе.
Шла вторая неделя марта – время робкого возрождения природы, когда люди начинают понимать, что мир вокруг не всегда будет холодным и серым. Расположенная на возвышенности местность любовно и щедро отвечала на ласки молодого дождя и теплого солнца. Просыпайся, просыпайся, соня!
В лицо дул свежий влажный ветер. Возле местечка Брук путники миновали переправу через реку. Как во всех засушливых краях, зеленый цвет концентрировался главным образом в руслах, оврагах и ручьях, где оставалась вода, а над головой пролетал ветер. Маленькая долина реки Лампасас заросла тростником, мерно, словно волнами, колыхавшимся от ветра.