– Могу поделиться секретом, – сказал Карл.
Беа внутренне застонала. Она не желала, чтобы Карл изливал ей душу. Никаких преимуществ в положении его доверенного лица она не видела. Откликнувшись негромким мычанием, она предоставила Карлу истолковать его, как ему вздумается.
А он уже пер напролом:
– Однажды я пытался пойти в Смотрители.
Беа удивленно фыркнула, а потом поняла, что ничуть не удивлена.
– Еще бы ты не пытался, – отозвалась она, гадая, удалось ли ей вложить в эти слова достаточно ехидства. Но Карл хмыкнул, довольный собой и ее реакцией.
– Пытался. Но мне сказали, что я им не подхожу.
– И ты снова подал заявку?
– Можно подать только один раз. А то я бы подал миллион. Ни о чем другом я не мечтал.
– Знаешь, почему?
– Почему что?
– Почему тебя не взяли?
Карл скривился, задумавшись изо всех сил, будто раньше ему это в голову не приходило.
– То есть я понял так: все дело в том, что мне как-то не по душе следить, чтобы выполнялись все их правила.
– Логично.
– Эти Смотрители всегда были подпевалами. Просто как полиция, только в зеленой форме. Смотрителем я хотел стать для того, чтобы добраться до этих мест. На остальное мне было плевать. И на соблюдение правил тоже.
– Дай-ка угадаю: так ты им и сказал.
– Вроде как, – невнятно признал смутившийся Карл.
Она чувствовала, что ощущение близости прокрадывается в разговор, как тогда, той ночью. Будто бы они способны общаться друг с другом, обмениваться мнениями, хоть раньше она бы в это ни за что не поверила.
Она обхватила себя руками, воздвигая барьер.
– Значит, – более легким тоном сказала она, – ты наконец получил то, о чем мечтал. Счастлив, наверное.
– В том-то и дело, Беа, – он бросил на нее краткий взгляд, – теперь, когда у меня есть то, чего я хотел, я вроде как свободен и могу желать чего-нибудь еще. Вправе хотеть без колебаний. По-моему, хотеть – естественное для человека состояние. Теперь это мое хотение неутолимо. Почти больно оттого, как сильно я хочу того, чего хочу.
Он уставился на Беа в упор.
Она прокашлялась.
– По-моему, ты только что описал, каково это – быть ребенком. – Наивной улыбкой она попыталась направить его энергию по иному пути.
Ее замечанию он улыбнулся, но глаз не отвел.
Она рассмеялась:
– Почему ты так уставился на меня?
Карл сказал:
– Ты знаешь почему.
– Пытаешься что-то сказать мне?
– Не пытаюсь. Уже говорю. – Улыбка маскировала резкость тона. Будто его желания были опасными.
– Ладно, – сказала она.
– Что ладно? – спросил он.
– Ладно. – Она огрызнулась и теперь чувствовала, что сама ведет себя как ребенок. И пробормотала: – Все ясно. Ты хочешь трахнуть меня. – Это слово в нынешней ситуации она ощущала во рту как грязь.
– Само собой, но не в этом дело. Я хочу трахнуть всех. Просто так на меня влияет это место. Как я уже сказал, оно меня освобождает.
– И что дальше?
– Когда-нибудь я перестану лицемерить, – сказал он.
– А, так сейчас ты, значит, лицемеришь?
– Ты ведь понимаешь, что оскорбить меня не сможешь, да?
Она заморгала. Ей и вправду это было ясно. Его прямота ощущалась как оплеуха.
– Беа, я считаю тебя сильной. И думаю, что вместе мы могли бы быть еще сильнее.
– А что насчет Вэл?
– А что насчет Вэл?
Беа вскинула брови.
– Слушай, Вэл – это Вэл, – сказал он. – Женщины в ней вполовину меньше, чем в тебе. – Это он произнес без лести. Просто констатировал, как факт. Беа стало обидно за Вэл, несмотря на всю неприязнь к ней. – Люди идут за тобой. Ты лидер, хоть ты этого и не осознаешь.
– Но, Карл, – возразила Беа, – у нас нет лидеров. Решения принимаем мы все. Вместе.
Карл хихикнул. Это был мальчишеский смешок, специально для того, чтобы она почувствовала себя глупо, и он сработал.
– А тебе не кажется, что кое-кто влияет на решения в свою пользу? Они получают то, чего хотят, и называют это консенсусом. И никто ничего не замечает. Вот они-то и есть лидеры.
– Видимо, один из этих людей – ты.
– Конечно.
Она кивнула.
– А еще один, по-моему, – ты.
– Ошибаешься.
– Может быть. А может, и нет. Так или иначе, это лидерство в скрытном стиле не может продолжаться вечно. И вот что я тебе скажу: если мозги у тебя варят, ты согласишься, что мы должны быть командой – ты и я. А не так, как сейчас. – В последних словах послышался легкий оттенок скорби и горечи. И раздражения. Он положил ладонь ей на плечо, и она поморщилась – от его прикосновения, от самой мысли о том, что он видит их вместе, не важно, где и в чем. – Ты понимаешь, о чем речь?
– Не совсем, – она уклонилась. Но пространство перед ее глазами запульсировало, взгляд стал блуждающим, темный горизонт превратился в пустоту.
– Не прикидывайся, – предостерег он. – Это ниже твоего достоинства.
Резким движением он взял ее за подбородок и вынудил застыть смирно. Сглотнуть было трудно – из-за его пальцев на челюсти и горле.
– Когда-нибудь я тебе понадоблюсь, – спокойно произнес он. – Я. Не Хуан. Не Дебра. – Он сделал паузу. – Не Глен. Тебе буду нужен я. Ты захочешь меня. И я буду рядом для тебя.
Потом он убрал руку, Беа услышала, что он отошел, но по-прежнему чувствовала его в напряжении между лопатками. Думала, что слышит его дыхание, его шаги, ломающие соленую корку на плайе, ощущала его взгляд на себе. Она обернулась. Он стоял у самого лагеря лицом к ней. Позади него она заметила Вэл – она тоже наблюдала. А из-за Вэл, точно спрятавшись за материнской юбкой, выглядывала Агнес.
Беа отвернулась к темной дороге.
Всего за одну ночь ситуация, которая казалась незатейливой, стала запутанной и ошеломляющей. Впервые Беа не знала точно, кому что известно или кто как относится к ней, и это ее пугало. Люди, вместе с которыми она вела настолько приземленную жизнь так долго, казались совершенно чужими. Ей не нравились сдвиги в отношениях между ними. Но, как она догадывалась, они продолжались уже некоторое время. От этого ей казалось, что она не справляется, и благодаря этому она поняла, насколько пристально держала все под контролем с самого прибытия. С ней считались, за ней шли, а она этого даже не замечала. Не замечала потому, что ей было все равно. А почему все равно? Может, потому что сам по себе эксперимент ее нисколько не интересовал. А это была игра. Вызвавшая у нее желание исчезнуть, перестроиться, выяснить, в чем заключается ее роль здесь. Но при мысли о том, чтобы уйти одной, ее затрясло от страха.
Значит, возьми с собой Агнес и Глена, думала она. Растолкай их среди ночи, улизните все вместе назад к Посту, обратно в Город. Снова ведите прежнюю жизнь со всем ее риском. Но нет, эти фантазии закончились, не успев начаться. Они ни за что не уйдут. В горле встал ком, дыхание остановилось.
Не то чтобы она не понимала, что за человек на самом деле Карл. Но, столкнувшись с этим пониманием сейчас, она учуяла гниль и желчь. И принялась собирать холодный страх глубоко внутри, удерживать его там, спрессовывать, пока он не стал твердым и плотным, не сделался новой частью ее самой.
Луна описывала дугу, двигаясь к гряде, поэтому предгорья на всю глубину и обращенные к ним склоны гряды были освещены. Красиво, думала Беа. Горы были высокими, настоящими горами с гордыми и зубчатыми очертаниями хребта. По предположениям Беа, самая высокая точка гряды поднималась на милю над ними. С началом подъема выяснится, насколько многоярусны и высоки местные предгорья. За день Беа не заметила никакого перепада высот, при дневном освещении местность выглядела совершенно плоской. Но теперь она поняла, что придется, возможно, пройти долгие мили, прежде чем начнется заключительный крутой подъем к вершине. Взбираться на горы предстояло еще до гряды.
Больше она не слышала машин и не видела фар. Без них гряда стала исполинской. Сразу же начала восприниматься как дурное предзнаменование. Теперь, когда Беа понимала, насколько обширно все вокруг. Приблизились ли они вообще к Посту? У нее затряслись ноги. Она чувствовала себя вымотанной и сломленной. И задумалась, замерзнет ли насмерть, если уснет прямо здесь. В сердце вселился такой ужас, что она сомневалась, что ноги подчинятся ей и донесут до лагеря.
За спиной послышалось «пссс».
– Эй, божья коровка! – Это был Глен. Он подошел и накинул ей на плечи шкуру. Только тогда она поняла, как сильно продрогла. – Божья коровка, – тихо повторил он нараспев и покачал ее, обняв вместе с накинутой шкурой. – Кажется, божьи коровки не любят холод, – прошептал он ей на ухо.
Дрожь утихла, шкура согрела Беа. Она осознала, что стоит в объятиях Глена. У нее подогнулись колени, ходуном заходили под ней.
– Хочешь в постель?
Она кивнула, чувствуя, как в уголках глаз выступают слезы.
– Помочь тебе?
Она кивнула опять. Казалось, она получила прощение.
– Отнеси меня домой, – сказала она, и он подхватил ее на руки и понес к их постели.
Водитель посигналил, пока машина медленно катилась мимо. Ладонь в центр руля, один длинный гудок. И помахал средним пальцем другой руки. Колеса вертелись, взметая остатки редкого дождя, скопившиеся в выбоинах асфальта. Машина проехала, обжигая им ноздри отработанным газом. Дети закашлялись, как в Городе, когда засыпали, уткнувшись носом в подушку.
Община проснулась в лужах: иссохшая земля не привыкла впитывать влагу. Они уже не помнили, когда в прошлый раз попадали под дождь, и разозлились, что он застал их спящими, так что им не удалось ни набрать дождевой воды, ни помыться под ней. Да еще их постели промокли. И одежда прилипла к грязному телу.
По проезжей части они брели потому, что обочины развезло, как и плайю. «Машина, – перекликались они по цепочке, – машина, машина, машина». А потом шлепали по грязной обочине, пока дорога не освобождалась.
Тучи нависали в небе, как комья грязной ваты. Примерно через час после начала дневного перехода снова зарядил дождь.