– Вот ведь, – воскликнул он, снова хохотнул и повторил: – Бумажной работой!
Беа сказала:
– Ага, наверное, всем приходится заниматься ей. Нам – бумажками, вам – разрешениями на поездку.
– А то, – с легким сожалением отозвался водила.
– Столько правил, которым надо следовать, – продолжала она, явно наслаждаясь этим разговором с обывателем.
– Для всех, кроме Смотрителей, – подтвердил водила и невесело засмеялся.
– Да уж прямо. Уверена, правила есть и у них, – сказала Беа. – У всех есть правила.
О том, что Смотрители следуют правилам, она знала наверняка, потому что со Смотрителем Бобом ее сблизила общая заинтересованность в соблюдении этих самых правил.
– Далеко не у всех и уж точно не у Смотрителей, – теперь уже серьезно заявил водила. – Нет, Смотрители могут делать почти все, что хотят, когда хотят и где хотят. Они здесь за главных.
Сожаление пронзило Беа. Как Глена угораздило оказаться таким старым? Будь он ровесником Карла, возможно, узнал бы о Смотрителях пораньше. Карла они к себе не взяли, потому что он сволочь, но разве не таких, как Глен, они ищут? Будь Глен Смотрителем, Агнес не заболела бы. Они могли бы поселиться здесь, в настоящем доме. Дом. Она вздохнула и поняла, что в самом деле скучает по своей кровати. Как нелепо скучать по ней теперь, после пяти – шести? семи? – лет, подумала она. И перевела взгляд на Глена. Он засмотрелся в небо с легкой довольной улыбкой на лице. Разумеется, будь Глен Смотрителем, они бы не встретились. Если бы она вышла за Смотрителя, у нее не родилась бы Агнес. У нее появились бы другие дети. Беа посмотрела на Карла и увидела, что он слушал ее разговор с водилой. Челюсти Карла были сжаты, лицо наливалось жарким багрянцем. Беа знала, о чем он думает. Жизнь без правил опять улизнула от него, потому что он как-то недопонимал, что люди, которые следят за соблюдением правил, не обязаны следовать им. Это уж слишком. Трагедия, да и только.
Беа со стоном улеглась на дощатое дно платформы. От тряской дороги и содроганий грузовика ее затошнило.
Под слоем копоти и грязи на досках платформы она разглядела следы лиловой краски, которая что-то означала, возможно, нечто важное, касающееся грузовика. Или то, что было важным годы назад. Или вообще ничего.
Агнес обернулась к ней с влажными глазами. Потрогала дно платформы.
– Красота – правда, мама? – спросила она.
Под взглядом Беа Агнес лизнула ржавый металл борта грузовика, всесторонне исследуя его. Беа вспомнилось, как Агнес гонялась за кроликами или лазала по деревьям, когда они попадались им. Конечно, ведь она больше не больна. Беда заключалась не в этом. А в том, что в Городе ей было нечего делать. Школы представляли собой центры подготовки к работе, пустующие места на которой требовалось заполнить. На крышах не было тропинок, цветочных клумб, овощных грядок – их место занимали водосборные баки, солнечные батареи, вышки сотовой связи и колючая проволока, чтобы все это охранять. Никто не бывал под открытым небом, разве только когда переходил из одного здания в другое. В нескольких кварталах от их жилого корпуса росло дерево, обнесенное оградой, чтобы к нему никто не прикасался. Каким-то чудом оно все еще ухитрялось цвести каждую весну, и люди приходили отовсюду посмотреть на его розовые цветы как из тонкой папиросной бумаги. А когда лепестки опадали, толпа теснилась у самой ограды, стараясь поймать те, что переносил через ограду ветер. Остальные увядали вокруг ствола. Это дерево было одним из десяти оставшихся в Городе. Беа посчастливилось жить рядом с ним.
Водила рассказывал про какие-то здания.
– Новые здания. Все до единого только что построенные. Это новый Пост вместо старого, который не работает.
– А почему не работает? – спросил Глен, вечный искатель знаний.
На его вопрос водила не ответил.
– Там, на Посту, есть горячие источники. Старые ковбои выстроили над ними хибарку, вот так и аукнулось.
– Какие старые ковбои?
Водила разошелся.
– Иной раз слишком уж там жарко. Будто хлынуло потоком что-то жуткое снизу. Тогда туда прямо не войти. Кожу прожигает. Но я-то надеюсь чуток погреться. А то у меня спина. И это сиденье.
– А как узнать, когда слишком жарко? – спросила Дебра.
– Так бросить туда кусок мяса, – сказал водила.
Доктор Гарольд толкнул локтем Дебру.
– Мы так и делали, – сценически громким шепотом объявил он группе, будто они не знали. Дебра отвернулась, не ответив.
– Там правда здорово, – сказал водила про Пост. – Вам понравится.
Когда они достигли верхней точки подъема, который до того момента не замечали, впереди показался Нижний Пост. А за ним – приграничный хребет со скалистой поверхностью, вид которой, казалось, невозможно подделать. Повсюду вокруг грузовика ковром расстилалась полынь. Плайя наконец осталась позади.
Грузовик несся вниз по дороге, скорость ощущалась отчетливее теперь, когда впереди появился визуальный ориентир, чтобы ее измерить. Пост казался большим, но выглядел карликом по сравнению с тем, что его окружало: с обширными просторами земли, с бескрайним небом, с горбатыми плечами приграничного хребта. Однако, в отличие от них, Нижний Пост был рукотворным, поэтому казался Беа превосходящим размерами все вокруг.
И, конечно, там было безлюдно.
– Праздничные выходные, не забывайте, – сказал водила, переключая передачи и сбрасывая скорость, чтобы въехать на пустую стоянку. – Да еще длинные. До понедельника не откроются.
– А сегодня какой день?
– Четверг. Конец дня. Сами знаете, что это значит. – Эти слова он произнес нараспев, выбираясь из кабины и набрасывая на шею полотенце. – Пора купаться, – снова пропел он и потрусил к строению чуть в стороне от компактной горстки зданий Поста. Металлическая крыша строения подрагивала на фоне горизонта, пар преображал ее у них на виду.
Из грузовика они вылезали так же неуклюже, как забирались в него – задом, зависнув в воздухе и болтая ногами, неловко сбрасывая с себя тяжелую ношу. Отделались ушибленными пальцами и парой разбитых яиц куропатки.
Этот Пост был обитаемой версией того, который они недавно миновали. Крепкие и целые строения недавно покрасили. Металлические крыши блестели – новые, без ржавчины, темно-синие. Из гофрированных листов. Карл подбросил вверх камень, тот гулко и звонко лязгнул о крышу, проскользил вниз по скату и упал прямо в руку Карла. Он перебросил камень Брату. Дети азартно подхватили новую игру.
Взрослые бродили среди зданий.
Дебра присвистнула.
– Охренеть, какой большой Пост.
Три здания побольше прятались за главными, стоящими полукругом. И выглядели так же, с тем же расположением окон – на одних висели тканевые занавески с сохранившимися складками, в другие были вставлены матовые стекла. В одном окне мигала лампа дневного света. Скорее всего, это были спальные бараки или казармы.
Внутренний круг зданий имел официальный вид и такие же таблички. «Офис», «Гараж», «Конюшня», «Арсенал». Арсенал? Беа задумалась.
Если не считать беспорядочно мигающей лампы – видимо, в туалете спального барака, – Пост прятался в тени, которая сгущалась по мере того, как садилось солнце. Даже теперь, после стольких лет в Дебрях, наступление темноты по-прежнему заставало Беа врасплох. Дни неизменно создавали ощущение, будто они не кончатся никогда. Небо было слишком безбрежным и залитым светом вплоть до самого последнего момента. Порой казалось, что солнце гаснет так же внезапно, как выключенная лампа. Но еще давно, в первый год, она заметила, что на приближение ночного времени намекают облака, если они в тот день есть на небе. Когда приходило время, снизу облака чернели. Они отражали потемневший мир снизу от них еще до того, как Беа успевала осознать наступление темноты. Облака изобличали то, что все остальное отказывалось признавать. Сами облака были предостережением: «Разведи костер и затаись. Ночь пришла». Низ облаков над головой Беа был черным, как уголь.
Распаковали шкуры, брезент и все остальное, на чем спали. Некоторые отправились за растопкой, хотя территория Поста была настолько тщательно ухоженной, что за сухой полынью пришлось выйти за ее пределы.
Карл и Вэл развели костер, который дымил, шипел и с треском поглощал сухие ветки, превращая их в пепел. От него пахло всем, что стало их жизнью. Под жарким солнцем или у костра в ночную стужу в их мире полынь преследовала их неотвязно.
Доставая утварь и съестные припасы, они услышали, как завелся грузовик и зашуршали шины. Купание водилы закончилось, теперь и он пополнил список тех, с кем они больше никогда не увидятся. Они долго смотрели, как красные задние фонари удаляются, уменьшаясь до размера булавочной головки, потом исчезают. Оглядели дорогу, высматривая на горизонте еще фары, но их не было. Весь транспорт исчез. Начались праздники, и они рассудили, что никто здесь не появится до воскресенья. Беа посчитала на пальцах, впервые за годы называя дни недели вслух, как иностранные слова. Четыре дня. С тоской поглядывая на здания, она заметила, что жизнь в пустыне уже состарила их. В этом затерянном мире все выглядело тоскливо, а все, что выглядело тоскливо, казалось обветшалым.
– Завтра поохотимся, – сказал Карл. – И задержимся, пока не обработаем добычу. К тому времени поймем, какого хера мы здесь.
Они приготовили желудевые лепешки и раздали понемногу мяса. Ночь пока еще была безлунная, и если бы они не сидели у самого костра, в темноте не видели бы даже на расстоянии собственной руки. Слышно было, как вдалеке в ночи лошади фыркают сквозь вздрагивающие губы. «Возможно, это лошади на конюшне», – подумала Беа, прислушиваясь, как они тихо хрустят травой и с шорохом трутся шеями друг о друга. Она заметила, что с наступлением темноты Община притихла. Они убрали после ужина. Улеглись. Молчание было гнетущим, будто они дулись и отходили после ссоры.
Утром в коррале между зданиями обнаружились две лошади; Общину они окинули высокомерными взглядами. Охотники ушли еще на рассвете, остальные робко заглянули в исходящую паром хибару, надеясь искупаться. Она и вправду казалась старой. Строение из давнего прошлого, каким-то чудом сохранившееся при рекультивации, восстановлении дикой природы на этих землях.