нинам в кожах и скорлупе орехов, к природной пище. Но если у остальных Новоприбывших к этому моменту руки, как и следовало ожидать, покрылись мозолями, то у Фрэнка они были по-прежнему изранены. Он трудился не так старательно, как все, хотя всегда был вроде бы занят каким-нибудь делом. Впрочем, к нему прислушивался Карл, а это кое-что значило.
Агнес заметила, что мама Патти недовольна тем, сколько времени Патти проводит с Селестой. А еще – тем, как много времени Фрэнк проводит с Карлом. Мама Патти отвлекалась какой-нибудь работой в лагере. Старалась заниматься делом, чтобы скрыть, что ей одиноко, скучно и что ее не покидает чувство, будто ею пренебрегают. Агнес видела, что Ховен и Долорес общаются с Джейком чаще, чем со своей матерью Линдой, которая тоже почти все свободное время проводила с Карлом, если тот не был занят с Вэл или Фрэнком. Или с Хэлен, отметила Агнес. Ее мать потратила уйму времени, наблюдая за Карлом. За Карлом с его седеющими висками – их Агнес прежде не замечала. Только теперь она увидела, что Дебра скрывает легкую хромоту. Агнес чувствовала себя глупо, потому что раньше упускала все это из виду.
Она обратила внимание на то, что Вэл носит мешковатую куртку Карла, сшитую из оленьей кожи, будто прячет – или оберегает – живот. Так она делала всякий раз, когда надеялась, что забеременела, а это случалось часто. Ей страстно хотелось ребенка. Но у нее только что прошли месячные. В тесном соседстве Общины скрыть такие подробности частной жизни было невозможно. Агнес посочувствовала Вэл, опасаясь, что та до последнего вздоха будет недовольна, если не исполнится ее заветное желание.
В куртке Карла Вэл казалась миниатюрной, хотя на самом деле выглядела здоровой, почти пухленькой. И тут Агнес бросилось в глаза, насколько похудели остальные Оригиналисты. Новоприбывшие выглядели так, словно частично сохранили городской жирок. Карл и Вэл казались крепкими и здоровыми. Но остальные Оригиналисты отощали, стали похожи на тени прежних членов Общины. И самым чахлым среди них был Глен.
Агнес смотрела, как ее мать наблюдает за Гленом, и у нее разрывалось сердце. Только теперь она увидела, что Новоприбывшие стараются избегать Глена, когда он приплетается в лагерь за едой и с безмятежным выражением лица ждет своей порции, стоя в очереди. Его ноги неестественно изогнулись, спина сгорбилась, торчали ребра. Все перечисленное встречалось и у других, все это Агнес видела и прежде. Но что она заметила впервые и, как она знала наверняка, заметила ее мать, – как он спотыкается. Ноги все чаще подводили его. Походка стала неувереннее, чем у Новоприбывших, непривычных к камням и корням, которыми земля в природе отличается от гладких бетонных полов и выровненных улиц Города. Разница была значительна. Ноги Глена, казалось, позабыли, как устроена земля. Изъян принадлежал к числу тех, избавиться от которого будет непросто.
Тем вечером Беа присоединилась к Общине, собравшейся вокруг костра после ужина. В такие моменты у каждого появлялась возможность расслабиться. Именно тогда рассказывали истории или делились воспоминаниями. Беа знала об этой традиции. Понимала, что у многих есть к ней вопросы. Агнес считала, что именно поэтому мать избегала появляться у костра так долго, как только могла. После ее возвращения прошло уже три дня. Когда Беа села, вокруг поднялся шепот. Карл объявил: «Пришла наша рассказчица». Кое-кто даже зааплодировал. При свете костра было видно, как зарделась Беа, усаживаясь поудобнее. Она говорила негромко, и Община придвинулась ближе.
До Города она добиралась на четырех грузовиках и грузовом самолете. Первым делом она приняла душ и мылась, пока не израсходовала всю суточную норму воды. Потом, спустя двадцать четыре часа, она приняла душ еще раз – и опять потратила всю норму. Потом объедалась спагетти и картофельными чипсами. Потом несколько дней ее тошнило. А потом еще несколько дней она не решалась выйти из здания. Город был шумным и ярким, солнце бликовало на каждой поверхности. Задернув все шторы, она несколько дней не вылезала из постели, свернувшись клубочком. Сидящие вокруг костра прикрыли глаза, представляя, как и они сделали бы то же самое. А когда наконец она собралась с духом, то вышла и занялась кое-какими делами, объяснила она, поморщившись при этом воспоминании, и Агнес поняла, что эти дела были связаны с бабой. А потом, сказала Беа, она просто осматривалась.
– И что же ты видела? – спросили ее.
– Видела несколько прекрасных закатов – из-за смога. Смога стало больше, чем раньше. А здания – выше, хотя я думала, это невозможно, и закаты так красиво отражаются в их стали и стекле.
– А еще что?
– В продаже столько разных овощей, такие яркие цвета. Я могла бы вечно стоять и глазеть на них.
– А что ты ела?
– Ну… – Она смущенно помедлила. – Очереди были неимоверно длинными, и зачастую к тому времени, как я доходила до прилавка, почти весь свежий товар уже успевали разобрать. Выходить надо было с самого утра. Так что я в основном ела картошку и зеленый перец. – Она заметила, что все разочарованы. – Но несколько раз я исхитрилась купить немного красивых на вид фруктов и зелени. – Она сама оживилась.
– И?..
– Они были хороши. – Взгляды со всех сторон так и подстрекали ее продолжать. – С виду идеальны. – Она покачала головой. – Но не такие, какими запомнились мне. Цвета красивые, а вкуса маловато. По сравнению с ними здешний дикий лук изумителен.
Слушатели неловко заерзали.
– Ну, а что еще ты видела? – Вопрос Дебры прозвучал резковато.
– Я ходила в магазин, где продают кухонную утварь, и все кастрюли и сковородки там были такими симпатичными и чистенькими.
Они ждали.
– И?..
Она задумалась, ее молчание никто не спешил прервать.
– Честно говоря, – снова начала она уже не таким бодрым тоном, – я видела в основном всякие ужасы.
Новоприбывшие закивали. Оригиналисты спросили:
– Другие ужасы? Или те же, что и раньше?
– Те же, только хуже.
Она рассказала, что мусора на улицах стало больше. И что смог теперь висит низко, как туман, так что приходится идти сквозь него. О длинных очередях, змеящихся по улице у каждого магазина. О драках, вспыхивающих из-за какой-нибудь брокколи.
Рассказала, что в уже существующие здания вселяют все больше и больше людей, потому что новые строить негде.
– Вдобавок песка для бетона уже не осталось.
– Что?
Беа пожала плечами.
– Слушайте, я правда не знаю. Просто слышала, и все.
На ее этаже в каждой квартире теперь, похоже, живет не одна семья, а несколько. Но, несмотря на все это, добавила она, несколько детей в их доме уже умерло. И она перевела на Агнес взгляд увлажнившихся глаз. У Агнес дрогнуло сердце, она попыталась вспомнить имена своих друзей. Глен же запомнил их – почему же она не смогла? Теперь они уже мертвы. А она нет.
Беа сказала, что гораздо больше народу теперь живет на улице, но куда деваются все эти люди после начала комендантского часа, она не знала.
– Под землю, – будничным тоном объяснил Фрэнк.
Мама Патти шлепнула его.
– Пусть она говорит, – велела она. Мама Патти будто захмелела, слушая Беа. Словно втайне она обожала Город со всеми его пороками.
– У самой границы Города есть лагеря. Кажется, они уезжают туда. Но как они пробираются через пропускные пункты – понятия не имею.
Фрэнк шепнул «под землей» одной стороной губ, дальней от жены.
– А деревья, та горстка уцелевших деревьев, рассеянных по всему Городу и обнесенных оградами? Все погибли. Кто-то взорвал их все до единого. Какая-то контркультурная группа.
Новоприбывшие опять закивали.
– Банды, – беззвучно выговорил Фрэнк.
– Насилие повсюду, а не только в некоторых районах. На улице мне постоянно было страшно. Тебе в дверь звонят, а открывать нельзя. Небезопасно.
Новоприбывшие закивали и на это. Похоже, все перечисленное было им знакомо. Беа повидала в Городе то, что оставили там они. Мало из того, что она рассказывала, было им в новинку, но все же они, казалось, надеялись услышать что-то другое.
Беа погрузилась в молчание, и лица у всех, особенно у Оригиналистов, стали разочарованными. Не на такие новые истории о Городе они рассчитывали.
Не так давно, вспомнила Агнес, у костра рассказывали про ее мать. В этих историях ее называли Дезертиршей. Фантазировали, как могла сложиться ее жизнь. Эти истории называли Балладами, в них случались совершенно невероятные повороты, как и во многих других. В финале некоторых Баллад она возглавляла новую Администрацию и велела снести все здания в Городе, вот только оставалось неизвестным, где после этого будут жить люди. Но для ответов на такие вопросы истории у костра не предназначались. Недавно, после сезона, проведенного в горах, Хуан рассказал Балладу, в конце которой Беа открывала границы штата Дебри, чтобы и другие могли попасть туда.
– Но мы же этого не хотим, – возразила мама Патти. – Разве не так?
Все переглянулись поверх костра и замотали головами. Никто не хотел, чтобы здесь прибыло людей. Особую неприязнь эта мысль вызывала у Новоприбывших.
– Если впустить сюда еще людей, скоро здесь будет как в Городе, – заявил Фрэнк.
Тогда Линда взялась продолжать рассказ, и Беа благополучно вернулась в Город, где на окраине нашла убежище крыс и стала предводителем их банды. Она вышла замуж, снова забеременела и на этот раз родила выводок крыс с человеческими руками. Вместе со своей крысиной бандой она возглавила Сопротивление, чтобы свергнуть Администрацию.
– А что такое «Администрация»? – спросил Кедровая Шишка. Никто ему не ответил.
Поначалу, когда отсутствие матери еще было свежим в памяти и мучительным, Агнес ненавидела эти рассказы. Первые из них она не слушала. Но со временем втянулась, пыталась внести в рассказы свою лепту и поняла, что ей нечего добавить. Оказалось, она не в состоянии представить, чем занята в Городе ее мать. Он должен был измениться. Ее мать наверняка изменилась. Поэтому казалось немыслимым, что мать в самом деле там.